Жена чародея - Пола Вольски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хаик Ульф, испытывая невыразимое облегчение, понял, что его люди все же последовали за ним в ужасную комнату, вне всякого сомнения пристыженные брошенным их командиром обвинением в трусости. И у многих из них тоже были факелы. Тьма неохотно отступила на какую-то пару футов — и взорам убийц предстал Фал-Грижни. Черный плащ чародея сливался с окружающей тьмою, однако его бледное лицо и изящные руки сверкали поразительной белизной. Длинные пальцы были широко расставлены. На ледяном лице пламенем торжества и презрения горели глаза. Гвардейцы, глядя на него, разинули рты, кто-то из них даже охнул. Фал-Грижни смотрел на них не шелохнувшись, и никто из ворвавшихся сюда даже не заподозрил, что только что проведенный сеанс Познания высосал из мага всю энергию. Постепенно, по мере того, как сюда, с факелами в руках, подтягивались все новые гвардейцы, кромешная тьма рассеивалась, уступая место кроваво-красному свечению. Теперь Фал-Грижни оказался виден с ног до головы. Предельно напрягая силы, он стоял на мозаичной карте, вмонтированной в пол. Мгновение тянулось молчание, а затем Фал-Грижни сказал:
— Вы опоздали.
Но это ведь могло означать что угодно.
Разинув рты, гвардейцы не без тайного трепета смотрели на чародея. Они не были вполне уверены в том что имеют дело со смертным человеком. Лишь у лорда Ульфа не было на сей счет ни малейших сомнений.
— Вы арестованы, — сказал он Фал-Грижни. — Вы пойдете с нами. И не вздумайте выкидывать ваши номера.
По лицу Фал-Грижни по-прежнему ни о чем нельзя было догадаться.
— Номера, — повторил он бесстрастным тоном.
Ульф махнул мечом, указав магу на дверь.
— Ступайте, — приказал он. Грижни смотрел на него как на пустое место. С таким же успехом он мог уставиться на камень, на щепку, на ком земли. Гвардейцы встревоженно переминались с ноги на ногу. — Вы что, не слышите меня? Может, вы оглохли?
— Никуда я не пойду, — ответил Грижни.
Гвардейцы смотрели на него как зачарованные.
— Если сами не пойдете, то мы вас поволочем, — возразил Хаик Ульф. — Люди решат, что вы боитесь идти на своих двоих, — добавил он в тщетной попытке подбодрить и развеселить собственных воинов.
Гвардейцев и впрямь надо было подбодрить. Великое имя и спокойное могущество Фал-Грижни воздействовали на них. Факелы и мечи у них в руках дрожали.
Грижни не ответил на эту насмешку прямо.
— Да станет тьма моим саваном, — сказал он. — Живым я эту комнату не покину.
— Еще как покинете, — возразил Ульф. — Мы не собираемся убивать вас прямо сейчас. Так просто вы от нас не отделаетесь. Весь мир должен увидеть, как герцог расправляется с предателями. С тем чтобы потом еще долго никому из поганых колдунов и в голову не пришла мысль об измене.
— После моего ухода вам нет смысла бояться Избранных, — равнодушно пояснил ему Фал-Грижни. — Но советую — не слишком докучайте им. Они способны за себя постоять.
— Не в вашем положении советовать что бы то ни было кому бы то ни было. У вас у самого достаточно неприятностей, чтобы не ломать себе голову над чужими. Долго я ждал этого часа, Грижни.
— Я знаю. Вы мелкие людишки — и вы сами, Ульф, и вам подобные. У вас и мысли, и чувства, да и поступки мелких людишек. Но меня это сейчас уже не касается.
— Вот именно, — согласился Хаик Ульф. — Вас касается только то, что произойдет с вами, если вы не пойдете с нами, как вам приказано. И не думаю, чтобы вам хотелось узнать, что в этом случае произойдет.
— А чего я добьюсь, подчинившись вам?
— Вы сохраните жизнь — на некоторое время.
— Но она не нужна мне, — ответил Фал-Грижни. — Я уже достиг цели.
— Что еще за цель? О чем это вы?
Фал-Грижни окинул взглядом гвардейцев, взявших его в стальное кольцо, а затем ответил:
— Вы опоздали и поэтому проиграли. Моя смерть вам не поможет. Слова уже сказаны. Договор уже заключен.
— Что же вы сделали? — заволновавшись и стараясь не выдать этого, спросил командор.
Его гвардейцы и вовсе оробели.
— Тьма, окружающая вас сейчас, густая темень, топившаяся в этой комнате, со временем накроет всю страну, — посулил маг, устремившись взором вдаль, словно в будущее. — Станет жарко и сыро— как здесь сейчас. Тьма ослепит и задушит вас, она высосет ваши силы, вашу смелость и вашу волю. В тени этой кромешной ночи проснутся болезнь и безумие, ибо эта тьма злонамеренна по отношению к роду человеческому. Прямо сейчас она уже взялась за вас и незаметно подтачивает ваши силы. С каждым мгновением вы становитесь все слабее и слабее.
— Хватит! Нам неинтересно слушать весь этот вздор! — перебил его Ульф с притворным возмущением.
Что же касается гвардейцев, то они слушали сейчас в оба, будучи насмерть перепуганы.
— Но мое пророчество на этом не заканчивается, — продолжил Фал-Грижни. — Ночь, приход которой мною предсказан, темная и губительная для всего живого, будет кишмя кишеть существами, которые станут охотиться на вас и на ваших ближних точно так же, как вы сами сейчас охотитесь на меня. Жажду они удовлетворят кровью — вашей кровью и кровью ваших потомков. Там, где воцарится кромешная тьма, они пройдут, торжествуя, — и ваши сыновья расступятся перед ними, отдадут им свое добро, отдадут свою землю, отдадут мир и покой и в конце концов отдадут свою жизнь. Да будет вам известно, что эти существа, что ваши грядущие правители, пусть и не будут они принадлежать к роду человеческому, суть мои порождения!
Фал-Грижни на мгновение умолк, словно ожидая ответа, но никто не произнес ни слова. Хаик Ульф и его гвардейцы как будто онемели. Никогда еще Фал-Грижни не обладал подобным могуществом, никогда еще не излучал такую уверенность. Угрозы, которыми можно было бы пренебречь как бессмыслицей на устах у безумца, звучали с абсолютной убедительностью, с абсолютной проникновенностью, и не поверить им было просто нельзя.
—Тень, — продолжил он с ледяной однозначностью, — родится в самом сердце страны и поползет оттуда в сторону моря. Люди попытаются остановить ее продвижение, но у них ничего не выйдет, потому что наступление этой тьмы остановить невозможно. В конце концов им придется отступить перед нею — отступить вплоть до самого берега. И там, на берегу, они сгрудятся тысячами и десятками тысяч, пока в итоге не набросятся друг на друга, ибо их, наряду с отчаянием, охватит жажда убийства. Самые сильные и безжалостные захватят челны, стоящие на причале, — вот им, возможно, удастся спастись. Многие умрут от руки своих братьев. Остальные просто застынут на берегу, ожидая, пока на них не навалится великая тьма, чреватая существами, в ней обитающими. — Фал-Грижни говорил бесстрастно, как будто не угрожал и не пророчествовал, а всего лишь констатировал факты. — Запомните мои слова, занесите их в письменные анналы и тем самым сберегите до наступления великой тьмы, которую создал я. Такова последняя победа, одержанная мною в этой жизни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});