Хроника гнусных времен - Татьяна Устинова

— Ничего не лед, — отвечала невидимая Юлия Витальевна, — как раз хорошо охладилось.

— Да оно не охладилось, оно замерзло! Зося Вацлавна! Зося Вацлавна! Это все шампанское, что у нас есть?

— Когда это кончится? — пробормотал Сергей себе под нос.

— Никогда, — ответила Света за спиной у Кирилла, — приехал наконец!

— Привет, — Кирилл посторонился, пропуская ее. Она шла очень осторожно, в руках у нее был поднос, уставленный разномастными хрустальными фужерами.

— Почему я должна быть официанткой? — спросила Света плаксиво. Ее супербюст был упакован в бежевый атлас и выглядел сногсшибательно. — И вообще все это никому не нужный бред! Сходили бы в ресторан, как все люди!

— Что тут за толпа? — спросила деловитая пожилая женщина, появляясь со стороны гостиной. Она несла большую корзину, и у нее был удивительный фартучек — кружевной, беленький, размером с носовой платок, и такой же воротничок на темном бархатном платье. — Света, ты сейчас все уронишь! Иди на террасу. Сережа, куда ты дел свечи? Через пятнадцать минут выезжать! А вы Кирилл, да? Что-то вы так опоздали!

— Как — через пятнадцать минут? — переспросил Кирилл с ужасом. — Уже через пятнадцать минут?!

— Ну да. У вас есть во что переодеться? И, может, быстро дать вам чаю? За стол еще не скоро. Сережа, найди свечи и возьми у меня корзину. Ее нужно поставить в машину к Диме.

— Хорошо, Зося Вацлавна.

— Так дать чаю?

— Лучше мышьяку, — пробормотал Кирилл, и тут на лестнице показалась Настя.

— Ты с ума сошел! — крикнула она и с середины лестницы кинулась ему на шею. — Я чуть не умерла, пока тебя дождалась!

— Настя, это неприлично, — заявила с порога кухни Юлия Витальевна и опять там скрылась.

— Господи, почему ты в джинсах?

— А что, я должен семьсот километров ехать в смокинге?

— Ты что? Сердишься?

— Нет, — сказал он, приподнял ее за бока и еще раз поцеловал. Зеленые глаза, которые она не закрыла, были совсем близко. — Я что-то волнуюсь, — прошептал он ей на ухо.

— Тебе есть во что переодеться? Светка, не кури тут, иди на террасу! Ты знаешь, Соня продала ожерелье.

— Неужели?

— Ну да. Она сказала, что продаст его первому, кто захочет купить, и не стала торговаться. И продала.

— Она просто дура, — сказала Света громко, — это ужасно, так продешевить! Ей говорили, что оно стоит около ста, а она продала за шестьдесят. Ну? Не дура?

— Светка, замолчи! Кирилл, иди переодевайся! Ты уже давно должен уехать! Где твой костюм?

— В машине. Насть, — сказал он быстро, — мне сначала нужно увидеть Соню. Можно? Или она стоит голая посреди комнаты?

— Зачем сейчас? Господи, ты ее только расстроишь! Мама, подожди, я тебя сама накрашу. Зося Вацлавна, свечи нашли? Кирилл, иди за костюмом. Мы сейчас опоздаем!

— Настя.

Она замолчала на полуслове и уставилась на него.

— Пошли, — велел он и потянул ее к лестнице, — мне нужно поговорить с Соней. Давай-давай. Пошли.

— Слушай, — засмеялась она, — я понимаю, почему твой бизнес процветает. Отвязаться от тебя невозможно.

— Ты очень красивая, — шепнул он, когда они поднялись по лестнице и оказались как бы над эпицентром тайфуна, — я не ожидал, что ты окажешься такой красивой.

— Это что? — спросила она подозрительно. — Комплимент?

На ней было узкое нежно-зеленое платье до пола. Кирилл ничего не понимал в женских платьях, но это было самое выдающееся из всех, что он когда-нибудь видел. И жемчуг на стройной шее был на удивление кстати, и волосы подняты вверх и заколоты как-то необыкновенно, и глаза были как у лесной колдуньи — огромные, зеленые, страшные.

— Что мне делать? — спросил Кирилл жалобно. — Как жить?

Она засмеялась и поцеловала его.

— Хорошо, что я еще губы не накрасила. И не приставай ко мне, я и так нервничаю! — Она стряхнула его руку со своей голой спины и открыла дверь. — Соня, Кирилл приехал! Я его привела. Девочки, здесь все одеты?

— Она меня привела! — пробормотал Кирилл и шагнул в Настину комнату.

Окна были распахнуты, и ветер шевелил лимонные шторы, и везде были цветы, даже на полу за диваном стояла пузатая ваза. На кровати под цветастым пологом валялись какие-то коробки, ленты, свертки в бантах и сверкающей подарочной бумаге. Две незнакомые девицы щебетали у туалетного столика, на котором среди флаконов и тюбиков почему-то оказались туфли — солнце переливалось в пряжках.

Соня неподвижно стояла перед зеркалом и обернулась, когда он вошел.

— Кирилл!

Девицы замолчали. Взметнулись белоснежные пышные юбки, пролетел шлейф, открывая остроносые туфли и белые чулки, задрожал локон, искусно выложенный парикмахером вдоль длинной шеи, и Соня кинулась к нему, и обняла, и прижалась щекой к его майке.

— Как хорошо, что ты приехал!

— Конечно, приехал. Еще бы я не приехал!

— Я же тебе говорила, не надо ее расстраивать, — сказала Настя позади него и шмыгнула носом, — но тебя разве остановишь!

— Сонечка, я привез тебе цветы, — быстро проговорил Кирилл, — я тебя поздравляю. Я так… рад за тебя!

Он оглянулся на Настю, но она не стала ему помогать.

— И я рада, — сказала Соня, оторвалась от него и посмотрела ему в лицо.

Глаза у нее сияли, зубы блестели, кожа была розовой и свежей. Шея у нее неожиданно оказалась длинной, и талия нашлась, и грудь в вырезе белого платья.

— Я хотел тебе сказать… — начал он, снова оглянулся на Настю и замолчал.

— Мы пойдем вниз! — объявила догадливая Настя, — девчонки, пойдемте вниз. Кирилл, нам уезжать скоро, ты не забыл? Ты же еще без костюма!

— Зато мне не надо делать макияж, — пробормотал он.

Ему хотелось, чтобы все побыстрее закончилось. Девицы проследовали к выходу, и у самой двери он поймал Настю за хвост платья и втянул обратно.

— Ты что?

Он вздохнул и захлопнул дверь.

— Я хочу кое-что тебе подарить, — быстро сказал он Соне и полез в портфель, — прямо сейчас, пока ты еще не вышла замуж.

Соня переглянулась с Настей, и Настя переступила ногами и вытянула шею, чтобы посмотреть, что он собирается дарить. Даже по ее носу было видно, как ей любопытно.

Он выудил из портфеля квадратную плоскую коробку. Очень простую бархатную коробку.

— Вот, — сказал он и сунул коробку Соне в руки, — это тебе. Может, ты наденешь?

Соня еще раз взглянула на Настю, потом на Кирилла и осторожно и неумело открыла крышку.

— Господи, — прошептала Настя, — ты ненормальный.

Двадцать один сапфир, двадцать один бриллиант, старая голландская работа. Середина девятнадцатого века, если он правильно запомнил.