Венец Прямиславы - Елизавета Дворецкая

Потом двинулись дальше, по узким лесным тропам. Ростислав и Звонята не слишком хорошо знали эти места, но примерно представляли, в какую сторону идти, чтобы добраться до Любачева. Оба парня, да и Забела прошла бы этот путь без труда, но выросшая в келье Прямислава не привыкла много ходить. Боясь за нее, Ростислав скоро объявил привал. Пока девушки сидели, Звонята ушел осмотреть окрестности и довольно быстро вернулся, знаками призывая всех к тишине.

– Что там? – шепнула Забела.

– Там уже река и луговина, а на ней целый стан. Большой обоз, телеги, шатер стоит. Человек тридцать будет.

– На наших не похоже? – спросил Ростислав, имея в виду людей Владимирка.

– Нет. На торговых гостей скорее. Сидите тут, я пойду поближе, разведаю.

Звонята снова исчез в зарослях. Не возвращался он довольно долго, и Ростислав уже полез на большую березу, надеясь разглядеть луговину, когда Звонята появился.

– Порядок! – бодро сказал он. – Княже, где ты там? Слезай, не бойся.

– Чего это ты такой веселый? – с подозрением спросил сверху Ростислав. – Пива тебе там, что ли, поднесли?

– А что, и поднесут, народ вроде не жадный. Торговые гости это, владимирские, везут всякое добро. А главное, – слышь, княже, – направляются в Перемышль!

Обе девушки разом ахнули.

– Вот именно! – подтвердил довольный Звонята. – Нам бы к ним пристать, тогда без хлопот на месте будем. Я поговорил – согласны.

– А чего ты им наврал? – Ростислав все еще сидел верхом на толстой ветке.

– Наврал, что мы с тобой сами перемышльские, что ходили с полоцким князем Давидом воевать Смоленскую землю, а теперь домой бредем.

– А девки?

– А девки… – Звонята кинул на Забелу хитрый взгляд и осклабился. – А девки, княже, наша с тобой добыча. Я про них молчал покуда, а скажем, что у Давида дела-то плохи, денег нет с дружиной расплачиваться, вот он и выдал нашу долю полонянками. Посмеются и поверят. Ну что, идем?

– Идем! – Ростислав спрыгнул с дерева. – Там знакомых никого нет?

– Нет. Мы ведь с тобой во Владимире были последний раз пять лет назад, не признают. Только я тебя Ростилой буду звать. И ты, Доброшка, не проговорись смотри.

– Ни в жисть! – Доброшка перекрестился. – Что я, чурбан осиновый, что ли?

Все пятеро направились к луговине, где купцы сидели вокруг котлов с кашей. Завидев пришельцев, навстречу им вышел старший: рослый мужчина лет сорока пяти, с темной бородой и маленькими глазками. На левой руке у него не хватало двух пальцев, но выглядел старшина как человек разумный и не вздорный, и вид его несколько успокоил встревоженную и смущенную Прямиславу. Звали его Горовик.

– Ну, пожаловали? Милости просим! – уже отчасти знакомый со Звонятой, приветствовал он всю ватагу. – Да вас вон сколько! А говорил, трое!

– Мужиков трое! – подтвердил Звонята. – Это Ростила, это Доброшка.

– А девки откуда? Умыкнули, ясны соколы? – Горовик нахмурился: погоня и разбирательство ему были ни к чему.

– Добыча наша! – небрежно пояснил Звонята и, не скрываясь, подмигнул Забеле. – Князь Давид денег-то сам не имеет, вот и расплачивается с кем скотиной, с кем полоном, с кем рухлядью всякой. Еще хорошо, дал нам по девке, а могли бы порты чьи-нибудь ношеные достаться! Вот эта моя, а вон та Ростилина! – И он ткнул пальцем сперва в Забелу, потом в Прямиславу, смущенно опустившую глаза.

– Красивые девки, повезло вам! – Купец оглядел обеих.

– Еще бы! – с гордостью подтвердил Звонята. – Не такие мы, чтобы всякую дрянь брать. Моя-то еще простая, а Ростилина – боярская дочь!

Прямислава покраснела и опустила голову еще ниже. А между тем Звонята опять оказался правым: ее белые руки, сорочка тонкого полотна, все повадки, совсем не похожие на простонародные, любому сразу бросались в глаза и требовали объяснения. А при княжеских распрях в плен может попасть кто угодно, от смерда до боярина, так что объяснение Звоняты могло вызвать зависть, но не удивление.

Горовик Владимирец стоял, засунув руки за широкий пояс, и в раздумье оглядывал гостей. Купцы, везущие деньги и товар, не всякого возьмут в спутники, но в этих людях ничто не вызывало особого подозрения. Двое русских, третий половец или наполовину половец – вполне обычная ватажка. Князья набирают в дружины всех, кто к делу способен, не глядя на цвет кожи и разрез глаз. В дружинах есть и русские, и варяги, и степняки, и чехи, и ляхи, и угорцы… У посадника в Кучельмине даже грек один служит, по имени Феодул. Песиглавцев только, кажется, нет. Ни на разбойников, ни на беглых холопов эти трое не походили. И хотя больше говорил Звонята, опытный глаз Горовика сразу определил, что главный здесь – молчаливый половец Ростила. Меч и пояс у него богаче, и более ценная добыча досталась именно ему тоже не случайно… Заполучить в дорожных превратностях еще трех спутников, которые умеют держать в руках оружие, было немалой удачей.

– Ну, ребята, пойдете ко мне в дружину до Перемышля? – спросил Горовик. – Еда на всех и в придачу три куны на брата.

– Четыре! – тут же возразил Звонята и приосанился, расправил плечи и выпятил могучую грудь, намекая, что такие богатыри за три куны никому служить не будут.

Половец Ростила спокойно кивнул, и в одном этом движении было столько уверенного достоинства, что Горовик вздохнул и согласился.

Дальше их путешествие пошло веселее. «Полонянок» Горовик разрешил посадить на телегу с мешками: весу особо не прибавится. После вертлявого, ненадежного челнока эта езда поначалу казалась Прямиславе почти развлечением. Из разговоров с владимирцами в первый же день выяснилось, что о событиях вокруг Белза в тех краях пока слухов нет. Самой последней новостью во Владимире был развод Юрия Ярославича с женой и изгнание его из Берестья. Но гораздо больше волновало купцов состояние дел между перемышльским князем и ляшским королем, так как от этого зависела безопасность Краковской дороги.

– Пока королевич Владислав в руках у перемышльского князя, ляхи будут смирные, – утешил их половец и перекрестился, думая при этом, что только ляхов ему еще не хватало! – Так что этим летом, даст бог, без войны обойдемся!

Сидя в тряской телеге и прикрываясь от солнца березовой веткой, Прямислава могла только дивиться причудливым поворотам своей судьбы. Почему иные весь век как родились, так и живут спокойно, будто репка на грядке, и только она все время вынуждена притворяться кем-то другим? Сначала называлась берестейской княгиней, не будучи ею на деле, потом внезапно стала послушницей Крестей, потом холопкой, потом опять туровской княжной, а теперь вот сделалась как бы полонянкой!

Причем это «как бы» зависело только от совести Ростислава, сейчас имевшего над нею полную власть. Когда наступил вечер и обоз устроился на ночлег, Ростислав и Звонята уложили девушек между собой, оберегая свою «добычу». Владимирцы посмеивались, подмигивали, бросали им какие-то шуточки, которых Прямислава предпочитала не слышать. Звонята бойко отшучивался, а Ростислав молчал, но Прямислава, прижимаясь к нему, знала, что он не спит и его томит ее близость.