Странники - Кира Измайлова

Увы, ничего ценного в пыльном фолианте вычитать не удалось, и я отправилась обратно, на ночное дежурство. Я так скоро ласты склею, без сна и отдыха! Дарвальду, конечно, потяжелее моего приходится, но он мужик, в конце концов, а я хрупкая девушка. Даже вот Терессо меня пожалел, ужином накормил, хотел ночевать на корабле оставить, но я отказалась. Еще не хватало…

Дарвальд, как я и предполагала, выглядел немногим краше Марстена, которому снова поплохело, и с ног валился от усталости, а потому был мною отправлен спать. Когда он попытался сопротивляться, я разозлилась, позвала мою знакомую рожу (звали рожу, кстати, очень мило — Пинтилем) и велела сопроводить господина Тарма до его комнаты. И не выпускать, даже если будет очень проситься, сулить золотые горы или угрожать. Пинтиль понятливо кивнул и изрядным своим животом вытолкал Дарвальда в коридор. На колдовство у Валя сил не оставалось, так что за Пинтиля я была спокойна.

Сегодня Марстен разговаривать настроен не был, к тому же быстро забылся неспокойным сном, а я, стараясь не шуметь, стала расхаживать по комнате, чтобы не заснуть. Взгляд мой упал на кинжал. Вот ведь зловредная железяка! Попался бы мне твой хозяин, а заодно и тот мастер, что тебя сделал!

Все, что мы с Терессо сумели вычитать в книге — Змеиный кинжал, «попробовав» крови жертвы, потом постепенно выпивал ее силы. Ну, об этом мы и сами могли догадаться. Просто убить мага — это никуда не годится, его сила умрет вместе с ним, а вот поживиться как следует — какой дурак откажется!

Степень воздействия кинжала на жертву определял хозяин. То есть кинжал мог поднапрячься и за одну ночь вытянуть все без остатка, а мог делать это долго. Ну, чтобы вроде как незаметно было. Так вот, кинжал служил чем-то вроде аккумулятора, собирал в себя чужую силу, а хозяин потом преспокойненько ею пользовался. Марстен по здешним меркам был магом просто грандиозным, немудрено, что на него польстились! Странно, правда, что не на Дарвальда… Так! А не будет ли он следующим?

Эту мысль я отложила до лучших времен, а сама стала размышлять дальше. Кстати сказать, хозяину придется кинжал забрать, сам он домой не прибежит, и вообще, это чистая случайность, что Дарвальд спугнул наемников, и кинжал остался в ране. Стало быть, можно будет этого типа подстеречь… Надо сказать об этом капитану, пусть придумает что-нибудь! А может, перенести Марстена на корабль? Туда чужакам не так-то просто проникнуть!

Вообще, Терессо предлагал мне оставить кинжал у него, но я не согласилась: пусть лучше эта пакость будет у меня на глазах. Зачем мне это, я и сама не знала, но мне казалось, что так надо. А я своим предчувствиям доверяю.

Задумавшись, я и не заметила, что в комнате светло не только от лунного света, но и оттого, что по полу снова тянется змейка мертвенно-зеленого света. Кинжал снова взялся за работу! На этот раз, правда, «змейка» вела себя, как пьяная, а наткнувшись на зарубку в полу, и вовсе заметалась из стороны в сторону. Нехило мы с мечом эту дрянь вчера приложили-то!

Я покосилась на Драконий меч. Изумруды в его рукояти определенно светились, не то чтобы ярко, но заметно. И этак угрожающе, мол, попробуй только, сунься!

И вот тут меня подстерегала неожиданность: «змейка» раздвоилась! Одна часть ее продолжала бестолково пробираться к Марстену, а вторая направилась ко мне. Я сперва не поняла, с чего мне такая честь, но потом вдруг вспомнила — да я же весь подоконник кровью из порезанной руки заляпала, могло и на кинжал попасть! Стало быть, он и моей крови попробовал, и теперь… А что теперь? Я же не маг!

Рассудив, что в случае чего успею добраться до Драконьего меча, я решила посмотреть, чем кончится дело. «Змейка» добралась до меня — ух, и холодом же от нее тянуло, у меня вмиг ноги замерзли! — коснулась… И тут что-то взорвалось. Ей-ей, впечатление было именно такое, разве что взрыв оказался беззвучным. Но уши у меня заложило основательно, да и алая вспышка была — дай боже! Проморгавшись, я поняла, что никакой «змейки» в комнате не наблюдается, кинжал смирнехонько лежит на подоконнике, и камни в его рукояти не то что не светятся, а даже потускнели. Да и клинок как-то перестал блестеть. И что ж это было?

То ли от недосыпа, то ли от легкой контузии, но в голове у меня что-то перемкнуло, и я поняла то, до чего никогда бы, будучи в здравом уме, не додумалась. Капитан Терессо порезал мне руку Огненным кинжалом, родным братцем Змеиного. Сделал он это исключительно из любви к красивым жестам, — ну не абордажной же саблей кромсать руку девушке над заклятым кладом! — безо всякой задней мысли. (Терессо вообще был склонен обставлять все красиво, я уже заметила.) Как действует Огненный, он понятия не имел, сам признался, и в книге мы тоже ничего не нашли, кроме какой-то невнятицы о «возжигании огня». Но, судя по всему, принцип действия у всех этих железяк одинаковый — им кровь нужна. Черт его знает, на что сейчас годен Огненный кинжал, отведавший моей кровушки! Упадка сил я вроде не чувствую, хотя немудрено бы, с такого устатку… Ну да это мелочи. А вот этот «взрыв»… Сдается мне, произошел конфликт! Огненный успел попробовать моей крови раньше, а потом ко мне сунулся Змеиный. И получил по морде от братца! Ой, мама… все еще больше запуталось! Одно хорошо — зловредная магия Змеиного на меня не действует. Надо бы еще предупредить Валя, чтобы поаккуратнее в ним обращался, а то мало ли…

Убедившись, что кинжал не подает признаков жизни (вот ведь, уже начала думать о нем, как о живом существе!), я присела на край кровати и попробовала подремать. Мне это удалось, хотя лучше бы было наоборот — под утро я едва разогнулась. Нет, надо срочно что-то делать! Иначе меня не какой-нибудь кинжал доконает, а банальный недосып!

Я кое-как разогнулась, постаравшись не разбудить Марстена своими стонами и оханьем, и выгреблась за дверь. Там царила сплошная идиллия: двое охранничков мирно кемарили на лестничной площадке, а Пинтиль с неприступным видом возвышался около двери соседней комнаты. Бдил, чтобы Дарвальд не удрал, надо полагать. Вообще, с виду Пинтиль здорово напоминал джинна из арабских сказок: высоченный, с внушительным животом, в шароварах, красной косынке на голове и здоровенной серьгой в ухе.

— Ну, как ночка прошла? — спросила я, отчаянно зевая.

— Все путём, — прогудел Пинтиль. Он отчего-то проникся ко мне теплыми чувствами. Наверно, еще ни одна такая пигалица не осмеливалась надеть ему на голову поганое ведро, и это внушало Пинтилю некое подобие уважения к моей худосочной персоне. — Выйти ваш приятель, госпожа Юлия, пытался, только я ему не позволил.

— Правильно сделал, — одобрила я. — Еще чего не хватало, ночами по дому шляться, будить всех… А теперь пусти-ка меня, я с ним побеседую!