Остров в океане - Гилберт Клинджел

В воде морские уточки довольно красивы, хотя и не могут похвастаться расцветкой, так как окрашены весьма тускло. Их главный козырь — сети, удивительно тонкие и изящные. По существу говоря, это ноги, переродившиеся в нечто вроде живого невода; чтобы оценить их по достоинству, их надо увидеть. Они похожи скорее на перья, чем на обыкновенные ноги, но морская уточка нуждается в них не меньше, чем человек в руках, рыба в плавниках, а птица в крыльях. Ходить на них, конечно, невозможно, однако жизнь животного всецело зависит от этих необыкновенных ног; именно они создают циркуляцию воды, необходимую для выделения кислорода, которым дышит уточка. А ее желудок находится в прямой зависимости от расторопности ног. Морская уточка живет благодаря тому, что дрыгает ногами.

Вопреки распространенному мнению, морская уточка вовсе не принадлежит к моллюскам, хотя и проводит большую часть своей жизни в раковине. Вместо того ее следует отнести к обширному классу ракообразных, к которому принадлежат омары, креветки и друг гурманов — съедобный краб. Морская уточка причисляется к подклассу Cirripedia, что буквально означает «усоногие».

Никто не застрахован от ошибок, в том числе и биологи. Долгое время они считали морскую уточку моллюском, сильно отклонившимся от общего типа. Истина восторжествовала, когда какой-то дотошный ученый вздумал исследовать ранние стадии развития этого мнимого моллюска. Вылупившийся из яйца молодняк настолько отличается от взрослых особей, что трудно поверить в их родство. У молодой уточки нет никакой раковины. Она плавает и не походит ни на одно живое существо на свете, напоминая разве что какого-то фантастического москита. На ранних стадиях развития уточка снабжена волосами, щетиной, колючками и какими-то длинными волочащимися придатками. Это настоящее ракообразное, ибо оно сегментировано и походит на молодь некоторых ракообразных. Мало-помалу облик этого крохотного чудовища меняется, по бокам у него, как ни странно, вырастает по маленькой раковине. Уточка пускается в странствия, ища, где бы пристроиться и зажить вполне взрослой жизнью в своем известковом доме. Инстинктивно или случайно найдя удобное местечко, она переворачивается вниз головой, прочно приклеивается, окружает себя известковыми стенами и начинает дрыгать ногами — и так уже до самой смерти. Ее ноги, которые у другого ракообразного превратились бы в клешни, закручиваются и становятся бахромчатыми, напоминая с виду перья.

Я пробрался к валуну, где пристроилась целая колония морских желудей, родных братьев морских уточек, чтобы посмотреть, как они улавливают щедрые дары прилива. Они весьма напоминали действующие вулканы: выпустят клуб бурого «дыма» и тотчас втянут его обратно. Приглядевшись, я обнаружил, что это не дым, а движения переплетающихся ног, которые сперва выбрасываются наружу, а затем быстро втягиваются, загибаясь внутрь, чтобы не выпустить пойманной добычи. Вода вытекает через промежутки между ножками.

Я осторожно дотронулся пальцем до одного из нежных перышек цирри, как они прозваны в зоологии. Ножка немедленно втянулась внутрь и две прочные пластинки тут же загородили вход. Эти пластинки так хорошо пригнаны, что не пропускают ни воды, ни воздуха, и морской желудь, если захочет, может отгородиться от всего мира. Таким образом морские желуди пережидают часы отлива, когда остаются совершенно беспомощными вне пределов своей родной стихии. Им не страшен ни бушующий прибой, ни рыскающие вокруг хищники. Мне часто приходило на ум: вот если б мы могли избавляться от непрошеных посетителей, сборщиков налогов и подобных, попросту захлопнув дверь!

Движущаяся вода была холодная, я стал мерзнуть. Течение поднималось, очевидно, из больших глубин — холодные массы воды перемежались с теплыми. По мере того как течение усиливалось, вода становилась все холоднее. Я начал дрожать и решил дать себе получасовую передышку.

Когда я вторично спустился под воду, картина совершенно изменилась. Течение стало столь стремительным, что сбивало с ног даже под прикрытием скал. Рыбы почти все исчезли, а те, что еще были видны, держались у самых скал или в углублениях дна, где они стояли на месте, тихонько шевеля хвостами. Множество рыб забилось в расщелины между камнями и неподвижно висело в воде. Крупных рыб нигде не было видно, только с полдюжины голубых скаровых рыб кучкой застыли под сенью большого утеса. Вода мчалась с быстротой горной лавины, и даже рыбы благоразумно предпочли не вступать с ней в единоборство, а философски отступить.

В третий раз я спустился под воду за несколько минут до того, как прилив достиг высшей точки. Вода только что мчавшаяся с неимоверной быстротой, теперь едва двигалась. Подводные пылевые бури улеглись, границы видимости раздвинулись до тридцати или более футов. Только длинные, волнистые борозды на песке напоминали о недавнем потопе. Я уже мог стоять на ногах, не опасаясь, что меня снесет.

Через десять минут всякое движение прекратилось и воцарился полный покой, если не считать волн на поверхности, продолжавших разбиваться о скалы. С рыбами произошла разительная перемена: они уже не прятались в расщелинах и не лежали неподвижно в ямах на дне. Гранты, недавно спешившие по своим, им одним известным делам, появились вновь, где-то по пути отделавшись от преследовавших их луфарей. Большинство рыб деловито паслись на подводных лугах. Неизвестно откуда прибыла яркая стайка спинорогов. Они скользили с места на место, соскабливая со скал кусочки водорослей. Я заметил, что их чудные спинные шипы были убраны и подымались лишь от случая к случаю. Эти лучи, которые объединяются с первым спинным плавником, удивительно устроены. У основания каждого из них имеется затвор остроумнейшей конструкции: если первый луч поднят, он не может опуститься под действием внешней силы, если не опущен третий луч. Зато если опускается третий луч, весь плавник автоматически складывается. Я долго внимательно наблюдал за спинорогами, пытаясь понять, для чего им нужен весь этот необычный механизм. Полагают, что он является средством защиты от врагов, но остается непонятной функция третьего луча: ведь если он не опустится первым, передние два под давлением обычно ломаются.

Вместе со спинорогами у скал шныряло множество красивых полосатых рыб, отливающих всеми цветами радуги. Как и спинороги, они пасутся около водорослей, но вкусы и методы у них другие. Спинороги соскабливают с камней низко стелющийся мох, а полосатые рыбки интересуются только верхушками водорослей и подвергают их тщательному обыску. Они охотятся за небольшими ракообразными, червями и другими беспозвоночными.