Предания о самураях - Джеймс С. Бенневиль

Потом они откровенно обсудили сложившуюся ситуацию. Косукэ сказал так: «Для Котаро нет смысла приближаться к Аохаке. Ваш Косиро может разузнать о местонахождении Сукэсигэ-доно и передать ему весточку. Манкэи обязан оказать жрецу достойный прием. Даже если его узнают, нашего жреца никто не свяжет с самураем. Прошу вашу светлость подготовить письмо. Ваш Косиро доставит его по назначению». Тэрутэ села за письмо. С готовым свитком Косиро отправился выполнять свое задание. Тэрутэ могла дать ему совсем мало советов, что делать. Живя у Мантё, она занималась повседневными домашними заботами, поэтому хорошо знала только тропинку до озера и горы. Косиро тщательно обследовал подходы к нужному месту с фронтальной стороны. Он даже собирался войти за милостыней. Получив радушный прием, он убедился в том, что хотя бы в этой части строения пристанища Сукэсигэ не нашел. После суматохи последней ночи Тэрутэ смогла поведать ему кое-что о месте, где ее захватили разбойники. По всему было видно, что следить за ней начали еще внутри дома, так как похитители откровенно ворчали по поводу того, что им пришлось за ней поохотиться. Место нападения находилось в саду с прудом и деревьями, огороженном стеной с тыльными воротами. В скором времени после того, как ее вынесли через эти ворота, они подошли к полям. Тут к ней на выручку пришел Котаро. Косиро вышел через парадные ворота, чтобы поискать тыльный вход в сад. Его глаза вскоре наткнулись на стену с возвышающимися над ней кронами деревьев. Ни щели, ни трещины он в ней не нашел. Приставив свой конго к стене, он забрался на него и заглянул через забор внутрь огороженной территории. Ему крупно повезло. На рока стоял сам Сукэсигэ. Он выглядел грустным и удрученным, как человек, измотанный судьбой и войной. Сукэсигэ пребывал в великом недоумении. В доме Мантё, который он собирался покинуть, его держала неопределенность. Отъезд означал, что придется удалиться от Аямэ-но-сато. Он не мог себе позволить оставаться настолько близко к Аохаке. К тому же ему не хватало известий от Тэрутэ. Без них он не решался покидать Аямэ и поэтому задерживался в Аохаке при постоялом дворе Мантё. Пока он так размышлял, к его ноге прилетел камень, завернутый в бумагу. Он подобрал послание и поднял голову. За стеной мгновенно скрылся человек, а Сукэсигэ услышал звук шагов приближающихся людей. С первого же взгляда он узнал почерк Тэрутэ и поторопился сунуть свиток под одежду на груди, но Ханако все равно его заметила. Она попросила показать ей свиток. Сукэсигэ ответил отказом. А заметив ее недовольство, объяснил, что спрятал от нее незаконченное стихотворение. Он сказал ей так: «Только тщеславный автор, и никто другой, посмеет показать такую писанину. Сначала надо как следует отточить и отшлифовать рифму, чтобы она сияла как зеркало. Прошу проявить терпение и позволить Сотану остаться сэнсэем, а не превращаться в стихотворца. Вы сможете составить свое мнение, когда форма стиха будет доведена до совершенства». Она немного опасалась его, и внимание, обещавшее ласку, ее устроило. Как только его снова оставили наедине с самим собой, Сукэсигэ жадно пробежал глазами содержание свитка. Тэрутэ не только обладала красивым почерком, но и отличалась способностью излагать в эпистолярном стиле наиболее важную информацию. Сукэсигэ полюбовался ее почерком, а потом уяснил содержание послания. Ему следует без промедления расстаться с Мантё и Аямэ. Ситуация в Мияко подходила к поворотной точке. Он не мог пренебрегать интересами своих двоюродных братьев, хотя сёгун имел свои собственные счеты с кланом Асукэ. За Оникагэ никто не присматривал, просто не смел этого делать, и он оставался предоставленным самому себе. На сонные возражения Ханако, когда он покидал ее в постели, Сукэсигэ сказал, что услышал беспокойную возню в стойле своего коня. Довольная таким ответом, она снова уснула еще до того, как он вышел из спальни. В скором времени Оникагэ вывели наружу. Распахнув парадные ворота, Сукэсигэ вскочил на коня и галопом помчался прочь в сторону Аямэ.

Нежной была встреча мужа с женой. Когда Тэрутэ рассказала о своих злоключениях с Фудзинами, о ее судьбе, сёгун Огури с шумом втянул воздух. «Моя мать преднамеренно продала тебя этому мерзавцу Гэнтаро? Вот уж на самом деле порочная женщина! Своими сплетнями она навлекла великий гнев отца на Сукэсигэ. Когда пал дворец, все подумали, будто она погибла. Ни Сукэсигэ, никто из его рото не слышали о ее бегстве. Бог наказал эту злобную женщину. Для самого же Сукэсигэ в ходе выполнения скучного задания всплыла важная проблема. В Сирохате дзиндзя из Аохаки прославились своими подвигами в вознаграждении молящихся. Ради того чтобы проверить их добросердечие, вымолить удачу на войне и в отношениях с женой, перед посещением монастыря Кокудзо Босацу твой Сукэсигэ составил собственную петицию. Вслед за этим познакомился с дочерью Мантё. Славным богом пренебрегать нельзя. Благодарность не заставит себя ждать. Решение будет таким: Аямэно-сато придется покинуть. На заре Сукэсигэ и Тэрутэ будут ждать прихода нашего бога. Косиро и Котаро займутся подготовкой к отъезду: один из них отправится в Оцу с распоряжением для самураев собраться во дворце Яхаги, другой – в Футю с точно таким же распоряжением. К сожалению, наказание Мантё придется отложить на потом. По правде говоря, этот малый повел себя самым подлым образом. Более того, получив выкуп за Тэрутэ, он приказал похитить ее повторно и снова потребовал заплатить за нее деньги. День воздаяния ему по заслугам еще придет. Нам же предстоит заняться делами поважнее».

На следующий день Сукэсигэ вместе с Тэрутэ отправились в монастырь. При всех благих намерениях это паломничество прошло в спешке. Ханако сразу поняла, что сэнсэй Сотан сбежал. Естественно, девушка связала этот поступок с другой женщиной. А когда Манкэи сообщил о том, что Кохаги жила с самураем в Аямэ, и некий слуга доложил, что видел Сотана и Кохаги в дзиндзя (у алтаря), она тут же пришла к такому вот умозаключению: искать Кохаги надо там, где находится сэнсэй Сотан. Взяв с собой мать и Манкэи, не поставив в известность Мантё, она отправилась в Аямэ-гасато. Обнаружить ее пропавшего господина особого труда не составило. Сукэсигэ равнодушно взглянул на парочку, простершуюся в приветствии. За эти дни свежесть красоты Ханако для него поблекла. Тэрутэ, со всей терпимостью, которую женщина может проявить в такого рода случаях, не стала осложнять семейные отношения из-за девушки. Ханако смотрела на нее с ненавистью и возмущением. Сукэсигэ выслушал ее мольбы, а ответ ей дал Косиро. На время он снял одежды жреца и снова предстал самураем. Глядя на него, Манкэи не верил своим глазам и чувствовал страх. Косиро обратился к матери Ханако: «Милостивая государыня, все это дело совсем не так просто, как кажется на первый взгляд. Прошу набраться терпения и подождать его объяснения. Вас с дочерью оно должно устроить. Но судить обо всем вам». Котаро улыбнулся, услышав такое запутанное высказывание. Тэрутэ не смогла удержаться от сострадания. В конечном счете эти посторонние люди попали в жернова большой политики и страдали не по своей воле. Сукэсигэ сохранял монументальное спокойствие Сфинкса. Косиро продолжил свою речь: «Лучше всего вам вернуться домой. Забудьте об этом происшествии. Ваша достойнейшая дочь еще очень молода. К сожалению, сэнсэй Сотан вынужден произнести ритуальную фразу развода». При этих словах Ханако издала вопль отчаяния. Ее мать в ярости вскочила: «Ханако, не стоит унижаться. У этого мужчины вместо сердца камень, раз он так жестоко обошелся с тобой и отдал предпочтение этой служилой девке. Больше ничего от него не добьешься». Ханако бросилась было с мольбами в ноги к Сукэсигэ, но мать с Манкэи оттащили ее прочь. Последний вернулся, чтобы сказать Котаро: «Манкэи и этот яро (невоспитанный человек) встречались уже дважды. Драться на узком мосту – одно дело; а в широком поле – другое. В третий раз Манкэи поступит иначе». Разозленный Котаро вскочил. Через мгновение Манкэи медленно и с трудом приходил в себя на противоположной стороне дороги. Скуля от боли, прижимая руками сломанное ребро, он поковылял прочь, чтобы сообщить о случившемся своему хозяину, уверенный в необходимости сделать это до прибытия в Аямэ-га-сато.