Предания о самураях - Джеймс С. Бенневиль

Знакомство Сукэсигэ с Ханако

Как только Сукэсигэ выслушал благодарности Ханако и ее матери, распростершихся перед ним, в ворота ворвалась большая группа мужчин. Возглавлял их мужчина лет пятидесяти или около того, с виду явно богатый простолюдин. Жена и дочь бросились на шею Мантё, пришедшему на помощь после того, как услышал сообщения о массовых беспорядках. Этот искренне благодарный держатель постоялого двора всячески старался услужить Сукэсигэ. «С робостью и трепетом прошу принять мое смиренное почтение. Произошедшее на территории храма недруги могут представить как серьезное нарушение порядка. Понятно, что эти субъекты так представят события своему господину, что тот потребует провести облаву. Тем не менее следует сообщить в матибугё (магистрат), и расследование пойдет в благоприятном для нас русле. Прошу на какое-то время воспользоваться гостеприимством вашего благодарного Мантё. Милостивый государь, располагайте домом Мантё как своим собственным. Милости прошу войти в него». Сукэсигэ ничего не хотелось, кроме как вернуться в Аямэ-но-сато и выслушать доклад Котаро, отправившегося в Таруи за информацией о ситуации в столице. Однако к словам этого мужчины стоило прислушаться. В том, чтобы скрыться на несколько часов, никакого вреда не было, особенно в свете каких-либо неблагоприятных последствий или открытия расследования по поводу этого конфликта. Без особой охоты он согласился составить компанию гостеприимному человеку. Лично ведя на поводу Оникагэ, чтобы больше не бросаться в глаза, а также потому, что это животное совершенно отказывалось проявлять терпимость к чужакам, он отправился на постоялый двор Мантё, расположенный совсем неподалеку. Сразу было видно, что Сукэсигэ попал в первоклассное заведение, а его владелец относится к людям весьма богатым. Высокого гостя проводили в комнату, выходившую окнами в сад с тыльной стороны дома. С одной стороны этот сад упирался в высокую стену, у которой росли вишни, стоявшие пока без листвы. Посередине находился традиционный пруд со склонившейся к воде ивой. Территорию сада украшали карликовые деревья, замысловатой формы каменные светильники, а также мощенные камнем узкие, извивающиеся между рукотворными холмами тропинки. На расположенном посередине пруда острове помещался алтарь для поклонения богине Инари, считавшийся главным местом среди женщин такого постоялого двора, как тот, что находился на содержании Мантё. Однако в предоставленных Сукэсигэ частных хоромах мало что напоминало о профиле данного заведения. Гостю с дороги принесли перекусить. Родители и дочь окружили Сукэсигэ самым теплым вниманием, проявляя при этом глубочайшую признательность. Ханако выполняла малейшее пожелание Сукэсигэ и во всем старалась ему угодить. Потом пришли сообщить о том, что ванна готова. Ханако лично проводила Сукэсигэ в ванную комнату, где от души его потерла, отскоблила и сполоснула. Когда девушка закончила свою работу в лохани, она вылезла наружу, чтобы подготовить белье для гостя. Как раз в этот переломный момент между Сукэсигэ и Тэрутэ произошел неожиданный разговор.

Пока Сукэсигэ шел в ванную комнату, его осенило по поводу основного рода деятельности пригласившего его человека. То есть он понял, что просторный постоялый двор Мантё представлял собой не просто дом для приема путников с бесплатным и добротным обслуживанием, характерным для городов того времени с почтовыми станциями. Как же могла Тэрутэ попасть в такое место? И как ее теперь вызволить из него? Мысль эта полностью владела им на протяжении устроенного после бани пира. Угощения подали самые изысканные: рыба всевозможного вида, омары из далеких морей, сохраненные живыми в соленой воде, сакэ, своим ароматом призывавшее к безмерному употреблению. Все желание Сукэсигэ отправиться в путь улетучилось. Он выглядел тактичным, но совсем беспечным постояльцем, зато все его мысли оста вались занятыми приближающейся беседой с женой. Он попросил Мантё, очень на то рассчитывавшего, продлить свое пребывание у него в гостях до утра. Теперь он решил воспользоваться благоприятным поворотом судьбы и выпавшим на его долю счастливым случаем. После угощения его проводили в садовую постройку, судя по висящей внутри ее табличке названную хагинома. Пока он полулежа задавал вопросы Ханако, а также отвечал на ее вопросы, обитателей дома потревожил какой-то необычный шум. Послышались испуганные голоса. Подумав, что его недавние враги могли за ним проследить, а также узнать место, где он остановился, Сукэсигэ поднялся и пошел на шум. Однако никаких самураев нигде не нашлось: просто разбушевался его верный Оникагэ. Как уже говорилось, конь проникся чистой симпатией к девушке, оказавшейся в недостойном ее положении. Животному не дано осознать необходимость использования чужого имени и сокрытия своего собственного, а также способности трезво оценить судьбу Тэрутэ и найти путь ее освобождения из нынешнего заточения. Сначала договорившись обо всем с хозяином, приютившим их, Сукэсигэ попросился на отдых. Этот отдых ему тут же представили. На эту ночь Мантё вынашивал свои планы, неизвестные Сукэсигэ; Ханако также строила особенные планы на нее, которыми не стала делиться с Сукэсигэ и своим отцом; О’Наги настолько запуталась в событиях, что ей требовалось время во всем разобраться: то ли избавиться от беспокойного гостя как можно быстрее, то ли прислушаться к намеку, брошенному ей со стороны Ханако и уже наполовину одобренному.

Наступила полночь, и на постоялом дворе все наконец-то вроде бы стихло. Тэрутэ тихонько поднялась со своей убогой лежанки. Где же располагались покои под названием хагинома? Внутренние меблированные комнаты она знала очень поверхностно, а расспрашивать о них не осмелилась. Бесшумно она двинулась по коридорам, пытаясь отыскать в одной из комнат своего господина. Понятно, что он сейчас не спит, чтобы как-то показать ей правильное направление к себе. Бродя по коридорам, она в конечном счете вышла в сад на задворках постоялого двора. У стены в конце стоял забор из хаги. Вот она и вышла на правильный путь. Девушка ступила в сад. Под треск амадо перед ней показалась тускло освещенная комната.

Настороженный Сукэсигэ услышал тихие шаги женщины, идущей по коридору. То могла быть только Тэрутэ. Подобрав свой хаори, он бросил его в андон, и его комната озарилась тусклым светом. Неслышным движением раздвинул сёдзи. Шаги стихли. Однако теперь они послышались со стороны сада. Сукэсигэ сдвинул панель амадо. В комнату пролился свет луны. Тут же из мрака коридора показалась фигура женщины. Взяв ее за руку, Сукэсигэ потянул женщину внутрь комнаты, а потом осторожно снял дзукин, скрывавший потупленный взор и бледное лицо Ханако. Он настолько разволновался, что стоял без движения, сжимая ее руку. Оба они не обратили внимания на тихий мучительный вздох, прозвучавший из тени сада. Сукэсигэ медленно сдвинул сёдзи вместе. «Дочь Мантё-доно! А где же Тэрутэ? Понятно, что ей здесь не место. Прошу вас, дева, уйти. Ваши родители очень расстроятся, если узнают о таком вашем поступке. Сотан не может принять такого подарка судьбы». Ханако промолвила: «Нет, сэнсэй, примите благодарность и почтительные извинения Ханако за вторжение в ваше жилище. Она зашла слишком далеко, чтобы пойти на попятную. Мантё самым искренним образом мечтает о сыне, достойном стать мужем его дочери. Прошу вас остаться в Аохаке и принять услуги моей скромной персоны; услуги, радостно предоставляемые тому, кто спас Ханако от беды». Заплакав, она опустилась на пол у его ног. Озадаченный и раздосадованный Сукэсигэ растерялся и не знал, что ему предпринять. А если вдруг придет Тэрутэ?!