Жена чародея - Пола Вольски

Оставшиеся во мраке гвардейцы закричали так, как могли бы взреветь на их месте насмерть перепуганные звери. Некоторые из них набросились на неподвижное тело Грижни и принялись вслепую осыпать его новыми ударами в тщетной надежде на то, что, стоит погаснуть последней искре жизни в теле чародея, и в мире восстановится привычный порядок вещей. Большинство воинов принялось бесцельно и безнадежно плутать во тьме. Воздух в комнате стал совершенно невыносимым, наполненный дымом и тем странным запахом, который резко усилился, как только окончательно погас свет. Трое гвардейцев лишились чувств. Остальные начали спотыкаться и падать; они кричали, но изо рта у них вырывалось лишь сдавленное хрипение.

Командор Хаик Ульф умудрился сохранить хладнокровие. Когда погас последний факел и в комнате воцарилась кромешная тьма, он заставил себя остаться на месте. Борясь с естественным импульсом броситься вслепую вместе со всеми остальными к выходу, командор попытался мысленно восстановить план комнаты, чтобы сориентироваться в ней. Он вспомнил расположение мозаичной карты, вспомнил, куда упал Грижни, вспомнил стол и в конце концов вспомнил дверь. И лишь зафиксировав мысленно ее местонахождение, Хаик Ульф двинулся в направлении, которое представлялось ему единственно верным. Идти было нелегко, потому что голова начала уже кружиться от жара и от недостатка кислорода. То и дело ему под ноги попадались безжизненные тела его собственных воинов и он грубо отпихивал их в сторону. Один раз лежащий у него под ногами зашевелился, и Ульф, чудовищно выругавшись, ударил его что было силы. Он почувствовал, как его кулак входит в мягкую беззащитную плоть, услышал сдавленный крик боли. Стиснув зубы, он продолжил путь. И вот он уже завидел призрачно-серый прямоугольник, каким казалась дверь из глубины комнаты.

Ульф радостно рванулся к ней — и споткнулся о тело лежащего без чувств гвардейца. Он упал и в падении ударился головой об угол восьмиугольного стола. Тяжко приземлившись, он застыл в неподвижности. И тело, и голова были разбиты. Он испытывал смертельную усталость и не понимал, что ему делать.

Но скоро отлично развитый инстинкт самосохранения помог командору прийти в себя и он мало-помалу зашевелился. Медленно перевел тело в сидячее положение и сделал паузу, чтобы собраться с силами. Дыхание у него было сбито, ориентироваться в комнате он перестал, голова раскалывалась. Тьма запечатала глаза, а крики и вопли обезумевших воинов заложили уши.

Ульф решил поискать хоть какой-нибудь источник света, но ничего не нашел. Тут рядом с ним споткнулся один из гвардейцев и в падении рухнул на своего начальника. Этот удар выколотил из легких Ульфа последние остатки воздуха, но все же ему удалось выругаться:

— Черт бы тебя побрал!

Узнать его по голосу было сейчас невозможно. Остающийся невидимым гвардеец испустил истошный вопль:

— Колдун! Он здесь! Он живой!

— Да ты что, идиот… — начал было Ульф, но договорить ему не пришлось.

Острое лезвие, просвистев во мраке, впилось ему в тело.

Ульф чудовищно закричал, почувствовав, как из свежей раны хлынула кровь. В ответ на этот крик его ударили снова — и на этот раз меч вонзился в жизненно важные органы.

Говорить Ульф уже не мог. Обливаясь кровью, испытывая невыносимую боль, он, однако же, оставался в сознании и вполне понимал, что именно с ним происходит. Он застонал — и новые удары обрушились на него, жаля, как слепые змеи. На этот раз за дело взялись несколько мечей сразу. Крик переполошившегося гвардейца привлек к себе внимание его собратьев — и теперь они яростно били, крушили, рубили в капусту простершееся на полу тело до тех пор, пока оно не застыло в полной неподвижности. И только тогда его оставили в покое.

Судьба оказалась немилосердна по отношению к лорду Хаику Ульфу — и его беспамятство обернулось лишь обмороком. Очнувшись, он обнаружил, что лежит на полу, весь израненный, однако в здравом уме и ясной памяти. Лежал он, хотя это так и осталось для него неведомым, всего в нескольких футах от бездыханного тела Грижни. В комнате по-прежнему царила непроглядная тьма, однако убийственный жар и грозный треск сверху подсказали Ульфу, что пожар свирепствует уже где-то совсем рядом. Вокруг него раздавались отчаянные крики его гвардейцев, многим из которых так и не удалось выбраться из Черной комнаты. Ответить тем же командор уже не мог, но все же один звук он издал, иронически простонав. При всей своей грубости и жестокости командор Хаик Ульф не был лишен чувства юмора.

Гвардеец Кронил, волей-неволей оставшийся за главного, в конце концов обнаружил дверь.

— Сюда, — призвал он своих товарищей. Но и это прозвучало хриплым шепотом, потому что воздуха в легких у него уже не оставалось. — Здесь выход!

Кое-кто расслышал его слова, подтянулся к Кронилу и, в свою очередь, начал скликать остальных. Но слишком долго оставаться здесь они не посмели, потому что пламя бушевало уже прямо над головой. Кронил с несколькими гвардейцами вырвался из Черной комнаты в коридор.

И как только они покинули колдовскую западню Фал-Грижни, к ним вернулась былая смелость. Здесь было точно так же жарко, точно так же было нечем дышать, но страх, объявший их под покровом противоестественной тьмы, прошел. Одного взгляда оказалось для Кронила достаточным, чтобы понять, что конец коридора, в котором находилась лестница, превратился в огненный ад. Пламя быстро двигалось по направлению к Черной комнате. Единственный путь к спасению пролегал в дальнем конце коридора, причем и этот путь, судя по всему, должен был остаться сравнительно безопасным уже совсем недолго. Кронил в последний раз посмотрел на разверстую дверь Черной комнаты. Там по-прежнему стояла и оттуда по-прежнему просачивалась невыразимая, невозможная тьма. Из этой тьмы доносились отчаянные крики и стоны. Но, как это ни странно, звучали они так, словно раздавались где-то вдали. В последний раз Кронил обратился к своим обреченным товарищам, но никто из них не отозвался из мрака на этот зов. И вот он вместе с немногими спутниками бросился прочь, оставляя позади огонь, тьму, разрушение и гибель.

На бегу Кронил бормотал себе под нос:

— Безмозглые идиоты! Нам ведь было велено взять Фал-Грижни живьем. А теперь за все придется держать ответ. Да Ульф нам за такое руки-ноги поотрывает. — И тут он заговорил в полный голос: — Кому-нибудь известно, где командор? — Никто не ответил. — Должно быть, давно выбрался оттуда. А где домочадцы Грижни?

— Все они мертвы, — ответил гвардеец, бегущий рядом с ним. — Зарублены, сгорели и закололи себя сами. Кроме… — Он помедлил, произносить следующую фразу ему явно не хотелось. — А кому-нибудь известно, куда подевалась его жена?