Принц Теней - Рэйчел Кейн

– Только чтобы он берег себя и не влезал в неприятности, – ответил я с кривой улыбкой, ни капельки не веря в такую возможность. – Хотя, судя по опыту, он на это не способен. Я скажу тебе сам то, что он наверняка выболтает тебе, когда будет пьян и печален: он ведь только что женился.

– Женился, синьор?

– Да. На Джульетте Капулетти.

Мой Бальтазар был очень хорошим слугой – и он доказал это, когда, немного поколебавшись, все-таки проговорил без тени удивления:

– Понятно, синьор. Это, однако, еще больше осложняет ситуацию. Могу я спросить – ваша бабушка знает?

– Знает, – кивнул я. – Я ей сказал.

– Это, наверно, было… впечатляюще.

– Весьма.

Он больше не задавал вопросов, а я не вдавался в детали: разъяренная старая гарпия обвинила меня во всех глупостях, которые совершил Ромео, и я испытал крепость ее клюки на собственной спине. И спасло меня от смерти, пожалуй, только то, что она все-таки была уже очень стара. Но она ничего не сказала дяде, я это знал, и не скажет: мое поражение в этом деле было и ее поражением. А она не могла допустить и мысли о подобном унижении.

Ей оставалось разве что отыграться на мне в полной мере.

Бальтазар прикрепил знак Монтекки мне на грудь и сказал:

– Вы выглядите великолепно, синьор. Надеюсь, вы будете очень осторожны в церкви и по пути? Меня тревожит, что я не смогу быть там и присматривать за вами.

– Я прекрасно могу присмотреть за собой сам. – Я хлопнул его по плечу, и он отвернулся. – Ты был отличным слугой, Бальтазар, а друг из тебя – еще лучше.

Он молча кивнул и сунул богато инкрустированный кинжал в ножны на моем поясе. Кинжал этот, несмотря на свою красоту и кажущуюся декоративность, был вполне острым, так же как и рапира, которую он тоже прицепил к моему поясу. Конечно, это могло не понравиться жениху, но сегодня меня мало заботило, что этот алчный старик обо мне подумает.

Мне надо было пережить это утро.

Бальтазар ушел, а я присоединился к своей матери в зале. Мой дядя и тетя спустились по лестнице пару мгновений спустя, одетые в тяжелый бархат. Дядюшка тоже был вооружен, но только кинжалом. И я не сомневался, что у дам тоже припрятано оружие – но только не явно, в рукавах, обуви или корсетах. Моя мать казалась спокойной и отстраненной, она перебирала четки, привезенные из Англии, – я узнал потускневшие от времени бусины.

Вероника вышла последней в окружении щебечущих служанок. Моя сестра была одета в очень дорогое платье, расшитое по золотой парче жемчугом и сапфирами, а в ушах и на шее у нее искрились рубины и бриллианты. Она, казалось, была очень довольна собой.

Я хотел было занять позицию впереди процессии, там, где шли охранники с мечами, но дядя схватил меня за руку и потянул назад, туда, где были они с тетей – в более безопасное место. Ну конечно. Я же теперь наследник – хотя, уверен, дядюшка испытывал от этого факта не больше радости, чем я.

Солнце палило нещадно, а дождь, который до того шел два дня подряд, пропитал влагой все вокруг, создавая эффект парно2й: булыжники дымились, и я в своей парадной одежде тоже. Лицо Вероники порозовело от жары, и это ее очень злило; пока мы шли по узким улочкам, она требовала, чтобы ее обмахивали веерами и прикрывали от солнца. Разумеется, на улицах уже было полно зевак: кто-то из них просто глазел на нас, кто-то встречал нас ликованием и бросал нам под ноги цветы, а были и такие, кто украдкой плевал вслед.

Около рыночной площади, как всегда шумной и полной народу, я заметил скопление людей в красном, они расталкивали толпу и старались подобраться к нам ближе.

– Осторожнее, – сказал я дяде и показал ему на приближающихся мужчин.

– Идем дальше, – приказал он. – Мы направляемся в церковь. Нас ничто не остановит, и уж точно не Капулетти – у них кишка тонка!

И мы пошли дальше, а охрана окружила нас плотным кольцом, и это кольцо сжималось и сжималось, пока я не стал задевать коленями впереди идущего…

И вот, когда мы уже были у самого входа в собор, Капулетти бросились в атаку. Красная река хлынула из всех прилегающих к площади улиц: они были везде – спереди, сзади, сбоку… они бросились на нас с диким ревом, вооруженные ножами, дубинками и мечами – и началось побоище.

Вероника кричала от страха и ярости, зажатая между дерущимися. Наша охрана встала стеной, чтобы защитить нас. Мне удалось ударить рапирой из-за плеча одного из стражей – и она плавно вошла в грудь наемника Капулетти. Они бросили против нас все силы, они наняли еще больше головорезов, они, должно быть, изрядно облегчили свою казну, чтобы причинить нам вред, – и им удалось это сделать.

До сих пор ни один из смертельных ударов не преодолел кордон из нашей охраны, но булыжники уже были скользкими от крови, а слева от меня послышался глухой звук падающего на камень тела. Я резко повернулся в том направлении, высвобождая кинжал, и еле успел отразить атаку какого-то верзилы. Он возбужденно усмехнулся, явно горя жаждой крови, и я, как бы неуместно это ни было в тот миг, невольно отметил, какие у него ровные и белые зубы… а потом я отбил быстрый выпад его рапиры – раз, два, три! – и сделал ответный выпад – раз, два, три! – и моя рапира вошла между его ребрами и пронзила сердце, и он осел на мостовую с гримасой страдания на лице.

Следующий нападающий набросился на меня внезапно с другой стороны и нанес мне удар, правда, только слегка задевший мою плоть: лезвие его клинка попало в ребро, – и все же это был удар, это был вызов мне как Монтекки, смертельный вызов – и другие Монтекки вокруг тоже сражались за свою жизнь.

Женщины кричали, я видел кровь на платье Вероники и даже успел подумать, что уж она-то это заслужила, но затем сразу двое Капулетти бросились на меня, и я очень остро ощутил, как мне не хватает ловкого и быстрого Меркуцио, бесстрашного Ромео и верного Бальтазара. Без них я был уязвим, и сейчас я чувствовал это как никогда: кровь ручьем бежала из моей раны, и каждый новый удар, каждое парирование требовало от меня все больших усилий.

Шум усиливался. Видимо, кто-то поднял тревогу, и как раз когда я чувствовал, что силы мои на исходе, появилась наконец городская стража – солдаты ворвались в толпу, сразу обратив в бегство наемников Капулетти. Но сами Капулетти не отступали, некоторые из них все еще продолжали сражаться. Правда, против меня остался только один, и я отбивался от него, пока не подоспели стражники.

В изнеможении я прислонился к прохладной стене и попытался восстановить дыхание. Тело мое сотрясала крупная дрожь; теперь, когда возбуждение боя проходило, я начал чувствовать боль от раны. Но рана, несмотря на кровотечение, была не опасна, поэтому я стал искать взглядом родных.