Исповедь оборотня - Виталий Агафонов

которой не дотянуться. На лавочке, поперёк стены, у окна, мы нашли

небольшое отверстие посередине размером с один дециметр. Туда поставили большую

литровую, эмалированную кружку, предварительно налив воды из-под крана. Достали

туалетную бумагу, стали раскручивать. Так же целлофановые пакеты, которые разрезали на

полоски. Потом, сложив вместе, скрутив в трубочку, подожгли. Таким образом, кипятили

воду. Все работали оперативно. Один подавал фитиль под кружку. Другой, скручивал в

трубочку, подавал первому. Третий, подкладывал целлофановую полоску и держал рулон

туалетной бумаги. Четвёртый, резали плёнку. Пятый доставал всё необходимое. Вскоре

закипела вода, туда высыпали пакет чая. Закусив прихваченными сухарями, запив с

конфетами, всю ночь развлекались рассказами из жизни. Утром следующего дня, вывели,

погрузив в машины, повезли на вокзал. Там, нас, окружив цепью автоматчиков и собак,

положили на землю. Подложив под себя, спереди, свои баулы, присев на корточки, руки за

головы, лицом вниз, просидели примерно около часа. Почти у всех затекли ноги, но вставать

категорически запрещалось. Любая попытка пресекалась собаками и автоматчиками. Потом,

поодиночке, завели в Столыпинский. Перед входом, проверяли по списку, сажали в стакан. Я

снова оказался в руках Пермского конвойного батальона. Видел знакомые лица. Они узнали

меня, увидев, сторонились и всячески избегали встречи взглядом. Вечером приехали в

Нижний Тагил. Снова, на машинах, повезли на территорию колонии: ИК-13.

Карантин

Пасмурная погода действует удручающе. Незаметно проявляются мартовские

сумерки. Металлические заборы, высотой примерно 5 метров, покрашены в зелёный цвет.

Верх обрамляет, в несколько нитей, колючая проволка. Венцом, как мощная пружина,

раструбом, тянется армированная егоза. Она угрожающе, смотрит сверху вниз, своими

белыми, колюще-режущими блестящими боками бабочек задиров. Словно гигантский удав,

готовый свалиться на проходящих и поглотить, спрятав в свою утробу. Стою, озираясь в

системе заграждений, ещё не в колонии, но и не за территорией. Какой срок уготован для

меня, через какое время смогу выйти обратно? Выйду ли вообще? Такой вопрос, наверное,

задаёт каждый, попадающий сюда. С боку, на входе, большой плакат с надписью:

«Сотрудник! При нахождении на территории исправительного учреждения, будь внимателен

и осторожен! Обитатели этой колонии имеют навыки боевых приёмов борьбы!»

Нас, построили в колонну по два, ещё раз проверив, повели по территории. Колония

словно вымерла. Ни одной живой души. Тишина. У перекрёстков, на возвышении стоят

будки. Возможно, внутри находятся те, кто наблюдают за нами. Не верится, что здесь, в

данный момент, находятся до двух тысяч заключённых. И удивительно то, что все дорожки

вычищены и выметены до асфальта. Белой полоской вырисовываются крашеные края

тротуаров. От центра, где находятся хозяйственные постройки для обитателей колонии,

радиально уходят коридоры к территориям каждого отряда. Каждый отряд огорожен своим

забором. Чтоб попасть куда-то, надо пройти лабиринты между этих конструкций и замков.

На полпути, не доходя до центра, строй остановили. Мимо нас, бегом, четверо заключённых,

на медицинских носилках понесли пятого. Рядом бежит ещё один. По внешнему виду не

понятно, кто он, заключённый, или работник. Он, держит руки лежащего на его груди, что-то

наговаривает. Тот, в крови, кричит и стонет: «За что!? Почему поломали? Уроды, козлы, я же

ничего не сделал! Как же мне больно! Вы думаете, мне не больно? Быстрее несите лекарю,

всё горит внутри! Быстрее! Быстрее! Я умираю! Пусть он сделает что-нибудь! Больше нету

силушки терпеть! Ооо!..» Картина ни кого не оставила равнодушным. Угрюмый строй стал

ещё угрюмее. Плечи многих опустились, хвост колонны начал заплетаться. «Не отстаём! Не

отстаём!» – то и дело даёт команду сопровождающий. Пройдя территорию колонии,

наискосок, заводят за отдельно огороженный забором участок.

Нас встречает приземистое, одноэтажное здание своими решётчатыми окнами с

опущенными ресничками. Как чёрная вдова, печально ожидающая своих посетителей, она,

тайком, злобно наблюдает за нами. За всё время существования, наверное, ни кто не знает,

что творилось в её недрах. Штрафной изолятор открывает свой прожорливый рот и глотает

всех в свою утробу коридоров и железных дверей. Внутри, стены и пол, покрашены в

толстый слой масляной краски. Везде чистота и порядок. Ни слова не говоря, всех заводят в

одну камеру. За нами закрывается очередной раз тяжёлая, металлическая дверь. Вместо

кроватей, невысокие лавочки, сконструированные из деревянных досок. На них матрацы,

ватные подушки. Нас чуть больше. Кое-как разместились, решили спать на боку, чтоб всем

хватило места. Розеток снова нет. Взобравшись друг на друга, открутив одну из лампочек с

патроном, присоединили кипятильник к контактам. Прокипятив воду в больших

эмалированных кружках, завариваем чай.

Смотрю на своих новых сокамерников. Обычные люди, разных возрастов,

разговаривают, смеются, ведут себя, как ни в чём не бывало. У каждого за спиной

преступление. Скорей всего, многие с надломленной психикой. И я, такой же среди них.

Видно, что все объединились, с первых минут. Инстинкт самосохранения заставлял быть

одним целым. Мы, похожи на косяк рыб, который живёт в общей стае, с единственной

целью, выжить, во что бы то ни стало. Общаемся сдержано, в то же время доброжелательно,

как будто знакомы уже давно. Ни кто не знает, что нас ожидает впереди. Знаем одно,

находясь на зоне, можно без проблем схлопотать, ещё дополнительный срок. Здесь

церемониться ни с кем особо не будут и не собираются. Для всех, мы уголовники. А к

уголовникам особый, непримиримый подход. На то и предназначено исправительное

учреждение.

Уже собирались ложиться спать, как один из сокамерников, примерно 30-ти лет,

светловолосый, скуластый подходит ко мне:

– Извини брат, но по тебе кто-то ползёт?

– Где? Посмотри пожалуйста! – прошу я.

– Это вошь! Смотри, какой он жирный! Ни чего себе ты его откормил! – держа на

ладошке, рассматривая, выцеживает скуластый.

– Откуда он взялся? – недоумённо и с опаской выговариваю я. Потому как знаю,

каково отношение к вшивым сокамерникам.

– Это надо тебя спросить!

Все отходят от меня. Начинают проверять свою одежду.

– Снимай всё полностью, даже трусы! – даёт команду парень, – Братцы, подходим,

каждый берём по одной вещи и тщательно проверяем! Никому ничего не стряхивать, чтоб ни

одна тварь не ушла! Особо смотрите на загибах швов! Когда посмотрите вещи, проверте на

всякий случай себя!

Одежда быстренько разбегается по разным углам, я остаюсь с трусами на руках.

Нашли ещё одно животное, тоже на футболке.

– Это скорей всего ты подцепил в Столыпине, когда шёл этапом! Хорошо, если они

ещё не успели размножиться! – уточняет всё тот же парень, – Конечно лучше одежду

прожарить, на всякий случай! Вдруг кто-то не увидел гниду! Тут, при бане есть кабинка для

прожарки! Температура доходит до 300 градусов! Ни одна гнида не выживает!

Неприятное ощущение, потом преследовало меня, ещё несколько дней.