Принц Теней - Рэйчел Кейн

– До чего же злобная старуха, – произнес он. В голосе его звучала та же усталость и печаль, какую чувствовал и я, и он тяжело опирался на свою трость, чтобы меньше страдать от подагры. – Что же, это дело кончено. Пойдем. Нам нужно кое-что обсудить.

– Моя матушка…

– Женщины горюют, – прервал он меня, глядя мне в глаза твердо и мрачно. – Это женская работа. А мужчины должны заниматься мужскими делами. И теперь, когда Ромео так нас подвел, ты должен стать моей сильной правой рукой. Ты поступил очень верно, оставив этого мальчишку правосудию герцога: менее рассудительный человек просто убил бы его, но ты проявил благоразумие и таким образом удвоил вину Капулетти. Ты не так безнадежно глуп и импульсивен, как мой сын. – Он положил тяжелую руку мне на плечо: – Пойдем, мальчик. У меня есть план, как можно использовать в своих интересах бесчинство, содеянное Капулетти. Они сегодня замарались в крови, и казна их пуста. Через два дня Джульетта выходит замуж за Париса – тогда, конечно, они изрядно пополнят свою мошну, но до этого им надо расплатиться за завтрашний пир в честь помолвки. Нам нужно побеседовать с зеленщиками, мясниками и торговцами пряностями – все, кто на нашей стороне, должны очень хорошо понимать, что Капулетти должны получить самый плохой товар по самой дорогой цене. – Он улыбнулся и сжал мое плечо. – Глупые игры, глупые игры… но такова наша жизнь. Пойдем со мной.

Я тронулся было с места, но в этот момент из толпы, отдуваясь, выбралась толстая женщина – кормилица Джульетты, я сразу ее узнал. Сзади нее семенил высокий, худой как палка, унылый слуга. Я смотрел на женщину и вдруг с изумлением понял, что она смотрит прямо на меня и вот-вот начнет бранить меня прямо в присутствии дядюшки.

– Прошу меня простить, – быстро сказал я и отвесил ему торопливый поклон. – Я догоню вас.

Он посмотрел на кормилицу, и брови его сошлись вместе, а потом взлетели вверх:

– Кто это сюда идет?

Мне оставалось только солгать:

– Она из дома Орделаффи. Могу я?..

– Славный Меркуцио еще не предан земле, – сказал он и кивнул: – Спроси, что ей нужно. Я хожу медленно, ты сможешь догнать меня, если захочешь.

И он пошел прочь, а за ним потянулись остальные: моя мать, синьора Монтекки и другие женщины, все они столпились вокруг телеги, на которой покоилось тело моей сестры, покрытое голубым плащом Монтекки.

Кормилица смотрела на эту печальную процессию с таким видом, словно только что ее увидела.

– Господь всемогущий, а я ведь помню времена, когда свадьбы были праздником, без всякого кровопролития… Ах, боже мой, бедная невеста, бедная, все так ужасно, так ужасно, но что теперь уж, только молиться, да простит Господь нам все грехи наши…

– Сударыня, – прервал я ее, пожалуй, слишком резко. – Зачем вы меня искали?

Он была кормилицей Джульетты, а значит – она не была мне другом. Я не знал эту девушку – и знать не хотел; если у нее были какие-то просьбы ко мне, идущие вразрез с интересами моей семьи, я не собирался идти у нее на поводу. Я бы просто развернулся и ушел. Пусть Ромео сам объясняет все это своему отцу, если сможет. А я не хотел иметь к этому никакого отношения.

– О, молодой господин, как вы прекрасны! Какие необыкновенные глаза, о… женщины, верно, тонут в них, как в море…

– Сударыня!

Она начала обмахиваться веером и бросила на меня полный достоинства взгляд, а потом наклонилась ближе и зашептала:

– У меня для вас записка, такая маленькая милая штучка, которую мне велено передать вам лично в руки и очень осторожно, чтобы не навлечь…

– Так давайте же! – Я вырвал у нее из пальцев маленький листок бумаги, сложенный треугольником. Он был запечатан сургучной печатью, а когда я сорвал печать и развернул его – никаких имен и подписей на нем не было. И все-таки я знал, кто написал эту записку, и в ушах меня зазвучал тихий знакомый голос:

«Исповедь облегчает душу тому, кто страдает».

И все, больше ничего.

Я с трудом сглотнул, провел пальцем по строчкам, по четким линиям букв… Это была рука Розалины, от бумаги шел слабый аромат ее духов, а может быть, это мои чувства и фантазия играли со мной.

Я сложил листок и спрятал его, а потом поклонился кормилице, которая яростно обмахивалась веером с весьма оскорбленным видом.

– Я очень признателен вам, – сказал я ей. – Не сердитесь на меня, сударыня, это место слишком опасно для людей… ваших политических пристрастий.

– Если вы имеете в виду Капулетти, синьор, так я и шести шутов Монтекки не дам за одного Капулетти, – с горячностью заявила она, но ей хватило ума все-таки понизить голос и говорить почти шепотом. – Пойдем, Пьетро, домой. У нас есть чем заняться – завтра пир!

И она поплыла прочь, покачивая огромным, обтянутым тканью задом, а тощий Пьетро поплелся вслед за ней. Я же нащупал под камзолом гладкий край бумаги и снова коснулся сломанной сургучной печати.

Исповедь.

Розалина намекала, чтобы я навестил отца Лоренцо, причем срочно – иначе она не стала бы рисковать и посылать с запиской кормилицу Джульетты: старуха слишком много болтала, а это было опасно. Собственные слуги Розалины были преданы ее тете гораздо больше, чем ей самой, как я уже мог убедиться, и она не могла доверять ни одному из них.

«Если ты пойдешь, – шептал мне внутренний голос, та часть меня, которая все еще сохраняла рассудок и удерживала меня от падения в ту бездну, в которую уже сорвался мой кузен, – если ты пойдешь, ты рискуешь жизнью. Нет, хуже – ты рискуешь честью семьи».

Я рисковал честью своей семьи каждую ночь в течение многих лет, прыгая по крышам Вероны. Но моя бабушка одобряла это, потому что ей доставляло удовольствие видеть, как я унижаю наших врагов. А тут было совсем другое дело – другой риск: речь шла о союзе с нашими самыми страшными врагами.

С теми, кто только что убил мою сестру.

«Если ты пойдешь, – продолжал все тот же внутренний голос, – возьми с собой кинжал и воткни его ей прямо в грудь, отомсти! Твоей бабушке это понравится, даже если ты потом будешь болтаться на веревке посреди рыночной площади, как тот мальчишка Капулетти».

И это тоже было правдой: она радовалась бы смерти Розалины, и хлопала бы в ладоши, и смеялась.

Меня затошнило от отвращения.

Я быстро огляделся по сторонам: мой дядюшка уже уходил, тяжело прихрамывая; его охрана и свита суетились вокруг него. Он не будет по мне скучать в ближайшее время. Он оставил мне охрану, четверых наемников, они шли чуть позади меня, когда я направился к собору. Я хотел было отправить их восвояси, но мать была права: наши враги не погнушались начать драку даже в священном месте, а я был один. Если Капулетти захотят повторить свой набег, то они получат более легкую добычу, но с жгучим, очень жгучим соусом: у меня не было настроения играть с ним в игрушки.