Сибирские купцы. Торговля в Евразии раннего Нового времени - Эрика Монахан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По-видимому, будучи под впечатлением от познаний Шабы Сеитова и его сына Ешки Шабабина, чиновники наняли их, чтобы они добывали ревень для государства. Началом прямой торговли русских с Китаем обычно считается 1674 год, когда гость Гаврила Романович Никитин осуществил первое в своем роде путешествие через пустыню Гоби, но уже до этого Россия послала в Китай несколько торговых караванов. Кроме двух экспедиций в Китай под руководством русских (Петлина в 1618 году и Байкова в 1654 году), бухарские купцы, давние посредники дальней евразийской торговли, возглавили несколько торговых путешествий от лица царя во второй половине XVII века. Одним из этих бухарцев был Шаба Сеитов. Во время своей следующей поездки в Китай он отправился искать ревень для русского царя. Вернувшись назад осенью 1655 года, Шаба Сеитов поехал в Москву, чтобы получить вознаграждение за свою службу. Там в январе 1656 года он и тюменский стрелец Борис Малышев обратились с челобитной и получили компенсацию своих расходов и вознаграждение за службу1224.
Другие подробности этого путешествия, такие как выплата пошлин с личных запасов ревеня и отсутствие указаний на то, что Шаба Сеитов состоит на государственной службе, указывают на частную инициативу1225. Принимая во внимание огромные расстояния и ограниченные ресурсы государства, нет ничего удивительного в том, что купцы, нанятые для подобных путешествий, параллельно с царскими делами вели и свои собственные. Как мы увидели в пятой главе, это считалось приемлемым, при условии что приоритет уделялся доходам государства. Действительно, Шаба Сеитов, находясь на государственной службе, параллельно поддерживал и свое семейное предприятие: несколькими месяцами позже, осенью 1656 года, его сын Ешка Шабабин вернулся в Сибирь из Китая с ревенем1226.
Подведение итогов в конце путешествия демонстрирует важные черты государственных дел в Сибири. Помимо военной и административной деятельности, Московское государство финансировало и коммерческие предприятия. Даже когда деньги приходили с перерывами, задержками и порой в меньших объемах, чем было обещано1227, заслуживает внимание сам тот факт, что Москва субсидировала передвижение не только своих собственных купцов, но и приезжих бухарцев. Государство оплачивало путешествие, исходя из суточных тарифов, зависевших от положения1228. Купцы (владельцы товаров) получали более высокие компенсации, чем обслуживающий персонал вроде кашеваров1229. В случае с этим путешествием 1656 года было не вполне ясно, кто какую роль исполнял – и, стало быть, на какую субсидию имеет право. У Сеитова и Малышева попросили уточнить их статус. Получив подтверждение, что они являются собственниками привезенного ими ревеня, чиновники приказали выплатить им денежное пособие исходя из суточных, установленных для купца1230. Однако остальные центральноазиатские купцы, составлявшие караван, были указаны как кашевары и получили меньшую компенсацию. Эти приезжие бухарцы не были ни подданными царя, ни постоянными жителями империи, но они знали, что имеют право получить больше денег, – и обратились к царю Алексею, чтобы он исправил это нарушение:
Сироты твои бухарские земли Кочатка Сареев да Атляшка Меделеев да Турмаметко Тюльмаметев да Зюматко Кармышев вышли мы сироты из своей земли с ревенем к тебе государю к Москве со свои товарищи и по твоему государеву указу товарищем нашим твое государство жалования корм и выход и сукна даны. А воевода написал нас кошеваром, а мы не кошевары, сами хозяеве, и третей год помираем голодом и перед своею братию оскорблены. Милостивый государь и великий князь Алексей Михайлович, всея Великая, Малая и Белая Руси самодержец, пожалуй нас сирот своих царским жалованием, кормом и выходом против нашей братьи товарищи, што б мы перед ним в конец не погибли. Царь, государь, смилуйся1231.
Государство в ответ на это повысило размер компенсации. Неизвестно, сами ли приезжие освоили обычную для челобитных риторику или же подьячие, записывавшие текст обращения, привели его в соответствие с риторическими нормами, но они просили царя о помощи точно таким же личным и самоуничижительным тоном, как и подданные империи. Те, кто находился на прямой царской службе, называли себя в челобитных «холопами», все же остальные, кроме людей церкви – «сиротами»1232.
Наконец, это путешествие 1656 года подчеркивает важность ревеня для государственной казны, но если его рассматривать в контексте, то можно узнать много больше. Вероятно, опыт Шабы Сеитова по части ревеня был непосредственной причиной того, что он оказался в роли торгового агента царя. Но государство могло нанимать бухарских купцов на службу, и не селя их в Сибири; ревень был всего лишь одной из граней более обширной стратегии, заключавшейся в инструменталистском подходе к снабжению Сибири. Наделение Шабы Сеитова за коммерческие услуги крупным участком земли в Сибири означало, что государство хотело, чтобы бухарцы там селились. Православная церковь не разделяла государственного энтузиазма в отношении эмигрантов-бухарцев. Хотя большинство из них жили в юртах, их изоляция отнюдь не была абсолютной. Русская вдова по имени Дарья, жившая в Бухарской слободе Тобольска в правление Петра, – не единственный тому пример1233. Судебные записи показывают, что дома бухарцев и русских часто находились поблизости друг от друга. Миллер, посетивший эти края в 1730‐х годах, отметил, что в квартале на северном берегу реки Туры близ Тюмени вперемежку живут русские, бухарцы и татары1234. Близкое соседство христиан и мусульман тревожило церковное руководство. В 1653/54 году, вскоре после того, как Сеит Сеитов сообщил российским властям, что планирует молиться с родными «по своей вере», и примерно в то время, когда Шаба Сеитов был нанят, чтобы добыть для царя ревень, Симеон, архиепископ Сибирский и Тобольский, поделился своими опасениями с благочестивым царем Алексеем Михайловичем. По его словам, в нижней части Тобольска русские жили вперемежку с татарами и бухарцами. «В святый великий пост православныя христьяня постятся, а у них, нечестивых, тогда бывают свадьбы и пиры болшия, а живут они с рускими смесно дворами, руские от них сквернятся»1235. По его словам, «таково… скаредново житья нигде нет в руских городех, что в Тобольском», хотя он
