Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях - Михаил Юдсон

— Таки плохо. Ты что же думаешь — твои зубы в обойму влезут? Тут головой надо. Проутюжить Сад!

«Надрались в надир, — понял Иль. — Еще бы — хлещут за оба уха, засранцы. С винцом в груди, ибо кал опорожнен, как писал Савельич кирным барышням в альбом».

Ишь, взбудоражились, побагровели… Складывают пальцы в колечко и суют туда нос. Круговое пьянство. Но говорят, надо сказать насчет речи, культурно — все одновременно, грамотно резонируя, усиливая трепет гвалта:

— Ты на гору — а араз за ногу…

— Да и Гора — цена ей агора!

— Ты пойми, боец… Все пропей, а пропилеи оставь… Храни!

— Та я понял, командир.

Языки, правда, помалу заплетались:

— Роцэ лишьтот?

— Кэн, бэтах… Тьфу, слиха, цэ трэба!

— Лишь тот достоин выпить с закусонью, кто каждый день…

— Нахон, щоправда!

— Эй, розан, аль-цветок, накати огненной воды!

Иль пытался вяло вставить поперек, что хватит, глядь, переливаем из пустого в порожнее — пора уже…

— Замри и ляг! — рявкнул Гедеон. Значительно налил по новой, по полной. Посмотрел стакан на свет — «Сад видно, мочу не пью!» — и выплеснул на пол (тот зашипел недовольно). Слабоватый потому что, не крепкий попался напиток — жидехонек, подбавь гущи, со дна зачерпни!

Начкар сорвал со стены сочный спелый плод, обтер о свою гимнастерку и принялся грызть, брызгая семечками и благословляя Лазаря. Яша тут же по уставу попросил дать откусить, но Гедеон отмахнулся и еще пристукнул Яшу медным наперстком по затылку — вольно! Наперсток именной, дареный, за дело — подавление какое-то… Яша лишь пискнул жалостно. Начкар же, упившись до положения риз, начал поминать Василиска Ассизского (пытался произнести), задрал крючковатый нос, заговорил надменно:

— Всем, кого это касается: кличка, звание, личный номер? Начнем по порядку, с хвоста, с нашего барина… Что значит «брысь»? Упираетесь, Иль Тишайший, скрытничаете? Тогда я вас вычеркиваю и крестиком отмечаю — беспрозванный. Единственный трезвый среди Стражей, что ль? Чего молчишь — глухой, что ли? Ты отключь рот! Чего глаза сомкнул?

«Да чтобы вы не существовали… Вывел! — понял Иль. — Если имеется множество с числом членов (особей) большим либо равным двум, то из них хотя бы одна гнида неизбежно ко мне привяжется. Общая формулка».

— Ладно тебе, Гедеоха, какого ты к нему докопался? Видишь, закемарил, кирюха…

— А чо он, глядь?! Я ж ему покажу, держите меня Семеро…

«Пожалуй, некоторая некорректность определения — привяжется, — решил Иль. — Да, много лучше — докопается».

Гедеон внезапно рванулся под стол — достать из-под ножки книжку «18-й том», чуть все не повалил, но вылез в пыли, раскрыл на загнутой странице и громко зачитал: «Не ешьте никакой падали — лучше продайте чужеземцу, пусть ест ее».

— А смотри выше внизу, там четко сказано, хто есть чужеземец…

Вдруг показалось, что мир качнулся, что что-то лезет из-под пола — огромное, скользкое, жадное, какая-то гнусная масса — вдавливается в Будку из-под земли, как из тюбика. Чужеземец? Иль только вздохнул — хто есть… А эти-то три хтонических чудовища — Марк, Матвей, Яша — им хоть бы хны!

— Пора принять по паре молекул…

— Под «Марш горниста» Хмендельсона!

— Ну, мы будем уже пить или будем глазки строить?

Эх, киклопами пахнет… Мда, натрескались самопляса, окосели, стучат-постукивают колесики-стаканчики — кос-кос! — развеселились без удержу. Выпасу нет! Раскрасить нос, поссать и спать… Привратники Сада! Голова из скорлупы на ногах-корягах! Наигрывают на губных гармошках пронзительно, воют заунывно, всхлюпывая, как «на Горелые Земляны ушел последний караван», выводят тумбаалалаечное «Пусть песок метет, но ребе придет, что любим Им-Им». А уж когда ребята обнажили мечи и грянули боевую «У нас араз задаст лататы» и старинную «Молитесь, гады, чтоб прибрал Господь», Иль понял, что из Будки на сей раз точно не выбраться. Хорошо, Гедеон выручил — в нем вдруг, пошатываясь, очнулось галерное прошлое, он упоенно гаркнул: «Полундра! Койки вязать, свистать всех на молитву! Кортики к бою, ножны не забудь! Живо, салажня, не копайся!» — и, отшвырнув вцепившийся стол, первым бросился на выход, к Жертвеннику.

Жертвенник был сооружен неподалеку от Будки, в тенечке. Расчищенная площадка, в центре — грубо обработанный камень для заклания, а по краям еще двенадцать камней, в два ряда по шесть, схваченных древним замесом «на желтках» яиц роа. Здесь же заранее заготовлена жаровня, и ароматным дымком тянуло.

К Жертвеннику вела посыпанная золой дорожка в форме восьмерки — Тропа Неспешных Шагов. Заковыристо задумано, но поскольку ноги у всех после Будки и так сандалили петли, то правильно несли. Правда, сегодня нахряпались уже сверх распорядка — сразу обнаружилось, что Гедеон на задних лапах, так сказать, стоит, но поступательно не движется. Застыл. Перегорело у него, видно, что-то в организме.

— Смотрите-ка, затих Сруль, — забеспокоился Матвей. — Не наделал ли свойственного? Запаха нет?

— Не, не, заклинило просто. Бери его.

Матвей с Марком подхватили начкара под руки, а Яша, помогая, пихал в спину, и потащили как положено — чтоб ноги волочились по ботве. Уместный путь! «Повело бакланье на закланье, — думал Иль. — Отправить к Генону…»

Он шел со всеми, ощущая, как вращается в утробе пакостное колючее пойло, да и заедки пришлись не ко двору и рвались выйти. С трудом ворочая челюстью, он все же пытался отговорить бражников:

— Э… Ну…

— Не удерживай, — огрызнулся Марк. — Ибо надлежит нам исполнить…

— Да притом он камыш уже, — морщился Матвей. — И жрец, и жертвец. Не жилец!

— Камень этот ему лучше на шею бы, — хлопотал Яша. — Испытанный камень, надежный. Очистительно оно, жерново…

Гедеон взглянул на героев, трудно дышащих вкруг него, и вдруг произнес печально:

— Когда я утерял ключи от врат, то выточил новые, аутентичные, но они иные, лишь жалкое подобие идеала, нельзя дважды войти в одну скважину, и на ушко сказано — не пощажу…

— Иди, иди, адамка кадмон выискался! Старый бакбук! Ты б, начкарик, лучше пил не до затмения рассудка, соблюдал плепорцию…

— А то раскроим тебя от сих до сих — вмиг из Паха мужиком станешь, на одной ножке попрыгаешь! Родословно…

Приближаясь к Жертвеннику, куролеся, перешли на торжественный шаг, стройно запели «Запутался в кустах ицхак». Рассматривая несмываемые пятна на камне-возвышении, Иль с умилением понял истинность расхожего: «Тих, как парх, идущий на заклание». Да, да, когда подходит пора пронырливо явиться на бойню, — слышь, Ведомый! — все послушно стоят в очереди, готовно подставляют горло и даже слизывают кровь предшественника с ножа резника. Иль принял эту последнюю иронию, проникся покорностью неизбежному: когда вызывают к камню — прямо пойдешь…

Соратники разговаривали:

— Наша взяла. А за что мы его?

— За все хорошее.

— Что, Гедеон, гадюха, теперь ты у нас в руках… Будешь знать! А помнишь, как в Будке заставлял «песцовым шагом» вокруг стола маршировать, как по ботве босиком гонял?!

— Кончилась твоя сласть, начкар…

— А как бляху тебе на ремне зубами гнули и обшлагом попеременно начищали? Как Яша у тебя милости просил, а ты его ногой пнул?

— А себя по Баням велел целовать в плечо и бороду, и нестиранную портянку свою — «знамя целого» — требовал лобзать, встав на колено…

Иль морщился — жертвенность, жлобье, мелкие гекатомбные свары, сколько можно. Крики Марка: «Ну, мы будем уже приносить или будем что?» Иль подумал, что всегда думал, что «жарить спирт» — это действительно на полном серьезе поджаривать — изысканно, декадентно, с синим пламенем. Пресыщенность всесожжением овнов и туком откормленного скота… А эти — элементарно нажрались…

Гедеона подвели к жаровне. Он стоял твердо, уставившись вниз, вдыхая дым. Яша дрожащими губами прочитал текст «Брось» («…забвению все прегрешения, и возгорится гнев, и сокрою лик»), остальные пробормотали: «Верно». Яша захлопнул «Устав», поцеловал край книги и сунул ее за пояс. Гедеона отпустили. Он постоял задумчиво, покачнулся и упал рожей в жаровню. Обжегся, видимо, забил ногами. Придержали осторожно. Начкар ворочался, вырывался, обмочился по-большому, пошел дух. Экие у нас метаболизмы слабые, подумал Иль.

— Благоухание, угодное богогосподу, — улыбнулся Матвей.

— Поссы и иссоп смочи! Стрелу корневища! — гоготнул Марк.

— Давайте Будку еще подпалим! — предложил робко Яша. — Чему поклонялися…

— Придет черед, — успокоил Матвей. Он отряхнул руки и удовлетворенно заметил: — А говорил я тебе, Маркушка, что одолеем мы энтого алканавта в конце концов, в итоге, постепенно. А ты спорил! Продул, Маркел нетерпеливый. Два прыжка с тебя…

И Матвей вдруг крикнул:

— Прыгай!