На службе Отечеству - Александр Алтунин

Теперь нужно уничтожить дот. Фашисты по-прежнему поливают оттуда улицы свинцовым дождем. Были бы у нас дымовые шашки, можно бы попытаться под прикрытием дымовой завесы по-пластунски преодолеть улицу. Я высказал эту мысль Емельянову. Он куда-то скрылся, потом позвал меня во двор. Я вышел и сразу закашлялся от черного дымного смрада.

— Что случилось? Что горит? — забеспокоился я.

— Фрицевские покрышки, — удовлетворенно пояснил Иван Васильевич.

Протерев слезящиеся глаза, я насчитал четыре костра, на которых вовсю чадила резина. Все ясно: Иван Васильевич решил применить их вместо дымовых шашек.

Емельянов махнул бойцам. Те, обмотав руки мокрым тряпьем, покатили горящие покрышки к воротам, с силой вытолкнули их на улицу. Порывы ветра не давали дыму подняться вверх, и он, растекаясь над мостовой, быстро достиг перекрестка.

Фашистские пулеметчики продолжали стрелять наугад.

Я первым пополз по мостовой, почти касаясь ее щекой. Кто-то обогнал меня справа, кто-то испуганно ойкнул позади, но вскоре весь взвод Емельянова уже находился на противоположной стороне. Лишь одного бойца слегка царапнуло пулей.

Навстречу мне вразвалку шел Малышко с юным проводником.

— Товарищ комроты! Задание выполнено…

Что он докладывал дальше, я не уловил. Мое внимание было сосредоточено на его забрызганных кровью шапке, лице и шинели.

— Что с вами, товарищ Малышко? Вы ранены?

— Нет. А что?

— Да вы весь в крови!

Удивленный богатырь провел руками по лицу, взглянул на свои ладони и пошатнулся. Еле успел подхватить его, помог доковылять до стены дома и опуститься на землю. Он виновато улыбнулся:

— С детства не выношу вида крови, меня от нее мутит.

— Петин! Петин! Позвать Петина! — нетерпеливо кричу я, не зная еще, насколько серьезно ранен Малышко.

Переваливаясь по-утиному, подбежал Петин. Молча показываю на Малышко. Санинструктор вытащил из сумки бутыль с какой-то жидкостью, намочил ватный тампон и, сняв с раненого шапку, протер ему лицо. Пока он осторожно ощупывал голову и богатырскую грудь, лицо Малышко опять покрылось капельками крови, видимо сочившейся из многочисленных царапин. Петин начал густо смазывать их йодом и вдруг — взлетел в воздух! Стремительно вскочив, Малышко высоко поднял за шиворот дрыгающего ногами санинструктора и разъяренно рычал:

— Ты что, издеваешься?! С живого шкуру сдираешь?!

— Что ты, что ты, товарищ сержант! — лепетал испуганный Петин. — Это для дезинфекции, чтобы заражения крови не случилось.

Не удержавшись от смеха, с трудом вырываю Петина из рук Малышко и опускаю на землю, после чего ротный эскулап не замедлил скрыться.

Подошедший Митрофан Васильевич удивленно посмотрел на поспешно убегавшего Петина. Я рассказал об "инциденте".

— Ну и герой! — усмехнулся политрук. — А мы его так разрисовали. — Он протянул мне лист бумаги, где довольно умело черным карандашом был набросан рисунок: грозная физиономия сержанта в окне, а в воздухе распластался испуганно вопящий фашист, выброшенный им из окна. И подпись: "Так сержант Малышко расправляется с фашистами. Бей их, распроклятых!" А наверху: "Прочитай и передай товарищу".

— Все правильно, — подтвердил я. — Пусть все посмотрят. Неожиданно во дворе появился лейтенант Соловьев, с которым мы так и не успели отметить его день рождения. Увидев меня, Вениамин крикнул:

— Комбат недоволен твоим топтанием на месте! Седьмая рота обогнала вашу и девятую на целый километр!

Когда я объяснил причину задержки, Соловьев деловито спросил:

— Что намереваешься делать?

— Передай командиру, что взвод Емельянова немедленно будет развивать успех, а я со своим резервом покончу с гарнизоном дота и расчищу путь остальным взводам.

— Ладно, так и доложу комбату! — крикнул начштаба. — Удачи тебе!

Политрук ушел со взводом Емельянова, а я с Малышко и сапером попытался проскочить перекресток, чтобы с тыла подойти к доту. Едва мы высунулись, вокруг зацокали пули. Стало ясно, что, пока мы не выбьем фашистов из комнат, окна которых выходят на перекресток, подойти к доту не удастся. Молча переглянулся с Малышко. Поняв меня, богатырь махнул своему отделению. Разделив его на группы по три человека, он в своей обычной манере, больше жестами, чем словами, указал направление движения каждой группы и стремительно побежал через улицу. Слишком поздно я обнаружил, что Остап ни на шаг не отстает от Малышко. Крикнул, чтобы он вернулся, но мальчуган сделал вид, что не слышит. К счастью, он благополучно проскочил простреливаемую улицу. Скоро в доме поднялась стрельба, послышались взрывы гранат, а потом появился, как всегда, невозмутимый Малышко в сопровождении парнишки и красноармейца. Еще издали подняв свой огромный кулак в популярном довоенном приветствии "Рот Фронт!", он хрипло пробасил:

— Порядок!

— Где остальные? — встревожился я.

— Там, — махнул он рукой в сторону здания, — караулят, чтобы не помешали нам фрицы.

— Ты что же, Остап Миколаич, дисциплину нарушаешь? — стараясь сделать строгое лицо, спросил я сияющего и гордого собой мальчугана.

— Не-е-т, — смутился тот, — не нарушаю.

— Почему не вернулся? Я же приказал.

— Я не слышал… Шум кругом.

— А если честное пионерское?

Бледные щеки Остапа порозовели, потупив взгляд, он схитрил:

— Слышал, но побоялся идти назад: улица ведь простреливалась.

— Ну ладно, — заключил я, — больше не высовывайся, наблюдай через забор и докладывай, если что заметишь. Вот тебе бинокль.

— Есть, наблюдать и не высовываться, товарищ командир! — с готовностью вытянулся Остап, стараясь пошире развернуть узенькие плечи.

Пулеметчики, словно предчувствуя свои последние минуты, беспрерывно строчат. Только с тыла, где вход, амбразуры не было. Воспользовавшись этим, мы бросаемся к доту. Малышко бежит, легко удерживая в одной руке тяжелый заряд взрывчатки, в другой — гранату, у меня наготове две гранаты.

Малышко осторожно кладет взрывчатку под дверь, сапер присоединяет к ней бикфордов шнур. Вот он загорелся, и мы, отбежав на безопасное расстояние, прижимаемся к земле. Раздается взрыв. Бросив в распахнувшуюся дверь гранату, мы с Малышко протискиваемся внутрь дота. Малышко сразу же, пошатываясь, поворачивает назад. Присмотревшись, вижу на полу окровавленные трупы и тоже спешу к выходу.

Нас окружают возбужденные бойцы второго взвода. Кто-то на радостях крикнул:

— Качать командира роты!

И только мой строгий окрик останавливает бойцов. Расступившись, они пропускают старшего сержанта Терешина. Поблескивая озорными карими глазами, он докладывает, что во взводе ранен и отправлен в медпункт боец Чабанов.