Истории пестрых народов Урала и Зауралья. В поисках связующих нитей. 140-летию П. П. Бажова посвящается - Михаил Прокопьевич Ермаков

тщетной попытке спасти жизнь осужденный молил Сталина о помиловании, но прошение было отклонено. 15 марта 1938 года Генрих Григорьевич Ягода был казнен в Лубянской тюрьме. Причиной смерти, очевидно, стало пулевое ранение.

В посмертной реабилитации Ягоде было отказано – Верховный Суд Российской Федерации окончательно постановил это 2 апреля 2015 года. Правозащитники решение поддержали – было бы странно реабилитировать человека, на чьей совести инициация процесса репрессий. (О личной жизни можно подробнее прочитать в Интернете, примеч. – Е. М.).

С сентября 1936 г. наркомом внутренних дел стал Н.И. Ежов (см. рис. 10.2), который с бешеной энергией преследовал «врагов народа».

Краткая биографическая справка

К 1936 году положение в стране прочно контролировалось Сталиным, однако у вождя не было полной уверенности в том, что его главенствующая позиция закреплена окончательно. Поэтому нужно было срочно делать то, что могло установить абсолютную власть, например, ускорить тезис классовой борьбы. Начальник НКВД Николай Иванович Ежов вмиг обзавёлся прозвищем «Кровавый комиссар», потому что с его легкой руки многие люди были обречены на погибель.

Рис. 10.2. Николай Иванович Ежов (1 мая 1895-4 февраля 1940). Фото, Википедия.

О размахе репрессий при нём свидетельствует пик количества осужденных в 1937 году. В этом же году ЦК ВКП(б) разрешил применение мер физического воздействия в практике НКВД.

В мае 1917 года Ежов получил партийный билет РКП(б). О дальнейшей революционной деятельности наркома биографам ничего почти не известно. Через два года после Октябрьской революции Николай Иванович был призван в Красную Армию, где служил на базе радиоформирования переписчиком.

Во время службы Ежов проявил себя активистом и быстро поднялся по служебной лестнице: уже через полгода он дослужился до комиссара радиошколы. Прежде чем стать Кровавым комиссаром, Ежов прошёл путь от секретаря обкома до заведующего орграспредотделом ЦК ВКП(б).

Зимой 1925 года Ежов познакомился с партийным аппаратчиком Иваном Москвиным, который в 1927-ом пригласил его к себе в отдел инструктором. Иван Михайлович дал положительную характеристику своему подчинённому.

И вправду, Ежов обладал феноменальной памятью, и высказанные пожелания руководства никогда не оставались незамеченными. Николай Иванович подчинялся беспрекословно, но у него был существенный недостаток – политик не умел останавливаться.

В ноябре 1930 года Н. Ежов познакомился со своим хозяином – Иосифом Виссарионовичем Сталиным.

До 1934-го Николай Иванович заведовал орграспредотделом, а в 1933–1934 годах Ежов входил в Центральную комиссию ВКП(б) по «чистке» партии. Также пребывал на должностях председателя КПК и секретаря ЦК ВКП(б). В 1934–1935 годах политик с подачи Сталина участвовал в деле об убийстве Кирова. Сталин не случайно послал товарища Ежова в Ленинград разбираться в истории гибели Сергея Мироновича, потому что товарищу Ягоде уже не доверял.

Смерть Кирова была поводом, которым воспользовались Николай Ежов и руководство: он, не имея никаких доказательств, объявил преступниками Зиновьева и Каменева. Это дало толчок «Кировскому потоку» – репетиции масштабных сталинских репрессий.

Дело в том, что после случившегося с Сергеем Мироновичем правительство объявило об «окончательном искоренении всех врагов рабочего класса», из-за чего последовали массовые политические аресты.

Ежов сработал так, как и нужно было вождю. Поэтому неудивительно, что 25 сентября 1936 года, находясь в отпуске в Сочи, Жданов и Сталин отправили в ЦК срочную телеграмму с просьбой назначить Ежова на пост наркома внутренних дел.

Здесь маленький рост Николая Ежова пришёлся кстати, ведь Сталин окружал себя людьми, на которых можно было смотреть свысока. Если верить журналу записей посетителей, то Ежов появлялся в кабинете генсека каждый день, и по частоте заходов его опережал только Вячеслав Молотов.

По слухам, Николай Иванович приносил в кабинет Сталина списки людей, обреченных на погибель, и вождь ставил галочки только напротив знакомых фамилий. Следовательно, смерти сотен и десятков тысяч людей были на совести наркома Ежова.

Известно, что за расстрелом Зиновьева и Каменева Николай Иванович наблюдал лично. И далее он вытащил пули из трупов, которые подписал фамилиями убитых и хранил их на своем столе в качестве трофея.

На 1937–1938 годы пришёлся вошедший в историю так называемый «Большой террор» – то время, когда сталинские репрессии достигли своего апогея. Также это время называют «ежовщиной» благодаря «стахановской работе» наркома, сменившего Генриха Ягоду.

Под расстрелы попадали сторонники Троцкого, Каменева и Зиновьева, а также «социально-вредные элементы» и уголовники, а вот доносы, вопреки распространенному мнению, не играли большой роли. Также были распространены пытки, в которых нарком участвовал лично.

Рис. 10.3. Уголовное дело против Н.И. Ежова. Фото из архива НКВД. Фото, Интернет.

Смерти Николая Ивановича предшествовала опала: после того как донос (якобы он готовил государственный переворот) на наркома обсуждался правительством, Николай Иванович попросил об отставке, виня себя в том, что «почистил» недостаточное количество чекистов, всего лишь 14 тысяч человек.

В ходе допроса Ежов был избит чуть ли не до смерти. Николая Ивановича арестовали Георгий Маленков и Лаврентий Берия.

«У меня есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять, и я о них скажу после, но тех преступлений, которые мне вменены обвинительным заключением по моему делу, я не совершал и в них не повинен», – говорил Н.И. Ежов в последнем слове на суде.

3 февраля 1940 года Ежов был приговорен к расстрелу. Перед казнью бывший нарком пел «Интернационал» и, по воспоминаниям палача с Лубянки Петра Фролова, плакал. В честь Николая Ивановича называли улицы, города и сёла, сняли документальные фильмы. Правда, имя наркома населённые объекты носили только с 1937 по 1939 годы.

После сталинской статьи «Головокружение от успехов» и расстрела Н.И. Ежова (см. рис. 10.3) начали в СССР сортировать правых и виноватых.

Многим была дана свобода, и ряды высланных людей после 1937 года в Таборинском районе начали редеть. Построенные посёлки перепрофилировали. Оставшиеся ссыльные были все размещены в Е.-Юртах, Чебоксарах, Куренево и Посолка на речке Сарьянка (см. ниже), а Чёш, Ахинка, Озерки пошли под лагеря. Из Большой Кыльи все постройки вывезли. До 1961 года в здании, перевезённом из этой колонии, в Таборах размещался дом культуры, а потом стардом.

Покидая родину, каждая семья раскулаченных старалась взять что-то такое, чтобы напоминало о родных краях. Большинство ссыльных в Таборинском районе были с Кубани. Когда заселяли посёлок Ахинка, раскорчевали 40 гектаров земли. У речки на краю поля кто-то из переселенцев посадил семечки вяза. Это южное широколиственное дерево не только прижилось, но и размножилось. Выросла целая роща. В советские времена эта роща была объявлена заповедным местом, сейчас забыта и посёлок заброшен.

Житель деревни Кошня Чернавский Григорий Павлович, прореживал этот