Дворцовые тайны - Юна-Мари Паркер

Но Эйлин, находившаяся в ту минуту на самой южной оконечности Ирландии, не знала, что ответить родной дочери. Она тоже стояла с телефоном у окна и глядела на унылое воскресное утро, тщетно пытаясь различить больными глазами очертания Грейт Скеллиг. Она лихорадочно пыталась собраться с мыслями, найти для дочери правильные слова, но в итоге у нее вырвалось лишь:

— О Селия…

— Почему ты не рассказывала мне о папе раньше? — слышала она требовательный голос дочери. — Ты ведь знала, что мне можно доверять. Знала?

«Да, — подумала про себя Эйлин, — я доверяла тебе, но не хотела обременять тебя. Не хотела, чтобы ты знала, какая страшная тень нависает над нашей семьей».

— Я думала уберечь тебя, — наконец проговорила она. — Надеялась, что это так и останется тайной. Мы ведь живем очень тихо, стараемся не привлекать к себе внимания. Твой отец даже не догадывался о том, что я про него все знаю.

— Что? — пораженно переспросила Селия. Ей всегда казалось, что родители очень близки между собой. — Ты прожила с ним столько лет, и он даже не догадывался о том, что тебе все известно?

Уму непостижимо!

— Я все узнала совершенно случайно и решила держать в себе. Твой отец сильно рассердился бы, узнав, что я копалась в его вещах. Хотя я на самом деле не знала, что ему есть что прятать от меня. Даже не подозревала, что в его книгах и бумагах откроется такое…

Мать говорила резко, и в голосе ее сквозила несвойственная ей горечь.

— Что ты обнаружила, мама?

— В основном письма. Твой отец тщеславный человек, Селия, и никогда ничего не выбрасывал. Я нашла несколько писем от Гитлера, в которых тот поздравлял твоего отца с успехами. В одном из них Гитлер даже назвал Эрнеста «сынок». Я нашла также несколько посланий от Геринга. Все это лежало в ящике его стола среди других бумаг и рядом с томиком немецкой поэзии.

— О, мама… как это ужасно! Я тогда уже родилась? Когда это случилось?

Беззвучно плача, Эйлин сказала:

— Ты была совсем маленькая, Селия. Конечно, я должна была тут же развестись с Эрнестом, но я не могла и чем больше медлила, тем тяжелее было решиться. Я…

Селия договорила за нее сама:

— Ты любила его?

После долгой паузы Эйлин прошептала:

— Да, наверно. Тогда. Но это было так давно, что теперь мне трудно вспомнишь. Ты была совсем еще ребенком и очень любила отца… — Голос вновь изменил ей. Отдышавшись, она добавила: — Я уже не люблю его, но теперь поздно что-то менять.

— Где он сейчас? — спросила Селия.

— В саду.

— Мама, почему бы тебе не приехать к нам пожить? Скоро такое начнется!.. В газете сообщили ваш адрес и со дня на день вас атакует целая армия репортеров. Приезжай в Лондон, мы позаботимся о тебе, — с мольбой в голосе сказала Селия.

— Твой отец не уедет отсюда, ты же знаешь. В течение сорока пяти лет я неоднократно предлагала ему, но он отказывался.

— А ты?

— Нет, милая Селия. Спасибо тебе, но я должна быть рядом с ним.

— Но ведь ты несчастна, мама…

— Теперь поздно что-то менять. Я устала и хочу только покоя. И потом подумай, как твой отец будет без меня?

— Ну что ж… — вздохнула Селия. — Если передумаешь, я приеду и заберу тебя. Сегодня мы с Хьюго возвращаемся и я сразу отправляюсь навестить Колина и Иана. Наверно, им теперь тяжело придется в школе. Но ты позвони если что, я приеду и заберу… — Она хотела сказать: «тебя с папой», но осеклась. Селия чувствовала, что пока не может видеться с отцом… Еще не успела привыкнуть к мысли, что человек, которого она любила всю жизнь, в действительности существовал лишь в ее воображении, а на его месте был страшный незнакомец.

— Я останусь здесь, — сказала Эйлин. — Беда в том, что ничего этого могло бы не случиться, если бы ты не привезла к нам в дом того учителя. Я чувствовала, с ним что-то не так. И отцу он сразу не понравился.

— Ты о Роланде Шоу?! — поражение воскликнула Селия. — Ты думаешь…

— Он все слонялся по дому, словно вынюхивал что-то. Очень неприятный молодой человек, Селия. Не пойму, как ты только наняла такого… — Впервые за весь разговор в голосе Эйлин послышались нотки упрека.

— Значит, ты полагаешь… О Боже, я и не подумала! — Селии тут же припомнился ее разговор с Джоном Тетбери о Роланде Шоу и помимо чувства вины, навалившегося на нее, ей стало страшно. — Это ужасно, мама! Что делать? Мне кажется, ты права. Меня только вчера предупреждали насчет него, но я и представить не могла…

— Что сделано, то сделано, — сказала Эйлин. — Мне недолго осталось, а разоблачила твоего отца я так давно, что уже успела свыкнуться с этим. Теперь я беспокоюсь за тебя и внуков. Чувствую и свою долю вины в том, что ожидает вас…

Слезы вновь покатились у нее по щекам, и она не смогла продолжать.

Когда спустя несколько минут Селия повесила трубку, она поняла, что какие бы новые чувства ни появились у нее в будущем по отношению к отцу, мать она всегда будет горячо любить и глубоко уважать. Воистину женщина, которая пронесла в своем сердце страшную тайну несколько десятилетий и не бросила мужа, достойна уважения.

Королева рассеянно поглаживала загоревшей рукой одного из своих корги и сочувственно смотрела на Селию. Завтрак подошел к концу, и через час все должны были отправиться на утреннюю службу в Баллатер. Там соберутся толпы людей, желающих хоть одним глазком взглянуть на королевское семейство, подтянутся многочисленные фотографы и операторы телевидения, но пока еще было рано.

— Мне ужасно жаль, что так вышло, — сказала королева, — но не совершайте необдуманных действий, Селия. Скандалы недолговечны, и скоро все забудется, как это всегда бывает. У людей очень короткая память.

— Я знаю, мэм, и благодарю вас за участие, но… не хочу ничем компрометировать вас, — отозвалась Селия. — Если бы это была очередная газетная утка, фальшивка, я до конца отстаивала бы честное имя отца и сделала бы все, чтобы доказать его невиновность, но… не могу, потому что все описанное в статье — правда.

— Вы в этом уверены, Селия? Вы же прекрасно знаете, что газетам нет веры.

— Уверена, мэм, я только что разговаривала по телефону с матерью, и она все подтвердила. — Селия удрученно качнула головой. — Все… Самое поразительное то, что когда они познакомились, мать верила, что он австрияк, а не немец, и приехал в Англию ребенком в 1910 году. Лишь по прошествии нескольких лет, когда я уже появилась на свет, мама случайно открыла правду. Отец заверял ее, что все картины и мебель были унаследованы им от деда, и у нее не было причин сомневаться. Она также поверила, когда он сказал ей, что во время войны служил в британской разведке. А на самом деле… на самом деле он… — Голос изменил ей, и она замолчала.