Венец Прямиславы - Елизавета Дворецкая

– Княже! Возьми меня тоже, смилуйся!

– Да ты откуда взялся? – Изумленный Ростислав вырвал руку. – Ты кто такой?

– Доброшка я, из Завадовой дружины. Меня тоже выдать хотят, а я ни туда, ни сюда не хочу, – неразборчиво и непонятно бормотал тот.

Прямислава теперь тоже узнала третьего товарища Завады, бывшего с ним в ту роковую ночь, когда погиб Ярослав.

– Отец Ливерий вон предлагает, и надо бы соглашаться, жить-то хочется, я еще совсем молодой! – шептал Доброшка, парень лет восемнадцати, с кудрявыми светлыми волосами, и его умоляющие голубые глаза были налиты слезами. Не вставая с колен он протягивал руки то к Ростиславу, то к Прямиславе и игумену. – А это какая же жизнь, недостоин я и не сумею, у меня невеста есть, Ярцева дочка, как же она теперь?

– Ты как узнал-то? – нахмурился Ростислав. Ему сейчас было не до Доброшкиной невесты.

– Так я же не дурак! Я видел, как отец игумен вас двоих по двору водит, а девицы ваши в келье сидят. Знамо дело, без девиц вы никуда, но и в монастыре они не останутся, монастырь-то мужской! Все спят или молятся, а мне ни сон, ни молитва не идут, все думаю, как бы беду избыть. Ну а потом вижу, ты, княже, по двору идешь, а на платье песок и земля, значит, где-то ты нашел выход на волю! Возьми меня, княже, век буду тебе служить. В огонь кинусь, только чтобы зазря не пропадать! Не убивали же мы никого, Завада хоть шел за тем черным бесом, а я-то просто за Завадой! Как не идти, когда он у нас старший! Ну, княже, возьми меня, неужели бросишь человека пропадать?

– Челнок перевернется! – Ростислав вздохнул. – Ладно, пойдем, беда с тобой! Только ты учти, с того конца тоже не райские врата ждут.

– Все лучше, чем на виселицу вверх ногами! – Доброшка оживился и сразу повеселел. Вскочив, он отряхнул подол и засуетился, пропуская девушек в кладовку, стараясь устранить с их пути все препятствия, норовя одновременно закрыть дверь и поклониться игумену. – Благослови, отец Ливерий, сделай милость! Увидимся или нет, а я твой раб до гроба!

– Бог благословит, чадо! – Отец Ливерий перекрестил всех по очереди, а потом стал прилаживать назад замок на дверь, закрывшуюся за Доброшкой.

Вскоре все четверо были в пещерке над берегом. Девушки тихо стонали, пытаясь стряхнуть с лица, рук и платья холодную глину и мокрый песок.

– Аж на зубах скрипит! – возмущалась Забела, вытирая щеку, но только еще больше пачкалась.

– Ничего, пока целоваться не будем! – в досаде подгонял ее Звонята. – Давай быстрее, уже светает! Ой, а это что за черта вы с собой тащите?

– Да уж не хуже тебя черт! – шипела в ответ Забела. – Водоросли-то обери с ушей, чисто водяной!

– Ой, рубахи на вас белые, увидят с того берега! – Ростислав снял с себя темный плащ и завернул в него Прямиславу.

– А теперь тебя увидят! – шепнула она. – Лучше уж нас – если что, за русалок примут. Еще бы волосы распустить, да мешать будут.

– Пусть лучше девок, это верно! – согласился стоявший сзади Доброшка. – Я бы увидел, точно бы подумал: русалки! Кому же в голову придет, что тут сама княжна!

– Спят, небось! – Звонята, прищурившись, посмотрел в сторону темного стана. Там уже погасли костры, и высоко над луговиной в небе появилась первая светлеющая полоска. – Самое сонное время перед рассветом: бывало, будят тебя на стражу, а глаза не продерешь, хоть убейте! Был бы конный полк хороший, вот сейчас бы на них из ворот и ударить! Так бы побежали, милые, что только за Галичем опомнились бы!

Звонята первым спустился в лодку, потом Ростислав помог девушкам перебраться вниз; там Звонята ловил их и пересаживал в челнок. Доброшка в темноте ухитрился-таки попасть мимо челнока и искупался, но у него хватило самообладания промолчать, даже когда он вдруг погрузился в воду с головой. Его втянули в челнок и кое-как устроили.

В тесном суденышке приходилось сидеть, почти не шевелясь. Прямислава и Забела крепко держались друг за друга, Звонята на корме осторожно правил веслом. Челнок двинулся вверх по реке.

На другом берегу по-прежнему царила тишина. Легкий шум, даже если его и можно было расслышать, не привлек внимания спящего стана.

Наутро ворота Белза распахнулись, и городские бояре впереди народа вышли навстречу Владимирку.

– Исполняем твою волю, Владимирко Володаревич! – сказал ему тысяцкий Немир и поклонился. – Владей нами, как отец твой владел, только не разоряй город, не губи невинных.

– Убийцы брата моего где? – не сходя с коня, спросил Владимирко.

Юрий рядом с ним молчал, но нетерпеливо оглядывал сбившуюся у ворот толпу, словно надеялся увидеть там и свою «добычу».

– Все, что в Белзе есть, в твоих руках, княже! – Немир Самсонович снова поклонился. – Возьми кого хочешь и суди, как Бог тебе велит.

Владимирко вошел в город и занял посадский двор. Его брата Ростислава там не обнаружилось, так же как и его невесты, туровской княжны. Многочисленные свидетели могли указать только на то, что всех тех, кого Владимирко жаждал заполучить, увел отец Ливерий.

В Панкратьево-Солокийском монастыре игумен сам вышел навстречу Владимирковым отрокам.

– Кого ищете, чада? – приветливо спросил он.

– Заваду, Будилу, Доброшку… – начал Переяр Гостилич и запнулся.

– Нет больше в городе Завады и Будилы, умерли они! – спокойно ответил игумен.

– Как… умерли? – Воевода не поверил. – Неужто так сразу? А ну-ка, покажи! Где они?

– Умерли для мира! – подтвердил отец Ливерий, и монахи, черным полукругом стоявшие за его спиной, степенно закивали. – Нет больше Завады и Будилы, а есть смиренные иноки Серафим и Аверкий. А прочих в монастыре моем нет, тому Бог свидетель. Хотите – ищите, чада мои.

Неизвестно, успел ли Юрий схватить кого-нибудь в объятия на этот раз, прежде чем убедился, что его единственная надежда оставить законных наследников снова ускользнула. Ведомо только, что уже после полудня Владимирко разослал конные отряды во все стороны от Белза на поиски тех двоих, что не умерли для мира, но не менее таинственным образом исчезли из обложенного со всех сторон города.

Глава 11

Ивовый челнок скользил вверх по реке, и равномерное покачивание убаюкивало. Прямислава, совершенно не доверяя вертлявой долбленке, для благополучного перемещения в которой требовался известный навык, старалась сидеть прямо, не теряя равновесия, но возбуждение от близкой опасности постепенно прошло, сказывалась бессонная ночь. Однообразные темные берега, на которых под сереющим небом уже обозначились очертания зарослей, проплывали мимо, отупляя и усыпляя, и она не раз невольно впадала в дрему, а потом вдруг просыпалась, как от толчка, с ощущением, будто падает в пропасть, и в испуге цеплялась за Забелу. Звонята все греб, подгоняя челнок, и мог, казалось, грести так хоть трое суток подряд.