Дом душ - Артур Ллевелин Мэйчен

– Думаю, вы ошибаетесь. Не сомневайтесь, по-прежнему существуют причудливые, неоткрытые страны и континенты поразительных размеров. Ах, мисс Лалли! Поверьте, мы пребываем среди таинств и загадок, вызывающих благоговение, но еще не открылось, что́ будем[101]. Жизнь, поверьте мне, непростая штука, не сгусток серого вещества и скопления вен и мышц, что покоятся беззащитно под ножом хирурга; человек – тайна, в кою мне должно проникнуть, и прежде чем я ее разгадаю, придется пересечь бурные воды, океаны и туманы, коим много тысяч лет. Вам известен миф об утраченной Атлантиде; а если она на самом деле существовала, и мне судьбой предначертано стать первооткрывателем этой удивительной земли?

В каждом слове профессора я слышала кипучее волнение, а на его лице отразился охотничий пыл; предо мной стоял человек, который уверовал, будто его призвали на турнир с непознанным. Я испытала бурный всплеск радости, осознав, что в предстоящем приключении наши судьбы в некотором роде связаны – и мною тоже овладел кураж погони; я даже не задумалась о собственном неведении относительно того, что за тайну мы собрались разгадывать.

На следующее утро профессор Грегг повел меня в отдельный кабинет, где у стены стоял шкаф-картотека, все ящички в котором были помечены аккуратными бирками, и я узрела результаты многолетнего изнурительного труда, рассортированные на нескольких футах пространства.

– Итак, – проговорил он, – вот моя жизнь; все факты, которые я с таким трудом собрал воедино; и все же это ничто. Ничто по сравнению с тем, что я собираюсь предпринять. Взгляните-ка, – и он подвел меня к старому бюро, гротескному и поблекшему, что высилось в углу комнаты. Отпер крышку и выдвинул один из ящичков.

– Несколько клочков бумаги, – продолжил профессор Грегг, указывая на содержимое, – и кусок черного камня, испещренный грубыми, странными пометками и царапинами, – вот и все, что находится в этом вместилище. Старый конверт с темно-красной маркой двадцатилетней давности – на обороте я набросал карандашом несколько строк; лист манускрипта и несколько вырезок из малоизвестных провинциальных журналов. Если спросите, чему же посвящена эта коллекция, не услышите ничего из ряда вон выходящего: молодая служанка с фермы, пропавшая без следа, ребенок, провалившийся неведомо куда на старом руднике, какие-то причудливые каракули на куске известняка, убитый необычным оружием мужчина; вот по какому следу мне приходится идти. Да, вы можете сказать, что все эти случаи объяснимы; возможно, девушка сбежала в Лондон, Ливерпуль или Нью-Йорк; мальчик лежит где-то на дне заброшенного шахтного ствола; а письмена на камне – праздное баловство какого-нибудь бродяги. Да-да, я все это признаю; но у меня имеется подлинный ключ к тайне. Смотрите!

И он протянул мне пожелтевший листок.

«Символы, обнаруженные на куске известняка в Серых холмах», – прочитала я и увидела стертое слово, которое могло быть названием округа, а также дату пятнадцатилетней давности. Ниже был начертан ряд аляповатых значков, похожих на клинья или кинжалы, причудливых и диковинных, как буквы еврейского алфавита.

– Настал черед печати, – сказал профессор Грегг и протянул мне черный камень, штуковину около двух дюймов длиной, похожую на старомодный трубочный тампер[102], только намного крупнее.

Я поднесла ее к свету и с изумлением увидела те же самые иероглифы, что были написаны на листке.

– Да, – сказал профессор, – они повторяются. Отметины на камне сделаны пятнадцать лет назад каким-то красным веществом. А иероглифам на печати по меньшей мере четыре тысячи лет. Возможно, гораздо больше.

– Это мистификация? – спросила я.

– Нет, я о таком уже подумал. Я не из тех, кого можно водить за нос всю жизнь. Я все тщательно проверил. Лишь один человек, помимо меня, знает о существовании черной печати. Имеются и другие нюансы, в которые я сейчас не стану вдаваться.

– Но что это значит? Не могу понять, к чему вы клоните.

– Моя дорогая мисс Лалли, предпочту на некоторое время оставить ваш вопрос без ответа. Возможно, я никогда не смогу сказать, какие секреты здесь таятся; смутные намеки, очертания сельских трагедий, отметины, сделанные красной землей на камне, и древняя печать. Странный набор предпосылок для умозаключений? Полдесятка улик – и на то, чтобы собрать эту малость, ушло двадцать лет; кто знает, какой мираж или terra incognita за всем этим кроется? Я заплыл в глубокие воды, мисс Лалли, и земля на горизонте вполне может оказаться дымкой. Все же я верю, что это не так, и через несколько месяцев станет ясно, прав я или нет.

Он оставил меня, и я в одиночестве попыталась разгадать тайну, спрашивая себя, к какой цели могли вести такие странные и несообразные улики. У меня достаточно живое воображение, и имелись все основания не сомневаться в здравомыслии профессора; однако я увидела в содержимом выдвижного ящика только плоды фантазии, и все попытки постичь теорию, основанную на россыпи продемонстрированных мне фрагментов, оказались тщетными. Увы, в услышанном и увиденном мне померещилась всего лишь первая глава авантюрного романа; и все же в глубине души я сгорала от любопытства и день за днем с нетерпением вглядывалась в лицо профессора Грегга в поисках намека на грядущие события.

И вот однажды вечером после ужина пришло известие.

– Надеюсь, вы сможете без особых проблем собраться, – внезапно сказал мне профессор. – Мы уезжаем отсюда через неделю.

– Вот это да! – изумленно воскликнула я. – Куда мы направляемся?

– Я снял загородный дом на западе Англии, недалеко от Кайрмайна, тихого маленького поселения, некогда крупного города, где располагалась штаб-квартира римского легиона. Там очень скучно, но местность красивая, а воздух целебный.

Я заметила блеск в его глазах и догадалась, что внезапный отъезд имел какое-то отношение к нашему разговору несколькими днями ранее.

– Возьму с собой лишь несколько книг, и хватит, – продолжил профессор Грегг. – Прочее дождется нашего возвращения. У меня отпуск… – тут он мне улыбнулся, – и я без сожаления на время расстанусь со старыми костями, камнями и макулатурой. Тридцать лет, знаете ли, имел дело с фактами; пришла пора вверить себя фантазиям.

Дни пролетали быстро; я видела, что профессор трепещет от сдерживаемого волнения, и едва ли у меня получится передать словами, какой нетерпеливый у него был вид, когда мы покинули старый особняк и пустились в путь. Мы выехали в полдень и с вечерними сумерками прибыли на маленькую сельскую станцию. Я устала, разволновалась, все увиденное и услышанное во время поездки по узким дорогам показалось мне сновидением. Сперва – пустынные улочки захолустья, и голос профессора Грегга, повествующий об Августовом легионе, бряцании оружием и той немыслимой славе, что сопровождала