И пели птицы... - Себастьян Фолкс

— Устали с дороги?

— Нет, нисколько. Чувствую себя превосходно.

Стивен сел в указанное Жанной кресло, взглянул не нее. Он помнил четкие черты ее лица, бледную кожу, и теперь они внушали ему ощущение покоя. В разрезе ее глаз, в повороте головы время от времени проглядывала Изабель, что-то от ее порывистости, преобразованной и усмиренной уравновешенностью Жанны.

Она сказала:

— Изабель говорила мне, что вы часто разглядываете людей.

Стивен извинился.

— Проведенные в грязи годы стоили мне приличных манер. — Он был доволен, что имя Изабель прозвучало так рано. По крайней мере, в дальнейшем можно будет обойтись без него. — Какие-нибудь новости о ней?

— Да, — ответила Жанна. — Она очень счастлива. Макс тяжело ранен, но жизни его ничто не грозит. Она просила меня поблагодарить вас за то, что вы приходили повидаться с ней. Думаю, для нее это много значит. Изабель была очень неудачлива — или глупа, как сказал бы мой отец. А решения ей приходилось принимать трудные. Снова увидеть вас, узнать, что вы, по крайней мере, желаете ей добра, — я думаю, это придало ей сил.

— Я рад, — сказал Стивен, хотя никакой радости он не испытывал. Мысль о том, что ныне он играет в жизни Изабель роль второстепенного утешителя, смущала его.

— Рад, — повторил он и вдруг понял, что эта мелкая ложь избавляет его душу от последних оставленных в ней Изабель следов, что она уходит от него — не в фальшивое забвение, как в первый раз, но просто в пустоту.

Он спросил:

— Как долго вы еще пробудете в Амьене? Ведь дом ваш в Руане, не так ли?

Жанна опустила взгляд на свои руки:

— Отец стар, он хочет, чтобы я жила с ним, заботилась о нем. Мама пока жива, но ей нездоровится, она уделяет ему меньше внимания, чем он желал бы.

— Так вы вернетесь туда?

— Не знаю, — ответила Жанна. — Я всегда честно выполняла свой дочерний долг, но мне по душе независимость. Мне нравится жить здесь, в Амьене, в этом маленьком доме.

— Конечно, — сказал Стивен и снова подумал о ее возрасте. — А другие ваши сестры? Они не могли бы ухаживать за ним?

— Нет. Все они замужем. Простите, месье, примерно через час мы сядем ужинать, и мне нужно посмотреть, как идут дела на кухне. Я не знаю, что бы вы предпочли — отдохнуть или выпить аперитив… Я не умею принимать гостей. — Она помахала рукой. — Для меня это так непривычно.

— Ничего привычного в мире уже не осталось, — улыбнулся Стивен. — Хорошо, что вы понимаете это. А пока — да. Я не отказался бы выпить.

Жанна улыбнулась в ответ. До этой минуты Стивен ее улыбки ни разу не видел, и она показалась ему самым поразительным из всех выражений, какие он наблюдал когда-либо на человеческих лицах. Сначала медленно раздвигались губы, затем начинала светиться бледная кожа лица — не от притока крови, как у Изабель, а от внутреннего света, передававшего коже свое сияние. И, наконец, улыбка добиралась до глаз Жанны, и они сужались, вспыхивая в доверчивой веселости. Это не просто одно из выражений лица, думал Стивен, оно изменяется целиком, наполняясь прощением и покоем.

— У меня есть то, что Изабель попросила купить перед вашим приходом. Пахнет ужасно. Называется «Олд Оркни». Это такой английский напиток.

Стивен усмехнулся:

— Шотландский, по-моему. Я с ним хорошо знаком.

Жанна принесла бутылку, кувшин с водой. Стивен налил немного в хрустальный стаканчик и, когда она удалилась на кухню, занялся осмотром гостиной. Он слышал звяканье кастрюль, столового серебра; запах трав и вина заставил его ощутить внезапный голод. Он закурил сигарету, поискал в этой изысканной комнате пепельницу. Керамических и фарфоровых блюдечек здесь имелось немало, однако он не рискнул воспользоваться ими — стряхивал пепел в камин и растирал его там ногой. Несмотря на новую, лишенную вшей одежду, Стивен казался себе в этой дышащей женственностью комнате неповоротливым и неуклюжим. Интересно, вернутся ли к нему когда-либо простота и естественность, с какими он вел себя прежде в нормальной человеческой обстановке, или он успел эволюционировать в существо, привычной средой обитания которого были потолки из рифленого железа, деревянные стены и мешки с продуктами, подвешенные, чтобы не сожрали крысы, к стропилам?

Жанна внесла супницу, поставила ее на стол в конце гостиной. Ей хотелось приготовить рыбный суп по рецепту, изобретенному в Дьеппе, неподалеку от ее дома в Нормандии, объяснила она, однако не удалось найти в Амьене все необходимые для этого ингредиенты. А Стивен вспомнил, как рассердилась когда-то Изабель, услышав от него, что Амьен не может похвастать своей кухней.

— Наверное, тут виновата война, — заметил он.

— Не уверена, — сказала Жанна. — Возможно, все дело в том, что амьенцы равнодушны к еде. Вы не разольете вино? Не знаю, насколько оно хорошо, но как раз такое пьет мой отец.

Стивен все еще не смог понять, относится ли к нему Жанна как к беженцу, заботиться о котором повелевает гражданский долг, или у нее имеются для дружбы с ним мотивы более простые. Пока они ели, он задавал ей вопросы.

Сказать, что она охотно делилась с ним сведениями о себе, было нельзя. В ней ощущалась милая стеснительность — такая, точно она считала, что на самом деле этот вечер не отвечает правилам этикета, что в любое мгновение кто-то может войти в гостиную и велеть им обоим немедленно все прекратить. Из ее рассказов Стивен вывел, что в родительском доме Жанну удерживало чувство долга перед отцом, сумевшим, по-видимому, навязать ей свою волю, — так же, как когда-то он навязал ее Изабель. Жанна с большим, чем у младшей сестры, успехом отклоняла тех, кого он выбирал ей в мужья, а отец в отместку отклонял ее избранников. Когда-то он отвадил от дома офицера Изабель — и примерно так же снял с дистанции вдовца, имевшего серьезные намерения увести Жанну из дома.

Говорила Жанна осмотрительно, со сдержанностью, сглаживаемой, впрочем, юмором, отсвет которого мерцал в ее глазах, и внезапными движениями тонких длинных пальцев.

Стивен по-прежнему испытывал в ее присутствии умиротворенность. Он обнаружил, что счастлив слушать ее, и, когда она задавала ему вопросы, отвечал на них тактично, даже если приходилось говорить о войне.

Однако время шло, и возвращение на передовую начинало казаться ему все более страшным. Впервые с того дня, когда его, мальчика, вырвали из родных полей и отправили на жительство в приют, он испугался расставания сильнее, чем чего бы то ни было, ибо оно означало заброшенность и одиночество. О возвращении в траншеи ему и думать не хотелось. И в конце концов он утратил способность поддерживать разговор.

— Вы думаете о том, как вернетесь туда, правда? — сказала Жанна. — Вы перестали отвечать на мои вопросы.

Стивен кивнул.

— Но это же не навсегда. Мы ждем, когда прибудут танки и американцы, так говорит генерал Петен. Надо потерпеть. Думайте лучше о следующем отпуске.

— Я смогу снова приехать к вам?

— Да, если захотите. Просто считайте дни и недели. И берегите себя. При вашей новой должности участвовать в боях вам почти не придется. Будьте осторожны.

— Наверное, вы правы, — ответил Стивен и вздохнул. — Но я уже так давно здесь, так давно. И думаю о солдатах, вместе с которыми воевал, о…

— Так перестаньте думать о них, о погибших. Вы делали для них все, что могли, и ничего больше сделать не можете. Когда все закончится, тогда и будете их вспоминать. А сейчас вам следует думать о том, как дожить до этого. Еще один павший тем, кто погиб, ничем не поможет.

— Я не могу перестать, Жанна. Не могу. Я очень устал.

Жанна смотрела в его умоляющее лицо. Стивен был на грани слез.

— Я отдал все, — сказал он. — Не заставляйте меня продолжать. И, прошу вас, разрешите мне остаться здесь.

На лицо Жанны снова вернулась улыбка.

— Разве это речи мужчины, который водил своих солдат на Анкр? Несколько недель вдали от передовой, вдали от опасностей. Вам это по силам.

— Не в опасностях дело. В усилиях. Мне сейчас непереносимо даже думать о них.

— Я понимаю. — Жанна накрыла его ладонь своей. — Понимаю. Но вы должны найти в себе силы. Я постелила вам, потому что предполагала, что вы, возможно, захотите остаться. Утром я вас разбужу. Пойдемте.

Стивен неохотно последовал за ней к двери. Он знал, что завтра ему придется вернуться на фронт.

11

Штурм Мессинского хребта планировался долго и дотошно. Ветеранам прошлого июля не хотелось тратить доверенные им человеческие жизни впустую.

— У меня для вас хорошие новости, — сказал Грей, когда Стивен явился к нему доложить о своем возвращении. — До вступления в новую должность вы еще успеете организовать большой рейд во вражеские траншеи. Это часть новой осмотрительной тактики, требующей досконального изучения врага. Разведка боем.