Пассажир - Жан-Кристоф Гранже

— Эй вы! Руками не трогать! Это же Вёльфли!

Нарцисс обернулся. К нему приближался мужчина в переливчатом сером костюме, цветом гармонировавшем с шевелюрой. Лет шестидесяти, узенькие очочки, подтянутая фигура. Нарцисс улыбнулся ему самой широкой из своих улыбок. В это утро он был готов улыбаться любому. Им владело чувство изумления оттого, что он сумел достичь Парижа и стоял сейчас в галерее Вийон-Пернати, в доме 18 по улице Турен, в двух шагах от квартала Марэ.

Накануне, выбравшись из леса, он прошел опушкой, пока она не привела его на шоссе. Почти сразу он увидел грузовик. Нарцисс голоснул, и водитель остановился. Как выяснилось, он вез какие-то изделия из эпоксидной смолы в Обервилье, что под Парижем. И согласился взять Нарцисса в попутчики, оговорив одно условие: время от времени вести машину будет пассажир. Это было настоящее везение. Они катили всю ночь, сменяя друг друга за рулем, поддерживая бессвязный разговор и по очереди подремывая.

В шесть утра Нарцисс стоял возле станции парижского метро «Порт-де-ла-Шапель». Нельзя сказать, что к нему вернулись конкретные воспоминания, но было несомненно, что он не утратил способности ориентироваться в столичной подземке. Он знал расположение линий и названия станций. Знал, где надо выйти, чтобы попасть в определенный район. Купив билет, он сел в поезд двенадцатой линии, двигавшийся в сторону «Мэрии Исси». Пока за окном вагона мелькали остановки, он размышлял о том, что в очередной раз сумел избежать верной смерти. Но надолго ли? И как убийцы напали на его след? Наверняка они захотят обыскать «Виллу Корто». Будут расспрашивать директора… Но ему не узнать, чем закончатся эти расспросы.

Он вышел на станции «Мадлен» и пешком двинулся по улице Руайаль. Карман оттягивал конверт, битком набитый купюрами, что внушало ему куда больше уверенности в себе, нежели засунутый за ремень «глок». На площади Согласия он свернул направо и направился к одному из самых шикарных в Париже отелей — «Крийону». Выбор его не был случаен. Во-первых, в таком дорогущем заведении у него не станут сразу спрашивать документы. Когда с постояльцев дерут такие деньжищи, администрация склонна к уступчивости. Во-вторых, беглого бомжа в последнюю очередь будут искать в «Крийоне».

Нарцисс убедил портье, что потерял бумажник с документами, и заплатил за номер почти тысячу евро наличными. Заявление в полицию, добавил он, отнесет завтра. Никто не обратил ни малейшего внимания на его порванную куртку. Из какого-то озорства он назвался Матиасом Фрером. Он больше ничего не боялся. Едва попав в метро, он сразу понял, что никто его здесь не ищет. То, что в Бордо или в Марселе казалось катастрофой государственного масштаба, в парижской сутолоке вообще никого не интересовало.

Он поднялся к себе в номер и принял душ, не без удивления констатировав, что пятизвездочный комфорт ему скорее привычен. Затем спрятал в сейф папку с материалами о расследовании убийства. Происходящее казалось ему сном. Он выскользнул из лап убийц. У него куча денег. И он располагает полной свободой передвижения по столице, о какой еще вчера не смел и мечтать.

Позвонив портье, он попросил принести ему бритвенные принадлежности и привел себя в порядок. Затем лег в постель и проспал два часа. Отдохнув, вызвал такси и отправился на улицу Франциска I, в шикарный бутик мужской одежды. Примерил строгий темный костюм из чистой шерсти, голубую сорочку и черные замшевые мокасины. Галстук решил не покупать. В примерочной кабинке осмотрел себя в зеркале — Нарцисс снова обрел человеческий облик. Переложил в карман нового пиджака блокнот Нарцисса и ключ от наручников, отнятый у охранника в марсельском суде, — свой талисман. Он купил также два ремня. Один продел в брюки и сунул за него «глок». Второй обмотал вокруг голени и спрятал за ним нож.

— Нарцисс! Вы ли это?

Мужчина в сером костюме, по всей видимости галерист, стоял прямо перед ним. Выражение его лица совершенно изменилось.

— Да, это я. Мы знакомы?

— Я знаю вас по автопортретам. Корто говорил, что вы куда-то пропали…

— На время, всего лишь на время.

Владелец галереи выглядел обеспокоенным. Он нервно потер руки и протянул Нарциссу правую:

— Меня зовут Филипп Пернати. Ваша выставка прошла с большим успехом.

— Да, мне говорили.

— Вы… вы по-прежнему пишете?

— Нет.

— Зачем же вы здесь?

Нарциссу с каждой секундой становилось все яснее: Пернати вовсе не рад его видеть. Но почему?

— Мне хотелось посмотреть на свои работы.

Галерист вздохнул с явным облегчением. Взяв Нарцисса под руку, он повлек его в глубь зала, где располагался его кабинет:

— Никаких проблем. У меня есть прекрасные снимки…

— Нет, вы меня не поняли. Я хочу видеть оригиналы.

— Но это невозможно! Я продал ваши картины.

— Знаю. Дайте мне список покупателей с адресами.

— Об этом не может быть и речи! Это конфиденциальная информация.

Нарцисс догадался. Волнение галериста было связано с денежной стороной дела. Этот мошенник наверняка продал его картины намного дороже, чем сказал Корто. И боялся, что художник встретится с теми, кто приобрел его полотна.

— Мне глубоко наплевать, сколько вы на этом наварили! — заявил он. — Мне надо видеть свои картины, и точка!

— Нет, нет! Невозможно!

Нарцисс ухватил его за лацканы пиджака:

— Вам ведь известно, кто я такой? А с психами лучше не связываться! Как бы чего не вышло…

— Я не могу дать вам список, — залопотал галерист. — Это особые клиенты, они настаивают на сохранении полной анонимности, и мне…

Он оборвал себя на полуслове. Нарцисс достал из-за пояса «глок». И ткнул стволом ему в подбородок.

— Список, — сквозь зубы прошипел он. — Пока я тебя не прикончил!

Пернати обмяк всем телом, словно внутри у него лопнула пара-тройка позвонков. На подгибающихся ногах он обошел стол и трясущимися руками взялся за мышку компьютера. Кликнул несколько раз — Нарцисс видел отражение файла со списком в стеклах его очков. Вороватый галерист, стуча зубами от страха, включил принтер.

— Глотните водички, — посоветовал ему Нарцисс. — Глядишь, полегчает.

Тот послушно открыл дверцу маленького холодильника, спрятанного в углу за декоративным фонтанчиком, и достал банку кока-колы.

— А меня не угостите?

Дальнейшее сильно напоминало сцену из сюрреалистического фильма. Нарцисс по-прежнему держал галериста на мушке. В полной тишине, нарушаемой лишь гудением принтера, они тянули из банок колу. Справа от себя Нарцисс заметил большую черно-белую фотографию, запечатлевшую лысого мужчину с пронзительным взглядом черных глаз, в брюках с подтяжками. В руках он держал бумажную дудку.

— Кто это?

— Адольф Вёльфли. Я устраиваю ретроспективу его работ. Величайший из мастеров ар-брют всех времен.

Нарцисс вгляделся в лицо художника:

— Он был сумасшедшим?

Пернати заговорил, вернее, не заговорил, а застрекотал как пулемет, без точек и запятых:

— Да, можно сказать и так! Он совершил несколько сексуальных покушений на детей, после чего его признали невменяемым. Поместили в психушку возле Берна. Оттуда он уже не вышел. Но именно там он начал рисовать. Ему давали карандаш и два листа газетной бумаги в неделю. Иногда он рисовал грифелем меньше сантиметра длиной! И оставил тысячи и тысячи рисунков. После его смерти камера была битком набита рисунками и переплетенными вручную книгами.

— А почему у него бумажная дудка?

— Он сворачивал лист бумаги и играл на нем музыку собственного сочинения. Музыкантом он не был, но утверждал, что слышит музыку у себя в голове.

Кабинет вдруг поплыл у Нарцисса перед глазами. Вот еще один преступник, утопивший свои звериные наклонности в арабесках линий. Неужели и он такой?

— Список, — глухо потребовал он.

Галерист протянул ему отпечатанный листок. На его лицо постепенно возвращались краски. Он даже попытался выпрямить спину. По всему было видно, что ему не терпится выпроводить вон ненормального посетителя.

Нарцисс бегло пробежал список глазами — ни одного знакомого имени. Большинство адресов — парижские. Найти их не составит труда. Напротив каждого имени стояло название приобретенной картины. «Сенатор». «Почтальон». «Адмирал»…

Он вернул пистолет на место и уже шел к двери, когда его осенила идея.

— Расскажи мне про Курбе, — приказал он.

— Кур… Курбе? А за… зачем вам Курбе?

— Расскажи мне про «Раненого человека».

— Я не специалист по этому периоду.

— Расскажи что знаешь.

— По-моему, Курбе написал этот автопортрет не то в тысяча восемьсот сороковых, не то в пятидесятых годах. Что-то в этом роде. Знаменитый образец исправления.

— Чего-чего? А ну повтори, что ты сказал!