Заговор в начале эры - Чингиз Абдуллаев

Среди них пока не было Луция Корнелия Бальба, вернувшегося в Рим спустя полгода и ставшего одним из главных военных советников Цезаря.

Благодаря этой энергичной, хорошо подобранной, агрессивной команде шансы Цезаря возрастали с каждым днем.

Напуганные такими размерами небывалой пропаганды оптиматы собрались в доме Агенобарба, решая, как им противостоять столь мощному натиску. Помпей и Красс, каждый в отдельности, также сформировав свои независимые команды, выдвинули двух молодых преторов, а у оптиматов из трех имевшихся кандидатур имел небольшие шансы лишь Марк Кальпурний Бибул.

– Юпитер, великий и всеблагой, отвернулся от нас, помогая Цезарю, – негодовал Агенобарб.

– Он хорошо проводит свою избирательную кампанию, – возразил практичный Цицерон, – нам есть чему у него поучиться.

– Клянусь всеми богами, – разозлился Бибул, – я не желаю повторять его путь, заискивая перед плебеями и попрошайками ради избрания.

– Поэтому мы всегда проигрываем ему, – с горечью признался Катон, – он умеет находить общий язык с народом, и римляне его любят.

– Нужно будет уже сейчас принять постановления, – предложил хитрый Цицерон, – о возвращении старых порядков. Не пускать более во время заседаний сената граждан Рима без особого разрешения самих сенаторов. Не консулы, а сенат выносит такое решение. Только старшие сыновья сенаторов, согласно нашим традициям, могут посещать курию Гостилия без специального разрешения.

– Что это нам дает? – недоуменно спросил Агенобарб.

– В сенате у нас абсолютное большинство, – терпеливо объяснил Цицерон, – а когда не будет давления толпы, сенаторы не станут голосовать за предложения Юлия, даже если Красс заплатит всем своим состоянием.

– Это верная мысль, – обрадовался Бибул, – принять закон нужно еще до выборов консулов.

– Да, – согласился Катон, – у нас нет выбора. Но как унизительны эти бесчестные приемы, чтобы остановить Цезаря.

Цицерон переглянулся с Агенобарбом. Катон был верен себе, оставаясь принципиальным идеалистом даже в политической жизни.

– Цезарю помогает деньгами Марк Красс, – вмешался в разговор Лукулл, – я не удивлюсь, если Красс проведет угодных ему консулов. Чтобы их остановить, я готов дать двадцать талантов.

– Я дам десять, – горячо поддержал его Агенобарб, – на избрание Бибула, и нужно поскорее принимать закон о регулировании допуска посторонних лиц в сенат. Тогда Цезарь останется наедине с сенаторами. Это прекрасная идея, Цицерон.

На следующий день, накануне выборов, был принят закон, к огромному негодованию популяров. Оптиматы торжествовали – они убрали толпу из сената, лишив оппозицию столь необходимой поддержки. В сочетании со смехотворными функциями, закрепленными за консулами после завершения их магистратур, все это, казалось, должно было отбить у Цезаря попытку всяких амбиций.

Но, вопреки обыкновению, после заседания сената Цезарь не выглядел обескураженным, напротив, громко насмехался над сенаторами, приводя их в еще большее бешенство.

Кроме подозрительного Цицерона, никто не задумывался, почему Цезарь ведет себя подобным образом. Катон приписывал его поведение бесстыдству и разложению римских нравов, Агенобарб и Бибул считали его насмешки вызовом сенаторам.

И только Цицерон, хорошо знавший, как Цезарь умеет просчитывать варианты, испуганно спрашивал себя: «Что еще готовит им представитель семьи Юлиев?» И не находил ответа.

Состоявшиеся на следующий день выборы закончились полным триумфом Цезаря. Он получил подавляющее большинство голосов.

Бибул, прошедший с огромным трудом, сумевший лишь немного обойти других конкурентов в конце голосования, был встревожен и подавлен. Но оптиматы, предвидевшие победу Цезаря, хотя и не столь внушительную, еще не знали, какой страшный удар готовит им верховный понтифик.

Консулы избирались ежегодно, а консулат Цезаря и Бибула, без права последующего набора легиона, должен был стать, по замыслам оптиматов, лишь очередным исполнением магистратуры, даже несмотря на внушительную победу Юлия.

Популяры торжествовали. Они, наконец, достигли своей цели, проведя в консулы одного из вождей своей партии. Клодий, избивавший со своими друзьями сыновей сенаторов-оптиматов на улицах города, уверял всех, что в победе Цезаря есть и его заслуга.

Красс и Помпей, явно и тайно помогавшие Цезарю, были особенно довольны. Все было так, как задумал Юлий. На первое заседание сената, сразу после победы, Цезарь явился в сопровождении большого числа своих друзей и сторонников. Он опустился на ложе рядом с Крассом, где они сидели последние несколько лет.

Довольно скоро в сенате появился Помпей, которого оптиматы приветствовали более восторженно, чем обычно, после победы Цезаря.

Помпей, отвечая на традиционные приветствия, прошел на свое место. Триумвират пока ничем не проявлял себя, а победа Цезаря казалась лишь важным звеном в карьере самого Юлия.

По общей договоренности, Помпей не демонстрировал явного изменения отношений с Цезарем и Крассом. Это был тот тщательно скрываемый удар, который Цезарь готовил оптиматам. Но время вступления в консулы еще не подошло, и Цезарь, весело кивнув Помпею, продолжал свои беседы с Крассом.

В эти дни после избрания у Цезаря было много встреч и бесед. Но две из них, состоявшиеся сразу после победы на выборах, стали очень важными не столько для личной жизни верховного понтифика Рима, сколько для его политической карьеры. Хотя эти разговоры состоялись у него с матерью и дочерью.

Давно намереваясь поговорить с Юлией, он откладывал разговор более месяца, пока, наконец, дочь сама не начала его первой.

Они сидели в перистиле во внутреннем саду дома Цезаря, и дочь рассказывала об успехах юного Октавиана.

– Он уже все понимает, – уверяла дочь, смеясь над проделками маленького племянника.

Цезарь задумчиво смотрел на Юлию, гадая, как начать трудный разговор. Но дочь вдруг спросила его:

– Ты видел Помпея?

– Откуда ты знаешь? – удивился Цезарь.

– Мне говорила Атия. Вы встречались в доме ее отца.

– Да, – засмеялся Цезарь, – мы сделали все, чтобы об этом никто не узнал. А вот Атия нас подсмотрела. Я всегда говорил, что любые тайны ничего не стоят, ибо сразу становятся известны всем.

– Она никому не расскажет, – возразила Юлия, – я просто спросила.

– А почему ты не спросила о Крассе? – поинтересовался Цезарь.

Дочь покраснела.

– Помпей чем-то похож на тебя, – пробормотала она, смущаясь, – и у него добрые глаза.

– Это ты успела заметить сразу, – недовольно проворчал Цезарь.

– Юлий гневается? – улыбнулась дочь улыбкой отца.

– Ты могла бы рассказать мне о встрече с Помпеем.

– Какой встрече? – изумилась Юлия. – Я видела его только у дяди, всего несколько мгновений.

«Господи, как трудно, – подумал вдруг Цезарь, – и больно». Впервые дочь, которую он привык считать частичкой себя, любимой частичкой своей души, вдруг могла уйти к чужому, незнакомому человеку. И Цезарь испытал почти физическое чувство боли.

– Он тебе нравится? – просто спросил отец.

– Не знаю, – искренне ответила Юлия, – но у него добрые глаза. По-моему, он похож на тебя, Цезарь.

– А Сервилий Цепион тебе уже не нравится?

– Он так же глуп, как Эмилий. Хотя нет, немного лучше.

Нужно было решаться. Прыгать в эту холодную воду. Цезарь собрал силы. И прыгнул…

– Помпей хочет на тебе жениться. Он говорил об этом со мной.

Дочь коротко охнула.

– Я его почти не знаю, – как-то совсем беспомощно, по-детски, сказала она, и Цезарь сразу вылез на берег.

– Если Помпей тебе не нравится, свадьбы не будет, – угрюмо пообещал он.

Дочь молчала. Она вспоминала триумфальное шествие Помпея. И первый взгляд, брошенный на нее.

– Я его плохо знаю, – жалобно произнесла всегда смелая Юлия, – но если так будет нужно…

Он снова оказался в холодной воде. На этот раз без всяких шансов выбраться на берег.

– Я приглашу его к нам домой. Вы сможете поговорить, – пообещал Цезарь, чувствуя, как ему холодно.

На следующий день утром к нему зашла Аврелия. Несмотря на прохладную осеннюю погоду, она была в свадебном пеплуме, привезенном ей сыном из Испании.

– Мне нужно поговорить с тобой, Цезарь, – начала Аврелия, едва опустившись на ложе в триклинии.

– Что случилось?

– Вчера ты беседовал с Юлией. Я все знаю, твоя дочь пока еще доверяет мне. Ты действительно хочешь выдать ее замуж за Помпея?

– Ты пришла меня отговаривать? – тихо спросил Цезарь.

– Я пришла узнать, правда ли это? – невозмутимо парировала мать.

– Да. Помпей сам просил меня об этом.

– Это удачный выбор, Цезарь, – кивнула Аврелия. – Ты укрепишь свои позиции в армии и свое влияние в Риме. Помпей будет надежным союзником, хотя он старше тебя на шесть лет.

– А как Юлия? – спросил он. – Ты думаешь, ей понравится такой старый муж?