Былой Петербург: проза будней и поэзия праздника - Альбин Конечный

сразу восстановил Анциферова в Литературном музее и выплатил пособие, но и оказывал содействие в публикации его книг (несколько из них вышло под редакцией Бонч-Бруевича).

Московский период деятельности Анциферова выходит за рамки настоящей статьи. Отметим только, что в 1940–1956 годах он работал в Литературном музее, занимал должность ученого секретаря, заведовал отделом. Николай Павлович готовил выставки, посвященные Пушкину (1937 и 1949), Герцену, Гоголю, Грибоедову, Лермонтову, Ломоносову, Майкову, Тютчеву и другим русским писателям и поэтам, участвовал в создании музеев Герцена, Достоевского, Тургенева, Чехова; выпустил 8 книг и около 40 статей[1370].

К «петербургской» теме Анциферов вновь возвратился в годы войны. В 1944 году он защитил в Институте мировой литературы кандидатскую диссертацию «Проблемы урбанизма в русской художественной литературе (Опыт построения образа города – Петербурга Достоевского – на основе анализа литературных традиций)»[1371]. В своем отзыве на эту работу Борис Томашевский, ходатайствуя о присуждении ее автору докторской степени, дал высокую оценку Анциферову как исследователю Петербурга: «В данной работе выдвинута и разработана новая проблема. <…> Проблема изучения города в изображении художественной литературы – не только частная тема литературоведения. <…> От автора подобных исследований требуется, чтобы он соединял в себе и качества литературоведа и качества историка. <…> Мало того – требуется тонкое и детальное знакомство с самим материалом, т. е. конкретное знание самого изображаемого города. Кроме того, изучение темы города неразрывно соприкасается с рядом прикладных областей литературоведения, с экскурсионной практикой, музейной работой и специфическими формами популяризации и пропаганды литературы. <…> По прежним работам Н. П. Анциферова, по всей его многообразной научной деятельности мы знаем, что он в высшей степени владеет всеми этими знаниями и всем этим умением. <…> Ни для кого не является тайной, что инициатором и главным представителем в разработке этой темы является Ник. Пав. Анциферов…»[1372]

Из обширной переписки Анциферова с Георгием Штерном видно, что во время блокады Ленинграда Николай Павлович жил в постоянной тревоге за судьбу города и оставшихся там детей: «Очень исстрадался за ленинградцев» (7.01.42); «Сейчас готовим выставку „Литературные места, захваченные фашистами“ (среди них наше бесконечно любимое Детское Село» (02.43). «Наконец-то кончилась осада и разрушение нашего великого города, – сообщал он Штерну 1 февраля 1944 года, узнав об освобождении Ленинграда. – Но судьба наших памятников Петергофа, города Пушкина, Павловска и других потрясает»[1373]. И он начал работать над книгой «Пригороды Ленинграда: города Пушкин, Павловск, Петродворец» (издана в 1946 году). А вскоре до Анциферова дошла страшная весть о смерти сына в блокадном Ленинграде и исчезновении дочери. И только в 1948 году он узнал, что его Татьяна, угнанная в 1942‐м на работу в Германию, жива и находится в США.

К Пушкину Анциферов постоянно возвращался на протяжении всей творческой жизни. В его архиве хранится неопубликованное исследование «Проблемы изучения „Медного всадника“» с авторской пометой: «СПБ 1923 – Москва 1950».

В 1949 году, когда отмечалось 150-летие со дня рождения поэта, ученый выступал с докладами и лекциями, участвовал в обсуждении проекта памятника Пушкину в Ленинграде, готовил выставку «Лицейские годы и Петербург Пушкина». В 1950‐м вышли его работы: «Москва Пушкина», «Пушкин в Царском Селе», «Петербург Пушкина».

При чтении книги «Петербург Пушкина» следует иметь в виду, что она писалась в пору господства вульгарно-социологического подхода к оценке литературы, в атмосфере оголтелой кампании по борьбе с космополитизмом и специально к юбилею поэта. На конференции в Пушкинском Доме, сообщает Анциферов Штерну 16 июня 1950 года, «говорили странные вещи, утверждали, что Пушкин уже перерос всех декабристов, что он полон ожидания крестьянской революции (словом – Чернышевский). Бродский объявил, что Пушкин опирался на разночинцев». В письмах к Штерну Анциферов сетует, что его работы о Петербурге «отсылают в Обком в Ленинград», а «редакторы печатать не решаются»[1374]. Книга «Петербург Пушкина» несет на себе печать своего времени, в ней уже нет того свободного творческого полета, которым так пронизана «Душа Петербурга».

Николай Павлович, как рассказывала нам его дочь Татьяна Николаевна Камендровская, всегда считал себя «петербуржцем». Потеряв семью, он все свои чувства перенес на любимый город. Он часто приезжал в Ленинград, навещал могилы родных и друзей, бродил по царскосельским паркам и городу в белые ночи, долго сидел у Медного всадника. По свидетельству современников, Анциферов был одарен особым чувством видения города, который он воспринимал отраженным в зеркале истории и культуры.

В январе 1958 года он завершил мемуары «Путь моей жизни», посвятив их внукам – Наталии и Михаилу. 2 сентября этого же года Николай Павлович скончался в Москве.

Не только друзья, но и все встречавшие Анциферова отмечали обаяние и притягательность его личности. «При всей ценности его литературного наследия главным и самым замечательным его созданием, именно созданием творческого духа человека, была его жизнь, – утверждал Штерн. – Для тех, кто знал его, становилась очевидной вопощенная в нем реальная сила добра, правды и любви»[1375]. Человеческими и нравственными ориентирами для Анциферова были прежде всего Франциск Ассизский и Герцен. Николай Павлович стоически вынес все обрушившиеся на него удары судьбы и гулаговские испытания. Мы были свидетелями разговора, когда незнакомая нам женщина рассказывала ученице Анциферова Ольги Враской, что ее муж, атеист и член партии, работавший в 1930‐х годах учителем в Кеми, где и встретил Николая Павловича, часто повторял в кругу домашних: «Я один раз в жизни видел настоящего святого. Запомните его имя – Николай Павлович Анциферов».

К ИСТОРИИ ГУМАНИТАРНОГО ОТДЕЛА ПЕТРОГРАДСКОГО ЭКСКУРСИОННОГО ИНСТИТУТА (1921–1924)[1376],[1377]

В Центральном государственном архиве литературы и искусства Санкт-Петербурга (ЦГАЛИ СПб) находится фонд Экскурсионного института Петроградского отделения ЛО Главнауки Наркомпроса РСФСР (ф. 53), содержащий 92 единицы хранения (1920–1924 годы). Эти материалы и послужили основой для настоящей публикации. В дальнейшем при цитировании в круглых скобках указываются номер фонда, опись, дело и лист.

Появление Экскурсионного института было вызвано следующими предпосылками:

1) бурным развитием экскурсионного дела в России и особенно в Петербурге;

2) развернувшейся в первые послеоктябрьские годы по инициативе профессора Ивана Михайловича Гревса пропаганде культурного наследия города среди широких масс и постановке гуманитарного образования учащейся молодежи;

3) назревшей необходимостью полного исторического изучения города как высшей формы концентрации культурной жизни.

В 1918 году образуется Экскурсионная секция при Музейном отделе[1378] Петрогубполитпросвета, а 21 декабря 1920 года на заседании Петроградской экскурсионной секции принимается решение о создании института.

22 марта 1921 года Гревс выступил с докладом об организации института[1379] в комиссии экспертов при Подгуче («подготовка ученых»), которая «признала необходимым безотлагательное открытие Экскурсионного института как постоянного научно-учебного учреждения» (53-1-2, л. 4–4 об.).

4 октября 1921 года в Москве под председательством Надежды Крупской состоялось заседание Научно-педагогической секции Государственного ученого совета, где было рассмотрено представленное Положение об Экскурсионном институте с тремя отделами (факультетами): Естественно-историческим, Гуманитарным и Экономико-техническим. После выступления Гревса, одного из авторов Положения, «по предложению Н. К. Крупской секция постановила создать комиссию для конкретного решения вопроса об организации Экскурсионного института, – гласит запись в протоколе заседания. – Дать следующие директивы этой комиссии: 1) ударным считать экономико-технический факультет; 2) исследовательскую работу ограничить размерами, необходимыми для разработки экскурсионного метода» (53-1-3, л. 3).

На втором заседании, которое проходило 11 октября 1921 года, «секция постановила: считать желательным создание учреждения, разрабатывающего экскурсионный метод. Санкционировать открытие в Петрограде Экскурсионного исследовательского института по типу московских институтов и, в частности, по типу Центрально-экскурсионного института в Москве[1380]. В административном отношении институт должен находиться в ведении Петроградского отделения Академического центра» (53-1-3, л. 8-9).

Забегая вперед, заметим, что в июле 1922 года Гревс сообщил на заседании правления института: «В Москве был план оставить Московский экскурсионный институт при 30 местах, а Петроградский, как непроявивший себя, уничтожить. Только заступничеством Ольденбурга[1381] и Марра[1382] удалось спасти Петроградский институт от полного