Вечный слушатель - Евгений Витковский

Мельчает род, и опустела чаша

Веселья прежнего. Уже давно

Холодный ветер - ностальгия наша,

И ностальгия - все, что нам дано.

Грядущее минувшему на смену

Ползет с трудом. А в лабиринтах сна

Душа везде встречает только стену;

Проснешься - снова пред тобой стена.

Зачем душа в плену? Виной какою

Отягчены мы? Чей зловещий сглаз

Нам души полнит страхом и тоскою

В последний сей, столь бесполезный час?

Герои блещут в невозможной дали

Былого, - но забвенную страну

Не видно зренью веры и печали;

Кругом туман, мы клонимся ко сну.

Который грех былого столь жестоко

Бесплодьем искупить пора пришла?

Зачем столь беспощадна воля рока,

Столь сердцу безнадежно тяжела?

Как победить, сникая на излете

Какой войною и каким оружьем?

Для нашей скудной и заблудшей плоти

Ужели казнь горчайшую заслужим?

Прекрасная земля былых героев

Под знойным солнцем средь лазурной шири.

Что высоко сияло, удостоив

Всех милостей тебя, возможных в мире!

О, сколько красоты и славы прежней!

Надежды опьяняющая рьяность

Увы, чем выше взлет, тем неизбежней

История: паденье в безымянность.

О, сколько, сколько!.. Вопросишь невольно,

Где все, что было? В глубине Гадеса,

Во свете черном никому не больно,

Ничьи стенанья не имеют веса,

Кого, по воле темного владыки,

Отпустят в жизнь из царства древней тьмы,

Когда придем по следу Эвридики

Иль станет так, но обернемся мы?

Не порт, не море, не закон, не вера

Велеречивый, горестный застой

Царит один как мертвая химера

Над скорбной влагою, над немотой,

Народ без рода, стебель без опоры,

Предпочитающий не знать о том,

Что смерть спешит к нему, как поезд скорый,

И все в нутро свое вберет гуртом.

Сомнений и неверия стезя,

Ведущая во глубину сознанья,

Где никакою силою нельзя

Спастись от косной жажды нежеланья.

Сиротству подражая и вдовству,

Мы записать хотим рукой холодной

Тот сон смешной, что видим наяву,

Сон бесполезный, скучный и бесплодный.

Что станет со страной, среди народов

На Западе блиставшей, как маяк,

С когортой рыцарей и мореходов,

Вздымавших гордо португальский флаг?..

(О шепот! Вечер, ночь уже почти

Сдержи слова ненужной укоризны;

Спокойствием страданье сократи

В огромном сердце гибнущей отчизны.

О шепот! Мы неизлечимы. Ныне

Нас пробудить бы, мнится, только мог

Вихрь той земли, где посреди пустыни,

У бездны на краю, почиет Бог.

Молчишь? Не говоришь? Ужель полезней

В себе лелеять слишком горький опыт,

О родина! Как долго ты в болезни

И спать-то не умеешь. Жалкий шепот!)

О день, в тумане будущего скрытый:

Король воскресший твердою рукой

Спасет народ, и осенит защитой

Взаправду ль Бог назначил день такой?

День очищенья от греха и срама

Когда прийти назначено тебе,

Исполнить долг, разверзнуть двери храма,

Затмить глаза блистающей Судьбе?

Когда же, к Португалии взывая,

К душе-пустыне, дальний голос твой

Прошелестит, как благостная вайя

Над влагою оазиса живой?

Когда тоска, дойдя до крайней грани,

Увидит в час перед рассветом, как

Возникнут очертания в тумане,

Что ныне сердцу грезятся сквозь мрак?

Когда? Движенья нет. Меланхоличный

Черед часов: душа привыкла к яду

Ночной досады, вечной и обычной,

А день способен лишь продлить досаду.

Кто, родина, расправился с тобой,

Отравленною сделал и недужной,

Кто жалкой наделил тебя судьбой,

Прельщая пищей - сытной, но ненужной?

Кто вновь и вновь тебе внушает сны?

Кто вновь и вновь тебя могилой манит?

Твои ладони слишком холодны.

О, что с тобою, в жизнь влюбленной, станет?

Да, ты жива, да, длится бытие,

Но жизнь твоя - лишь сонные мгновенья...

Все существо облечено твое

Позорною хламидою забвенья.

Спи - навсегда. Знай, греза голубая

Хотя бы не спалит тебя дотла

Как сон безумный, что любовь любая

К тебе, о родина, - всегда мала.

Спи безмятежно, - я с тобой усну,

Волнениям подведены итоги;

Ты, у надежды не томясь в плену,

Не будешь знать ни жажды, ни тревоги.

Спи, и судьбы с тобой единой ради

Пребудут отпрыски твоей семьи

В таком же сне, и в нищенской отраде

Обнять стопы любимые твои.

Спи, родина, - никчемна и ничтожна,

А коль узришь во сне надежды свет,

Знай, все - не нужно, ибо невозможно,

И цели никакой в грядущем нет.

Спи, кончен вечер, наступает ночь,

Спи, - ненадежный мир смежает веки,

Предсмертным взором отсылая прочь

Все, с чем теперь прощается навеки.

Спи, ибо все кончается с тобой.

Ты вечной жизни жаждала во славе

Пред этой пустотою голубой

Быть вечным вымыслом? О, спи, ты вправе

Исчезнуть, не внимая ничему;

Для праздных душ в мечтаньях мало проку;

Вечерний час уводит нас во тьму

Навстречу ветру, холоду и року

Так, лику смерти противостоя,

Взглянув во мрак, что мир вечерний кроет,

Промолвил римский император: "Я

Был всем, однако быть - ничем не стоит".

Omnia fui, nohol expedit.

Император Север

АЛВАРО ДЕ КАМПОС

(Фернандо Пессоа)

КУРИЛЬЩИК ОПИУМА

Господину Марио де Са-Карнейро

Душа больна, - и пусть не столь жестоко

Хворать и выздоравливать в бреду,

Я погружаюсь в опий и бреду

Искать Восток к востоку от Востока.

Я много дней страдаю на борту

От боли головной и от горячки,

И сил, чтоб выносить мученья качки,

Должно быть, никогда не обрету.

Презрев устав космического круга,

По шрамам золотым свой путь продлив,

Я грежу, что в приливе есть отлив

И наслажденье - в ганглиях недуга...

Но механизм несчастия таков,

Что вал не совершает оборотов,

И я плыву меж смутных эшафотов

В саду, где все цветы - без черенков.

Вхожу, на произвол судьбы оставлен,

В сплетенный сердцем кружевной узор,

Мне чудится: в моей руке топор,

Которым был Предтеча обезглавлен.

Я, заточенный, сызнова плачу

За все, что прежде натворим предки.

Мои больные нервы - в тесной клетке,

Я в опий, словно в ямину, лечу.

На зов его, не говоря ни слова,

В прозрачные спускаюсь погреба,

И вот луна восходит, как Судьба,

И ночь алмазами искрится снова.

А наш корабль сегодня, как вчера,

Плетется по Суэцкому каналу,

И жизнь моя на нем течет помалу,

Тягучая, как камфара с утра.

Я зову дней растраченных не внемлю

И утомлен, меня берет тоска

Она во мне, как жесткая рука,

Что душит, но не даст упасть на землю.

Я в захолустье португальском жил

И познавал природу человечью,

Я с детства овладел английской речью

И упражняюсь в ней по мере сил.

Приятно было бы порой в "Меркюре"

Стихи свои увидеть иль рассказ

Мы все плывем, и я грущу подчас,

Что до сих пор не видел даже бури!

Тоскливо дни проходят на плаву,

Хотя порой со мной ведут беседы

Какие-то британцы, немцы, шведы

Я болен тем, что до сих пор живу.

И я смотрю уже как на причуду

На путь в Китай и прочие края:

Ведь есть один лишь способ бытия,

А мир и мал, и очень сер повсюду.

И только опий помогает мне

От жизни, - вязкой скуки и болезни;

Я в подсознаньи прячусь, в утлой бездне.

Как блекнет все, что не внутри, а вне!

Курю. Томлюсь. Чем далее к востоку

Тем ближе запад, и наоборот.

Коль скоро Индия во мне живет,

То в Индии реальной много ль проку?

Мне горько быть наследником в роду.

Видать, везенье увезли цыгане.

И перед смертью - ведаю заране!

На собственном замерзну холоду!

Я лгал, что делом инженерным занят,

По Лондонам и Дублинам спеша.

Старушка-нищенка - моя душа

За подаяньем Счастья руку тянет.

Корабль, не направляйся в Порт-Саид!

Плыви уж сразу к дальнему Китаю!

Я в смокинг-рум'е время коротаю,

Со мною - граф (болтун и сибарит).

Зазря к Востоку плавал я, похоже.

Печально, что ни сил, ни денег нет.

Я есмь сомнамбулический поэт

И монархист, но не католик все же.

Вот так и жить с людьми бы, в их числе,

И не вести бы счет любой банкноте!

Однако нынче я в конечном счете

Всего лишь пассажир на корабле.

Я неприметней всех людей на свете.

Скорей слугу заметишь вон того,

Как жердь, сухого, - посчитав его

Шотландским лэрдом (правда, на диете).

Нет дома у меня. Растрачен пыл.

Скабрезный тип, помощник капитана,

Видал, как я иду из ресторана

Со шведкою... и сплетню распустил.

Кому-нибудь я поломал бы кости

В один прекрасный днесь и повод дал

Для разговора бы, что вот, скандал...

Нет, выше сил молчать, кипя от злости.

Я целый день курю и что-то пью