Смертельно безмолвна - Эшли Дьюал

— Хорошо.

— Придурок.

Это последнее, что я слышу от брата, прежде чем он переступает порог коттеджа и в бешенстве захлопывает дверь. Хэрри больше нет, нет больше его болтовни, и я киваю.

— Отлично.

Так даже лучше.

Срываюсь с места и поправляю ворот пальто. Если никто со мной не согласен, это не значит, что я не прав. Я прав. Я всегда прав. Ариадна опасна, и я должен остановить ее. Ко мне в голову приходит безумная идея, и я повинуюсь. Бреду вдоль темных улиц и думаю о том, как пусто в груди. Уверен, опусти я сейчас глаза на свое туловище, я замечу дыру. Из этой дыры торчат обнаженные нервы, которые вибрируют и заставляют меня сердиться до безумия, кричать до исступления и ненавидеть себя до отчаяния. Я сам себе мерзок. Все, о чем я могу сейчас думать, это о том, как тяжелы руки, перепачканные в крови. Как слепы глаза, закрытые мутной пеленой. Я повинуюсь инстинктам, которые раньше меня никогда не подводили. А теперь, такое ощущение, что инстинктов больше нет. Нет интуиции.

Нет воли.

Будто очередная марионетка, сломанная и бракованная, я плетусь вперед, решаясь на нечто опасное и отвратительное. Мое сердце против. А голова согласна.

Я всегда слушал голову.

Взлетаю по ступенькам на уютное крыльцо и звоню в дверь. Мне открывают тут же.

— Привет. — Говорю я и стискиваю зубы до скрипа. Я уверен, что поступаю верно. Да, я уверен. Уверен. — Ты была права. Я могу пройти?

— Конечно. — Джиллианна кивает и вымучивает фальшивую улыбку. Однако затем на ее лице появляется новое выражение, с которым я еще не сталкивался. — Проходи. — Глаза у нее вспыхивают яркими, обжигающими искрами. — Мы ждали тебя.

ГЛАВА 15. НОВЫЕ СОЮЗНИКИ

Отец Джиллианны — пастор Хью — наливает мне чай и садится напротив. Я давно тут не был. Забыл, как выглядит идеальный дом Хью, идеальный порядок, идеальная чистота. Даже воздух здесь легкий, совсем не такой, как на улице, стерильный.

Я не хочу пить. Я не хочу обманывать и притворяться. Я устал.

— Что вы можете мне предложить? — Мой голос тверд. Я намерен избавиться от зверя, который поработил тело Ариадны Монфор. И ничто меня не остановит.

— Я знал, что рано или поздно ты найдешь к нам путь, сын мой.

Пастор Хью — высокий, седовласый мужчина с серыми глазами, в которых плавает и застаивается пустота. Я ненавидел его проповеди. Я не считался с его мнением. Мне было спокойно рядом с его дочерью, и это единственное, что нас связывало. Любовь к Библии — одержимость, о которой мне ничего неизвестно. Я уверен, что с помощью религии многих людей просто заставляли делать то, что было выгодно высшим сословиям. И потому меня, да простит Господь, всегда удивляло желание примкнуть к стаду необразованных психов.

Необразованными психами я всех фанатиков называю за глаза.

На данный момент, пастор Хью — союзник, который знает, как избавиться от зверя, и потому я готов терпеть его общество, терпеть звук четок, которые скользят в его пальцах.

— Ты не пьешь чай.

— Я не голоден.

— Мне больно глядеть, каким мучениям ты подвергся. — Мужчина сочувствующе мне в глаза смотрит. Я не покупаюсь на эту жалкую попытку войти в доверие. — Мне жаль.

— Я пришел не за жалостью.

— Тогда зачем ты пришел?

— Отец, — вмешивается Джил и робко поводит плечами, — Мэтту нужна помощь.

— Мне нужна информация, — бесстрастно бросаю я. — Что вы знаете о Монфор, каким образом я могу помочь, что от меня требуется.

— Столько вопросов, мальчик мой. Ты настроен решительно.

Молчу. Просто смотрю на него и не двигаюсь. Я пришел не болтать, и мне наплевать на весь этот фарс, на теплый чай и церковные проповеди про понимание и сочувствие. Так уж случилось, что я больше не обладаю этой маниакальной верой в лучшее. Я изменился, я рад, что я вспомнил, как думать головой, а не непредназначенными для этого органами.

— Как долго ты дружишь с Ариадной Монфор?

— Со дня ее приезда.

Пастор Хью тяжко приподнимается, испустив жалкое кряхтение. На нем сутана, я не видел людей в сутанах. Она идиотская и широкая, будто пижама. Пастор бредет к стене.

— Скажи мне, Мэттью, ты легко сходишься с людьми?

— Не понимаю, к чему этот вопрос.

— Ответь.

— Нет. — С вызовом поднимаю голову. — Нелегко.

— Но что заставило тебя пойти на контакт с Ариадной Монфор?

«Пойти на контакт», вот как это называлось. Я наклоняю в бок голову, не понимая, о чем он говорит, и переплетаю на коленях замерзшие пальцы. Вздор. К чему он клонит?

— Ты никогда не задумывался, что истинный мотив ваших отношений кроется где-то за пределами человеческого понимания? — Пастор переводит на меня блеклый взгляд, а я с недоумением морщусь. — Это одна из ее диавольских способностей — подчинять.

— Хотите сказать, что она заставила меня быть рядом?

— Увы.

— Я бы знал.

— Сомневаюсь, мой мальчик. Очень сильно сомневаюсь.

— Даже если и так, какое это имеет отношение к нашей проблеме?

— Я хочу убедиться.

— В чем именно?

— В том, что ты осознал, что случилось! — Глаза пастора становятся широкими, и он с удивлением осматривает меня, будто видит впервые. — Ты — редкий экземпляр.

— Что? — Горло сдавливает, и я свожу брови. — Что простите?

— С ведьмами никто из смертных не сходился. Они живут отдельно, обособленно. Ты проник так глубоко, как никому из нас не удавалось, ты очутился в сердце Монфор.

Сглатываю. На долю секунды мой разум посещает токсическая мысль, что я предаю Норин, Мэри-Линетт, Джейсона. Что я оказался там, где не должен быть. Но я встряхиваю головой и вновь возвращаюсь к реальности. В отличие от них я понимаю, что есть вещи, в которых необходимо соблюдать ледяной расчет, хладнокровность.

Я готов быть плохим, если это спасет многих людей.

— Мы десятками лет выслеживаем ковены, Мэттью. И уничтожаем их.

— Но сейчас вам нужен я.

— Сейчас мы столкнулись с первоначальным злом. Господь явился мне во сне, он был милостив, показав выход, пролив свет на те вопросы, что смертным постичь не дано.

— И что же это за вопросы?

— Как найти путь к сердцу его. — Задумчиво протягивает мужчина. — Как отчистить от векового бесстыдства наше поколение, мой мальчик.

Я киваю. Вот это чушь. Но мне наплевать. Пусть несет свою ересь, мне важно только получить ответы на интересующие меня вопросы. Я как всегда справлюсь со всем один.

— Много недель назад директор Барнетт вызвал Ариадну к себе в кабинет. — Говорю я и серьезно хмурю лоб. — Он сказал, что знает ее секрет, а она стерла ему память. Заставила его обо всем позабыть. Вы знали об этом?