Большое Гнездо - Эдуард Зорин

Засветились глаза у Ратьшича:

— Вот уважил меня, боярин!

Конобей оглянулся с гордостью — все ли видели, как здоровался с ним князев любимец? То-то же, завтра утром обо всем расскажут Однооку, дышло ему в глотку…

Одно только томило и мучило боярина — не хотелось ему глядеть на Звездана, Одноокова сына. Была бы его воля, не допустил бы его к себе на двор. Но не сам пришел к нему на двор Звездан, привел его с собою Кузьма, а тот, кто с Кузьмой, — желанный гость у боярина.

Потому и сажал он Звездана рядом с собой, потому и потчевал и угождал, когда Кузьма был по соседству занят разговором.

Скоморохи брагу свою и говяжьи мослы отрабатывали честно. Много песен пели, много плясок переплясали в личинах и без личин, гостей зазывали в круг, веселили, как могли.

Пока сидел Звездан за столом да лил в себя вино, хмель вроде и не брал его, а как встал, так все вокруг и закружилось. Вышел он за ледник в огороды — еще хуже ему стало. Оперся он о лозняковую изгородь, покачнулся, едва не вырвал кол из земли… Ой, лихо! Ой, как лихо-то!..

Тут ровно ветерок подул за его спиной. Обернулся Звездан — и обмер: уж не видение ли какое?! Стоит девица между капустных грядок, глядит на него в упор, как пугливый лосенок. На девице рубаха бархатная, коса спрятана в высокий кокошник. Личико белое, усыпано частыми веснушками. А глаза голубые, а носик вздернут задорно, как у мальчишки.

— Ты — кто? — трезвея, спросил Звездан.

— Олисава, Конобеева дочь. А ты?

— А я Звездан, Однооков сын.

Олисава засмеялась, запрокинув голову, — словно звонкие колокольчики рассыпала.

— Чему ты смеешься? — удивился Звездан.

— Смешно — вот и смеюсь, — сказала Олисава, лукаво прищурясь. — Ты почто пьян?

— А я и не пьян вовсе, — ответил Звездан. И впрямь, голова у него перестала кружиться, а дыбившаяся до того земля постепенно возвращалась на свое место. Прохладный ветер остуживал и трезвил голову.

— Это про тебя сказывали, будто ты ушел от Одноока? — спросила Олисава.

— Про меня…

— А зачем ушел?

— У тебя не спросил, — рассердился Звездан. — Ты чего пристала? Чего выспрашиваешь?..

— У, сердитый какой…

— Это не я, это мед сердится, — смягчаясь, пошутил Звездан.

— Меды пьют, чтобы веселиться, — серьезно сказала Олисава. — Иди плясать, как все. Почто стоишь на огороде?

— А мне с тобою любо.

Сказал — сам себя огорошил. Совсем отрезвел Звездан. Щечки у Олисавы загорелись нежным румянцем. Бросилась она через грядки прочь, а Звездан — за нею следом.

Огород у Конобея задами выходил к Лыбеди, а над пологим бережком кучерявились молодые дубы. Прыгнула Олисава за плетень, да рубахой зацепилась за веточку. Повисла с другой стороны, отцепиться не может. Тут ее и настиг Звездан.

— Попалась, коза-егоза!

Олисава от дружинника кулачками отбивается, от досады слезы вот-вот готовы брызнуть из глаз.

Схватил ее Звездан под руки, приподнял, посадил с собою рядом в траву. Отвернулась от него Олисава, лицо стыдливо прикрыла рукавом.

— Отчего ты сердишься на меня, Олисавушка? — удивился Звездан. — Разве сделал я что-то дурное? Или обидел чем? Или слово не то сказал?

Вот уж и самому захотелось плакать Звездану.

— Не любит меня твой отец, с Однооком они враждуют сказал он грустно. — Оттого и я тебе пришелся не по душе, оттого меня и сторонишься…

— Да что ты такое говоришь, Звездан? — вдруг повернулась к нему Олисава. — Что ты такое говоришь, ежели давно уже гляжу я на тебя из оконца, как проезжаешь ты с дружиною мимо нашего терема?…

— Так и глядишь? — встрепенулся Звездан, чувствуя, как замирает у него сердце. — Так и смотришь в оконце?!

— Люб ты мне, Звезданушка, давно люб. А как увидела тебя сегодня на нашем дворе, так и вовсе обмерла. Весь день за ледником пряталась, смотрела, как вы пируете. Все думала, отзовется ли, откликнется ли?..

— Да откуда знаешь ты меня, Олисава? Не встречались мы вроде до сего дня, а уж сколь времени рядом живем…

— Недавно я во Владимире. А ране с теткой в дальней усадьбе жила. Вот и не встречались… Про тебя же услышала я от отца. Твой-то родитель к нам во двор приходил, сватал меня…

— Неужто надумал жениться? — испугался Звездан.

— За тебя сватал, — улыбнулась Олисава. — Да поссорились твой батюшка с моим. С той поры вражда промеж них и легла…

Все больше и больше дивился Звездан, глядя на Олисаву, и хмель вовсе вышел из его головы. По берегу протягивались прохладные тени, и речка похлюпывала в темной глубине.

С усадьбы Конобея доносились громкие крики и надсадное пенье. «Поди, хватились меня, — подумал Звездан, — Словиша повсюду ищет, найти не может». Он протянул руку и взял прохладную ладошку Олисавы в свою. Трепетные пальцы девушки доверчиво замерли в его руке.

— Олисава, — сказал Звездан, с удовольствием произнося ее имя. Девушка печально улыбнулась и потянула ладошку.

— Пора, Звездан. Припозднились мы…

— Побудь еще немного.

— Нельзя. Батюшка осерчает.

— Как останусь я без тебя?

— Скоро свидимся…

Встала Олисава, оправила рубаху. Грустно сказал Звездан:

— Нет, не скоро свидимся мы с тобою. Разлучница рядом стоит, ждет своего часа. Аль не слышала ты, что кличет нас князь в поход?

— Как не слышать? Слышала, — спокойно ответила Олисава.

— Ухожу я с князем…

— Уходи, Звездан.

— Да будешь ли ты ждать меня? — воскликнул он почти с отчаянием. — Не отдаст ли тебя Конобей за другого?

— Отчего же отдаст? Уходит и батюшка мой с вами. Большой поход собирает князь — все бояре с дружинами уже были у него…

— А ежели убыот меня?

Легкая тень пробежала по лицу Олисавы.

— Значит, судьба, — тихо сказала она. — Не мучь ни себя, ни меня, Звездан. Не для того нынче свиделись мы с тобой, чтобы грустные разговоры разговаривать.

— Хоть бы поцеловала на прощание…

— После поцелую, Звездан.

Улыбнулась Олисава, перескочила через плетень и бойко побежала огородами вверх к усадьбе. Обернулась, помахала ему рукой и скрылась за высокими лопухами.

Еще немного посидел Звездан у реки, погрустил и нехотя отправился к Конобею на двор.

В самое время пришел.

— Ты где же это пропадал? — с лукавой улыбкой спросил его охмелевший Словиша.

Кузьма Ратьшич, расправляя бороду, сказал:

— Дело молодое — резвое.

Звездан покраснел под его проницательным взглядом и ничего не ответил, а Конобей вдруг засуетился, шаря вокруг себя глазами.

— Ну, спасибо тебе, боярин, за угощенье, — благодарил хозяина Кузьма, — а нам и на покой пора. Никто с собою ночлега не возит.

Гостей провожали до ворот и за ворота. Сметливые слуги бежали впереди них до самого терема Кузьмы, освещая дорогу смоляными факелами.

Много ли, мало ли просидели Веселица с Ошаней у переяславского посадника в порубе, а в один из дней пришли вои их вызволять.

— А ну, вылезайте, дружки-бражнички. Боярин вас в терем кличет.

На дворе мелкий, как просо, дождик сеялся. По лужам бродили нахохлившиеся куры. У всхода с крыши в кадушку стекала мутная вода.

— Ничо, — сказал посадник, встречая своих пленников, — экие хари отъели.

— Благодарствуем, боярин, — поклонились ему Веселица с Ошаней, — кабы не ты, отощали бы мы вовсе.

— Баб своих благодарите, — засмеялся посадник. — Это они вам, что ни день, носили жорное.

— Да ну? — радостно удивился Ошаня. — Нешто и Степанида моя?

— И Степанида.

— То-то мне вдогадку, вроде пышки со знакомым духом. Так-то она одна умеет замешивать тесто на золотушнике…

— Будя вам, мужики, без дела сидеть-посиживать, — сказал боярин. — Ступайте по домам.

— Вот порадовал!

Поклонились мужики посаднику, кинулись вон из терема.

— Погодите-ко, — остановил их боярин. — Ты, Ошаня, долго у бабы не засиживайся. Крыша у меня в сенях прохудилась — приди починить.

— Приду мигом!

— А тебе, Веселица, другой наказ. Собирается наш светлый князь на Чернигов и повелел тебе, не медля ни дня, скакать ко Владимеру…

Вот так и разлучила судьба хороших людей. Даже по ковшику браги не выпили они на прощанье.

Убивалась Малка, провожая Веселицу:

— Береги себя, Веселица. Ты под сулицы-то да стрелы зря головы своей не подставляй.

— Не всякая стрела в кость да мясо, иная и в поле, — успокаивал, обнимая ее, дружинник. — Ишшо свидимся. Слез ты попусту не лей, а держись Степаниды.

Короток был наказ, еще короче прощанье. Вскочил Веселица на коня, вонзил ему в бока шпоры.

От безделья, от долгого сиденья в порубе любо ему было на воле. Легко шел конь по пустынной дороге. Дождь перестал, выглянуло солнце, в теплых травах звонко предвещали ясную погоду неугомонные кузнечики. В сосновых борах терпко пахло смолой, а на луговых просторных полянах голубо зацветали незнакомые Веселице цветы…