Вечный слушатель - Евгений Витковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Американское, тупея разом.
Что выпивка! Поддерживал бы разум
Похожую на розу жизнь мою!
Ложатся долгой чередою строки,
Талантик мой, как вижу, мне не впрок.
Вся жизнь моя - убогий хуторок,
Где дух изнемогает одинокий.
Британцы - хладнокровнейший народ.
Спокойнейший. Подобных в мире нету.
Для них судьба ясна: подбрось монету
И счастье к одному из них придет.
Но я - из той породы португальцев,
Что без работы, Индию открыв,
Остались. Правда, я покуда жив,
Но только смерть - удел таких страдальцев.
А, дьявол побери весь белый свет!
Наскучила и жизнь, и обстановка.
Мне мерзок стал Восток. Он - как циновка,
Скатать ее - всех красок нет как нет.
И снова опий. Бесконечно жуток
Долг проползти сквозь столько дней подряд,
А тех благонадежных, что едят
И спят в одно и то же время суток,
Побрал бы черт! Но вся моя беда
Расстройство нервов, безнадежно хворых.
Кто увезет меня в края, в которых
Я захочу остаться навсегда?
Увы! И сам томленья не отрину!
Мне стал бы нужен опий, но иной
Что в краткий миг покончил бы со мной
И в смерть меня вогнал бы, как в трясину!
О лихорадка! Это ль не она?
Нет, в самом деле, это лихорадка.
Жизнь длится от припадка до припадка,
Что ж, истина открылась - хоть одна.
Настала ночь. Рожок зовет на ужин.
Общественная жизнь - всего важней!
Блюди, блюди чередованье дней
Вот так-то! И хомут тебе не нужен!
Нет, вряд ли это все мне с рук сойдет.
Увы - не обойтись без револьвера,
И лишь тогда вернется в сердце вера
И, может быть, закончится разброд.
Кто взглянет на меня, сочтет банальной
Всю жизнь мою... Ах, мой наивный друг...
Ведь это мой монокль на все вокруг
Глядит с усмешкой неоригинальной.
Любое сердце сгинуло б давно,
Лишь встретившись с моим астральным мраком.
Сколь многим под таким же точно фраком
Мой вечный страх скрывать не суждено?
Еще хотя б настолько я снаружи
Изящно сложен был, как изнутри!
Скольжу в Мальстрем, - увы, держу пари,
Что я хочу скользить в него к тому же!
Я лишний человек, и в этом суть.
Пускай протерт рукав, засален лацкан,
Но ты, мечтой высокою заласкан,
С презреньем можешь на других взглянуть!
Мне хочется порой завыть от злобы,
Кусать и грызть свои же кулаки.
Да, это было б нормам вопреки
И зрителей почтенных развлекло бы.
Абсурд, на сказочный цветок похож
Той Индии, которой нет в помине
В морях Индийских, - мне зажегся ныне.
Спаси меня, Господь, иль уничтожь!
Лежать бы, ничего не замечая
Здесь, в кресле, - а конец для всех един.
Я по призванью - истый мандарин,
Но нет циновки, полога и чая.
Ах, как бы очутиться я хотел
В гробу, в могиле, под земным покровом.
Жизнь провоняла табаком лавровым.
Куренье - мой позор и мой удел.
Избавь меня, о Боже, от обузы
Всей тьмы, скопившейся во мне, внутри!
Достаточно комедий! Отвори
Моей душе спасительные шлюзы!
Суэцкий канал,
с борта парохода
БАРРОУ-ИН-ФЕРНБСС
I
Я жалок, я ничтожен и смешон,
Безмерно чужд и целям и заветам
Как все: один их начисто лишен,
Другой, быть может, ищет их - да где там!
Пускай влекусь к добру - по всем приметам
Дурной дороги выбор предрешен.
Плетусь, как призрак, - наг, опустошен
И ослеплен потусторонним светом.
Все то, во что я верю, - чистый вздор,
Приемлю скромно жизнь мою простую
Пишу стихи, вступаю в разговор.
Оправдываться? Боже сохрани!
Менять натуру? Все одно впустую.
- Довольно, сердце: хватит болтовни!
II
Теурги, духи, символы наук...
Слова, слова - пустые оболочки.
А я сижу на пристани, на бочке,
И вижу только то, что есть вокруг.
Все понимать - нелегкая задача.
А пусть и так. Что, впрочем, за нужда?
Грязна и холодна в реке вода.
Вот так живу я, очень мало знача.
О мир подлунный, узел суеты!
Какое же терпение благое
В руках того, кем расплетаем ты?
И предстает пред нами все как есть.
Во что играть? В любовь, во что другое?
Что до меня - я с бочки должен слезть.
III
Струись и к морю увлекай, река,
В душе моей скопившуюся скуку!
Какое "увлекай"!.. На боль, на муку
Тебе, река, плевать наверняка.
Вслед за ослом трушу вдоль большака.
Никак не хочет жизнь постичь науку:
Названья не давать пустому звуку
И на мираж не вешать ярлыка!
Гостеприимный Фернесс! На три дня
Наедине с тобой, как в тесной клетке,
Свели дела проклятые меня.
Уеду, - гость презрительный и редкий
(Струись и ты, привычек не сменя),
Стряхнув на воду пепел сигаретки.
IV
Расчет перепроверив десять раз,
Я сдал его. Теперь все ясно, просто.
Моя душа - подобие помоста,
Где выставлена муха напоказ.
Я завершил детальнейший анализ,
Определяя, где и чья вина.
Практическим советам - грош цена,
Теории, увы, не оправдались.
Зачем доклад, совет иль образец
Тому, чей мозг сломался, как зубец
У эмигранта в старенькой расческе?
И надписать пора, сомненья нет,
Тяжелый запечатанный пакет,
В котором - я и все мои наброски.
V
О Португалия, как много дней
Я вне тебя! А сердце к дому тянет:
Пока в разлуке мы, оно не станет
Ни тише, ни спокойней, ни сильней.
Все истеричней разум, все больней,
О, как его родимый берег манит!
А хитрый Фернесс лишь порою глянет
В глаза мне - и спешит среди камней.
Не слишком ли спешит? Пожалуй, да.
А, черта ли в самокопанье злобном?
Довольно метафизики, стыда,
Межвременья и лжи - со всем подобным
Покончим, удаляясь на покой.
Ах, если б стать причалом иль рекой!
КОЭЛЬО ПАШЕКО
(Фернандо Пессоа)
ЗА ПРЕДЕЛОМ ДРУГИХ ОКЕАНОВ
Памяти Алберто Каэйро
В лихорадке в пылу за пределом других океанов
Становились явления жизни яснее и чище
И привиделся город существ
Не совсем нереальных но мертвенно-бледных святых наготой чистотой
И виденью дразнящему входом служил я в то время как чувства хотел испытать
Ибо в каждой душе есть понятие зримого мира
Ибо жить оставаясь в живых
Это значит что чувствовать скажется в способе жизни
Но однако же лица спокойней росы оставались
Нагота означала безмолвие форм не имеющих плоти
И реальность понять не могла как же стала такою она
Только жизнь только жизнью была жизнью как таковой
Многократно безмолвно стараюсь постигнуть умом
Как машина которая смазана и потому не шумит
Мне приятен покой тишина и возможность не двигаться
Ибо так достигается то равновесье которое нужно чтоб мыслить
Постигаю что в эти моменты рассудок в работе
Но не слышу его он старается тихо трудиться
Как машина в которой трансмиссии движутся плавно зубцы не скрипят
И услышать нельзя ничего лишь скольженье добротных деталей ни шороха в общем
Иногда размышляю другие быть может все чувствуют так же как я
Но у них голова начинает болеть начинает кружиться
Эта память явилась ко мне как могла бы явиться любая другая
Например я припомнить бы мог что никто не внимает скольженью деталей
И не знает о них ничего да и знать-то не хочет
В этом зале старинном в котором оружье висит на поблекших щитах
Как скелеты как зримы знаки минувших эпох
Я скольжу человеческим взором и жадно пытаюсь в доспехах увидеть
Сокровенную тайну души послужившую поводом к жизни моей
И когда обращаю печальные взоры на щит для оружия стараясь не видеть его
Прозреваю железный скелет постигаю его но понять не могу
Отчего он вступает в меня во владенье вступает как некая дальняя вспышка
Слышу звук бытие постигаю двух шлемов совсем одинаковых внемлющих мне
Копья четкою тенью своей утверждают меня в пониманье нечеткости слов
И невнятных двустиший все время скользящих в уме
Я внимаю биенью сердец тех героев которые мне воздадут по заслугам в грядущем
И в неверности чувств натыкаюсь опять на себя и на прежние спазмы
Той же выцветшей пыли того же оружья свидетельства прежних эпох
В этот зал я вступаю в большой и пустой в миг заката
И безмолвия он удивительно сходен с устройством души
Он расплывчатый пыльный и эхо шагов здесь так странно звучит
Словно эхо которое слышно в душе если шаг не поспешен
В окна грустные смотрит тускнеющий свет
И бросает на темные стены неясные тени
Этот зал и пустой и просторный конечно душа
А движение воздуха пляска пылинок всего только мысли
Да овечья отара печальная вещь
И поэтому даже не нужно при мысли о том кто ушел вспоминать про другие печали
Ибо так получилось поэтому что получилось то истиной стало