Гиблый Выходной - Алексей Владимирович Июнин

смотрел прямо в закатывающиеся глаза своей жертвы. Соломонов умер и обгорит до тла, та же самая участь уготована и бородатому наладчику, раздавленному стеллажом с пленкой. Шепетельников не заботился об их телах – завтра все спишут на пожарище, тела обгорят до неузнаваемости, и только тест на ДНК может установить кому какие останки принадлежали. Но наличие четырех тел (включая еще Коломенского и этого молодого молчуна, задушенный труп которого Даниил Даниилович в конце допроса выбросит вниз в цех) вызовет у следователей кучу вопросов. Огромную кучу вопросов, уведших их в противоположную от Шепетельникова сторону. Как это ни странно, но наличие нескольких разрозненных тел играет на руку Даниилу Данииловичу, создает неразбериху, путает следствие. Только надо будет как-то очень уж сильно повредить шею этого юноши, чтобы медэкспертиза не смогла объединить двое тел, умерщвлённых одним способом – с помощью проволоки. Хорошо бы еще накрыть тело полиэтиленовыми пленками, облить горючей жидкостью или присыпать древесными стружками – это тело должно обгореть как можно сильнее.

Даниил Данилович ослабил удавку, но обмякшая жертва уже не подавала признаков жизни. Ее пришлось опять хлопать по щекам, брызгать водой и щипать. Проклятье – уже в четвертый раз! Ну если и на этот раз молодая сволочь будет упрямится и играть в недоделанного разведчика, надо будет придумывать что-то другое. Но, право слово, Шепетельникова воистину поражала юношеская стойкость. Как будто он и правда не знает где украденные деньги.

На этот раз приводить в чувство его пришлось дольше, он долго не приходит в себя, а потом долго не мог сделать вдох, спазматически дергаясь и как рыба, хлопая ртом.

– Да говори же ты, сука! – не выдержал Шепетельников. – Говори! Говори!

Он принялся бить несчастного кулаками по лицу. Правой! Правой! Левой! Голова молодого человека безвольно принимала удары и дергалась из стороны в сторону. Еще удар! Еще! Юноша вдруг склонился на бок и чуть не упал – путы лопнули. Пацан вмиг воспользовался этим и оттолкнул Шепетельникова. Не ожидавший такого поворота, генеральный директор шлепнулся на мокрый пол, подняв фонтан брызг и промочив свою зимнюю одежду. Этого еще не хватало! Как он пойдет в мокрой одежде под ледяной метелью! Молодой человек вскочил со стула, но тут же пьяно пошатнулся и едва удержался на ногах. Шепетельников ударил его по ноге, заставив сложиться молодого пополам.

Неожиданно освободившийся юноша ураганом налетел на своего мучителя, откуда только силы взялись! Теперь уже он начал избивать лежащего в воде Даниила Данииловича, сломав ему квадратные очки. Разбитое стекло поранило Шепетельникову глаз, от острой боли он зажмурился и зарычал. Но удары не прекращались – молодой юный организм бил и бил своего босса, выбивая у того передние зубы. Даниил Даниилович не сдавался – он умудрился ударить молодого ботинком в нос. Брызнула кровь.

Поднявшись на ноги, раненый в глаз Шепетельников нашарил на стене (без очков он потерял четкость зрения) какой-то прямоугольный предмет, оказавшиеся электронными часами и нанес ими удар. Еще удар. Молодой отбивался и нападал сам. Стол полетел в сторону, рама открытого окна отломилась и упав на мокрый пол разломалась, стекло распалось не несколько неровных угловатых осколков, хрустящих под ногами. Шепетельников ударил еще чем-то молодого ублюдка и получил похожий удар в челюсть. Со звериным ревом он налетел на работника в красной курточке, намереваясь вложить в удар по лицу всю свою силу, но упал, подсеченный по ногам. Они вдвоем повалились на пол, ломая и круша все вокруг себя, поднимая протуберанцы брызг, окропляя кабинет кровью.

Молодой изощрился и в порыве гнева врезал Даниилу Данииловичу чем-то угловатым в живот. Шепетельников задохнулся и зашелся надрывным кашлем. Пользуясь этим, юноша налетел на своего шефа и сжал руки на его шее. Теперь уже юноша душил своего бывшего палача. Тот хрипел и тужился, но молодые руки оказались значительно сильнее. Юноша налег на Даниила Данииловича всем телом.

Через две минуты все было кончено…

Лева Нилепин очень осторожно – палец за пальцем – ослабил хватку, потом отпустил шею своего бывшего директора. Только сейчас он увидел, как сильно поколотил Даниила Данииловича – ссадины по всему лицу, поломанные зубы, кровоточащий распахнутый глаз. Шепетельников умер с открытыми глазами. Нилепина била крупная дрожь, непослушным телом он кое-как слез с мокрого шефа, перевалился на бок, упал спиной в холодную воду и вдруг почувствовал резкую острую боль в паху.

Его живот был вспорот осколком зажатого в руке Даниила Данииловича оконного стекла. Второй рукой бывший генеральный директор ОАО «Двери Люксэлит» успел выдернуть левин кишечник. Сейчас петля кишки была вынута из живота и зажата в судорожно сжатом кулаке Шепетельникова.

– Ой, – пробормотал Лева.

10:18 – 10:33

Мужчина с грохотом поставил в центре жаркой кочегарки мойку высокого давления «Керхер», размотал шланг и присоединил его к системе водоснабжения. Вставил вилку в удлинитель, нажал на кнопку проверяя. «Керхер» вздрогнул и с шумом подал сильную струю воды. «Не так сильно», – пробормотал Аркадьич и снизил мощность. Под звуки тюремной лирики, раздающейся из колонок усилителя кочегар принялся тщательно и методично проводить упругой струей воды по испачканным кровавыми брызгами стенам, трубам, вентилям, полу. Как оказалось, кровь не просто окропила поверхность кочегарного убранства, она впиталась в пыль и грязь, создав на их основе липкую кашицу. Работа оказалась кропотливой, сперва Аркадьич не рассчитывал, что она затянет его на добрую половину дня, но вскоре втянулся. Мощная струя слизывала многомесячные корки грязи, пыль, паутину, обнажая истинный цвет очищенных предметов, блестящих от воды. Аркадьич не унывал, он был даже немного рад непривычной работе, ему нравился результат – чисто, свежо, ново. Как после капитального ремонта. Генеральному, конечно будет все равно, он и носа сюда не сует, а вот от завпроизводства Соломонова можно и похвалы дождаться, он порядок приветствует. Да и процесс, если не вдумываться в первопричину, доставлял кочегару некоторое удовольствие. Ему не надо тереть тряпками и соскабливать грязь ножиком – за него все делает вода, а он только в такт музыки водит пистолетом со струйной трубкой и направляет ее так чтобы брызги не отлетали на него самого. Ему не жалко старой замусоленной одежды, он ее все равно сожжет в топке, ему просто не хотелось преждевременно намокнуть. Поглощенный планомерным отмыванием труб и вентилей, Аркадьич постарался выкинуть из головы произошедшее в этих стенах и насладиться лирическими переливами гитарных струн и бархатным глубоким баритоном, тянущим песню о нелегкой доли арестанта и о неразделенной любви к некоей Наташеньке, что приходила на свиданку в платьице в белый горошек. Смываемая