Агония СССР. Я был свидетелем убийства Сверхдержавы - Николай Зенькович

«Пропитанный национал-демократической заразой, привитой мне нашенивским периодом моей литературной работы, — говорилось в опубликованном документе, — когда я стал было одним из идеологов буржуазно-демократического «возрожденчества» и «независимости», я и после Октябрьской революции не отмежевался, как это следовало, от окружающей меня национал-демократической среды, а был втянут ею и принял самое близкое участие в контрреволюционной работе известнейших белорусских национал-демократов, которые на основании Конституции Советской Белоруссии, использовав доверие, оказанное им со стороны Советской власти, прикрываясь лживым занавесом фальшивых лицемерных деклараций и заверений, проводили свои вредительские национал-демократические идеи на культурном фронте».

И далее: «Работая в Научно-терминологической комиссии, в Инбелкульте АНБ, этих руководящих штабах белорусского национал-демократизма, видя своими глазами их не совместимые с интересами белорусских трудящихся масс и требованиями партии и Советской власти установки и мероприятия в культурном строительстве, я не только ни разу не осудил их, но, наоборот, морально поддерживал и помогал их реализации».

Газета «Наша нива», в которой когда-то работал Янка Купала и которую следователи называли «знаменем мелкобуржуазного и кулацкого возрожденчества», с началом горбачевской перестройки издана в Минске в репринтном исполнении. Начиная с 1990 года каждый читатель может убедиться в том, чем она была в действительности. Относительно «нацдемовской контрреволюционной организации» ясность появилась уже в 1988 году: все ее «члены»: В. Ластовский, Я. Лесик, А. Смолич, С. Некрашевич и другие — реабилитированы, ибо такой организации и в помине не было.

С того дня, когда сломленный подозрениями и допросами поэт взял нож, чтобы покончить с жизнью, и к нему, лежавшему в луже крови на полу, бросилась жена Владислава Францевна, прошло двенадцать лет.

Второе военное лето, июнь месяц, столичная гостиница «Москва». Здесь погиб Янка Купала. Как это произошло? Ответа не было почти полвека. И только благодаря усилиям известного белорусского писателя Бориса Саченко, неутомимого исследователя многих белых пятен родной литературы, нарушен таинственный заговор молчания. Борис Иванович провел гигантскую работу, собрал свидетельства тех, кто был очевидцем последних дней и даже минут Янки Купалы.

Исследователь не без основания считает, что следует сразу же и навсегда отбросить — как беспочвенные — разговоры о самоубийстве Купалы. Не было у поэта в те дни никаких причин для этого. Остаются две версии. Первая: Купалу столкнули с лестничной площадки. Вторая: споткнувшись, он не удержался на ногах и упал в пролет лестницы. Борис Саченко склонен считать правильной первую версию.

Первое упоминание о причине гибели поэта дал Илья Эренбург в автобиографической книге «Люди, годы, жизнь»: «Я сидел в своем номере, когда в коридоре послышались крики. Я выбежал в коридор и узнал, что с верхнего этажа в пролет лестницы упал поэт Янка Купала».

До этого свидетельства обстоятельства гибели самого выдающегося поэта Белоруссии в печати не упоминались. Материалы комиссии, которая занималась выяснением этих обстоятельств, таинственно исчезли. Во всяком случае, в архивах КГБ, МВД, Прокуратуры СССР они не значатся.

Буквально за несколько часов до смерти Янки Купалы с ним встречался известный исследователь и переводчик белорусской литературы Е. Мозольков. «Никогда не сгладится в памяти последняя встреча с Янкой Купалой 28 июня 1942 года, — писал он позже, — за два-три часа до его нелепой, случайной смерти. Иван Доминикович встретил меня как-то особенно ласково, тепло, обнял, поцеловал. Вид у него был свежий, настроение хорошее. Как выяснилось, перед самым моим приходом он хорошо поспал, отдохнул. Мы сидели вдвоем в номере гостиницы «Москва»… Перед нами на столике лежала большая коробка чудесных шоколадных конфет. В те времена, когда обыкновенный кусочек сахара считался значительной ценностью, это была невиданная роскошь. Я взял одну конфету, а затем, не без колебаний, потянулся к другой…

Иван Доминикович засмеялся:

— Вы больше жалеете их есть, чем я… Скажу вам по секрету: через неделю мое шестидесятилетие. Заранее приглашаю вас. Вот тогда уж мы посидим как следует…

…Наша последняя встреча была сравнительно недолгая. Зазвонил телефон, на десятом этаже Янку Купалу ждали друзья. Иван Доминикович уговаривал меня пойти вместе с ним, но в тот день я торопился.

— Ну, ладно, на моем шестидесятилетии посидим уж как положено, — повторил Иван Доминикович.

Я проводил его до лифта (он жил на четвертом этаже), мы простились. Я вышел из гостиницы в приподнятом настроении: впереди две встречи с Янкой Купалой. А через несколько часов мне позвонили, что его нет в живых… Это известие ошеломляло, казалось диким, неправдоподобным. Представление о смерти никак не увязывалось с тем обликом поэта, который я знал в течение многих лет и который видел во время нашей последней встречи, — жизнерадостным, полным планов на будущее и лучших надежд, душевным, ласковым…»

Академик Академии наук БССР, писатель Кондрат Крапива: «Последний раз я видел Янку Купалу опять же у Михася Лынькова за час до его трагической смерти. Кроме нас троих в номере было еще человек пять наших общих знакомых. Я на короткое время отлучился в город, а когда вернулся в гостиницу, меня громом поразила весть: Янка Купала погиб».

Михась Лыньков, тогдашний председатель правления Союза писателей БССР: «28 июня умер в Москве, в гостинице «Москва», наш народный поэт Янка Купала. Пробыл в Москве всего десять дней… Можешь представить мое личное горе, если буквально за несколько минут до своей смерти он сидел у меня, в моем 1036 номере на десятом этаже гостиницы «Москва». Сидел веселый, жизнерадостный, мечтал о родных просторах Белоруссии. А когда вышел, мне минуты через три-четыре позвонили, что Янки Купалы нет больше в живых, он умер. Это было в одиннадцать часов ночи 28 июня. Первого июля его тело мы предали кремации».

Борис Саченко разыскал магнитофонную запись выступления Петра Глебки на встрече с читателями 19 июня 1962 года в городе Борисове Минской области. Глебка тоже был в том злосчастном гостиничном номере, когда раздался телефонный звонок и Янка Купала вышел на лестницу. Глебка рассказывал: дежурная по этажу вроде бы видела, что Янка Купала стоял на лестнице и разговаривал с молодой женщиной. Когда дежурная через некоторое время снова взглянула на лестницу, то Купалы там уже не было, стояла одна женщина. О женщине, виновной в смерти поэта, свидетельствуют и другие: ее, ту женщину, видели, она бежала, явно стремясь скрыться. Саченко приводит и свидетельство знаменитого следователя Л. Шейнина, который в одной из бесед, отвечая на вопрос, произнес: «Купале помогли умереть». Известный следователь имел отношение к выяснению обстоятельств гибели поэта.