Вегетация - Алексей Викторович Иванов

в ночном лесу, её, Маринку, пробил ужас. Сейчас он уже развеялся, но что-то внутри ещё содрогалось. Она ведь ничего не знала о радиоактивном лесе, ничего не знала о его мутантах. И херня, что она трахалась с Бродягой. Совсем недавно она не отличала Бродяг от лешаков, не верила в клумбарей, не подозревала о Ведьмах… Не представляла, что лес может вынудить людей блуждать как слепых, что может убить целую бригаду, что может гонять стада чумоходов, как звериные стаи. А ещё он способен вылепить человека заново: способен зарастить раны мертвецу, вдохнуть жизнь в его тело, перекроить облик, вшить пришлую душу. Зачем это надо лесу? Никто не ответит.

Конечно, Митька не был чудовищем… Но и человеком тоже не был. Они, мутанты, все — как чужаки. А она, дебилка, не разобралась сразу… Чужаком для неё стал отец, но он давно опустился, и она не чуяла его лесного нутра. Ясно, что чужаком был Харлей, но он всегда был скотиной, и его лесную суть она считала просто грубостью… А Митька — он умный, культурный, даже добрый… И всё равно чужой. Ему не нужно ничего такого, что нужно ей, Маринке: не нужно удачи, превосходства, восхищения, счастья… Там, в ночном лесу, она увидела в Митьке не чудовище, а чужака, которому не было никакого дела до неё. По-настоящему она была нужна только Серёжке, а не Митьке и не дядь Горе. Хотя Серёжка вёл себя как дурак, а потом вообще упёрся, чтобы доказать ей что-то своё дурацкое…

У спящего Егора Лексеича затрезвонил телефон.

— Фудин? — лёжа, спросил Егор Лексеич. — Ох, бля… Всё, встаю и еду.

Вскоре длинный трёхсоставный харвестер со сложенной на спине рукой вышел из тоннеля, будто сказочный шестиногий дракон из пещеры. Корпуса заблестели на солнце, под гладким ситаллом мощно гудел двигатель, щёлкали механические передачи. Комбайн остановился возле вагонов, и Егор Лексеич молча открыл дверь кабины, приглашая Маринку к себе.

63

Щебёночный завод (I)

Большая машина, плавно изгибаясь, скользила сквозь чащу леса с такой же скоростью, с какой шёл бы человек. Механические ноги ступали вкривь и вкось, задирали вверх колени, порой прижимаясь к выпуклым бокам харвера, внизу трещал и ломался валежник, но в сумме движение получалось мягким, как по волнам, когда качает то вверх-вниз, то вправо-влево. Выбирая дорогу меж стволов, харвер почти не использовал циркулярную пилу: тонкие деревья он сшибал грудью и выворачивал из почвы с корнем. Хвойные и лиственные ветви загораживали обзор и хлестали по кабине: можно было подумать, что лодка пробивается сквозь зелёную штормовую пену или вертолёт летит через зелёные грозовые облака. Егор Лексеич ориентировался по карте. Он не боялся мороков, которые Щука наплодила в лесу, — харвер дойдёт, куда велено.

Маринка стояла рядом, держась за кресло, как стоял Митя, когда бригада пробиралась по Инзеру. Егор Лексеич чувствовал напряжение племянницы.

— Скажи-ка мне, Муха, — рассудительно начал он, — почему это Митрий очутился у Алабая? С какого хера его туда унесло?

— Он Серого спасать хотел, — угрюмо ответила Маринка.

— Откуда же он узнал про Серёжку?

— Я проболталась, — Маринка решила ничего не скрывать.

— Вот оно как… — закряхтел Егор Лексеич.

Выходит, Митрий рванул за Серёжкой… Молодец, конечно… Только это означает, что Муха да и он сам, бригадир Типалов, для Митрия особой цены не имеют. Митрий променял их на брата… И на свои принципы. Предатель он, как и все городские. А вот Серёжка — кремень. Засаду спалил — а куда деваться, если поймали? — но про мотолыгу смолчал… Эх, ему, бригадиру, надо было на Серёжку ставку делать, а не на Митрия… Бродягу он и другого найдёт, а вот с надежными людьми — туго… Хорошо хоть Мухе он не доверился.

— Ты меня пиздец как подвела, Муха, — просто сказал Егор Лексеич.

— Знаю, — тихо согласилась Маринка.

Но ей сейчас на дядь Гору было плевать.

Лес наконец расступился, и перед харвером распахнулась промышленная пустошь — беспорядочное нагромождение целых гор из щебня или глыб. Кое-где эти горы поросли бурьяном и тонкими деревцами. В разных направлениях отвалы были рассечены уже покосившимися эстакадами — конвейерами для подачи камня на дробильные установки. Эстакады, как нити паутины, вели к сортировочным мостам-«грохотам», к тушам дробилок и большим бункерам, оплетённым инженерными конструкциями. Ржавые растопыренные агрегаты столпились возле кирпичного двухэтажного здания с выбитыми окнами. Синело чистое и жаркое небо. Над многоярусной железной путаницей и над безжизненными каменными россыпями чуть дрожал горячий воздух.

Егор Лексеич приметил хорошее место возле мёртвого экскаватора: остов машины заслонял от возможного наблюдателя. Харвер лёг на захрустевшую щебёнку. От кабины, сверху, Егор Лексеич оглядел пустошь в бинокль — так полководец обозревает поле будущей битвы. Потом вытащил телефон.

— Фудин, вы где? — спросил он и выслушал долгий ответ. — Уже недалеко, — сообщил он Маринке, не убирая телефон. — Пойдём-ка вон туда, красавица.

Егор Лексеич зачем-то повесил на плечо автомат.

Друг за другом Егор Лексеич и Маринка выбрались из харвера и, увязая в щебне, взошли на склон ближайшего холма почти к вершине. Здесь Егор Лексеич остановился. Маринка тоже. Впереди, за округлыми макушками отвалов, щетинистыми от бурьяна, она видела воздетые стрелы «грохотов», угловатые кровли бункеров и балки арматуры. А позади неспешно растекались извилистые и ухабистые лощины меж оплывших каменных круч.

По одной из лощин, переваливаясь, катила мотолыга. За ней клубилось облако пыли — куда более обширное, чем можно было ожидать.

Егор Лексеич поднёс к уху телефон.

— Фудин, готовься, — сказал он. — Выскочишь к харверу — сразу сворачивай направо и пиздуй к воротам завода, а чумоходы я на себя приму.

Серая от грязи мотолыга вынырнула из лощины и, как было приказано, тотчас повернула направо, лихо брызнув камнями из-под гусениц. На корме торчали Костик и Калдей. Чумазый Костик помахал Маринке рукой. Маринка поняла, что Костик и Калдей служили приманкой: за мотолыгой вдали ползло стадо чумоходов — неуклюжих и страшных машин с промплощадки Межгорья. Мотолыга привела их на штурм щебёночного завода — крепости Алабая.

У Егора Лексеича зазвонил телефон.

— Алабай наяривает, — посмотрев на экран, сказал Егор Лексеич. — Заметил пыль и занервничал, падла. Всё, отбазарились уже.

Презрительно ухмыляясь, Егор Лексеич сунул телефон в карман. А потом взял автомат поудобнее, переключил его на огонь одиночными, развернулся лицом к Маринке и выстрелил ей в бедро.

Маринку словно подшибло дубиной. Она рухнула на щебень, и её бедро пронзило раскалённым штырём. Маринка схватилась за ногу — ладони окрасило кровью. Глаза у Маринки полыхнули, как тёмные взрывы, но она не закричала.

Егор Лексеич внимательно рассматривал её.

— За проёб положено платить, племяшка.

Маринка ошеломлённо молчала.

— Чумоходы надобно прямо на завод натравить, — пояснил Егор Лексеич, будто смилостивился, — а мотолыга туда подъехать не сумеет. «Спортсмены» ведь тоже не дураки, сожгут её с базук, чтоб не лезла к ним. Требуется другая наживка, юркая. Типа тебя, Муха. Так что отрабатывай. Беги на завод, там твои близнецы-ёбари сидят. А чумоходы за тобой поползут.

— Ты меня ранил… — изумлённо ответила Маринка.

— Малёхо же. Вроде как стреножил тебя. Горные машины медленные.

— Я не побегу! — отказалась Маринка, лишь бы наперекор дяде.

— Побежишь, — заверил Егор Лексеич. — Иначе тебя чумоходы растерзают. Укрыться тебе здесь негде, только на заводе за стенами. В общем, давай, Муха.

Егор Лексеич ещё раз оглядел Маринку, точно механизм, тщательно настроенный им на выполнение задачи, и, покряхтывая, пошёл вниз по склону; из-под башмаков у него потекли потоки щебня. Со странной отрешённостью Маринка поняла, что дядя не зря завёл её на гору: после бегства мотолыги радары чумоходов легко обнаружат её здесь в качестве новой цели. А харвер внизу без усилий поднялся разом на шесть своих ног и тотчас равнодушно пошагал прочь. Маринка осталась одна —