Чудес не бывает - Лев Жаков

Пока я поднимался по склону холма, проваливаясь в сугробы почти по колено, я маялся неприятным ощущением. Что именно это было, определить оказалось сложно, но в груди засело какое-то омерзительное чувство. Такое чувство, что все это плохо закончится. Почему мне так казалось, объяснить себе я не мог, очень расплывчатым и неопределенным было ощущение.

Арбин выглядел усталым. Набухшие красные веки, тусклый взгляд, руки немного трясутся. Он сидел в своем любимом кресле перед жарко натопленным камином, глубоко задумавшись, а на огне кипел чайник, и дед его не слышал.

Аккуратно закрывая дверь, я мысленным усилием снял чайник с огня и поставил на решетку. Арбин не пошевелился.

Садиться в тепло мне не хотелось, иначе опять потянуло бы в сон, глаза и так немного побаливали. Поэтому я отошел к столу, где и пристроился в ожидании, когда очнется от своих раздумий старый ректор.

–Сон, - сказал Арбин так внезапно, что я вздрогнул, - амбивалентен по природе. Он есть Смерть в миниатюре, так как во время сна мы отсутствуем в жизни; он есть Жизнь в миниатюре, так как он дает силы для дальнейшего существования; умирание и возрождение ежедневно. Поэтому сон нельзя считать ни враждебным, ни дружественным человеку явлением.

Я молчал и ждал продолжения. Ничего нового для себя я пока что не услышал. Но так как дед, кажется, говорил не для меня, а для себя, то я не счел нужным комментировать. К тому же, с грустью подумалось мне, для него этот вопрос более актуален: недалек час его последнего сна.

–Также, - продолжил Арбин как бы издалека, - сны есть предтеча литературы. Они создаются человеком по тому же принципу - принципу субъективного искажения реальности. Сны, с одной стороны, есть создание человека, с другой - нечто, ему неподвластное. Сны также есть предтеча магии в этом смысле. Волшебство тоже есть субъективное искажение реальности. Значит ли это, что мы имеем дело с явлениями одного порядка? Сны - внутреннее колдовство каждого? Вероятно. Но как тогда возможен выход снов в мир (я навострил уши), в реальность, плотность которой ужасающа и непостижима. Как неконтролируемое может явить себя в действительности, ведь, чтобы в ней существовать, надо обладать плотностью или плотью, что суть одно и то же? В литературе, что занимательно и поучительно, описаны случаи встречи со снами, данными в реальности. Но и там, и в нашем случае они все равно оставались чем-то призрачным, бесплотным, хоть и имеющим визуальный облик. Еще один вопрос - может ли иметь внешность то, что не имеет тела? Что это - сны наяву или еще один срез действительности? Как волшебник и поэт, я принимаю любое переходное явление из мира этого в любой другой, самые нелепые для здравого смысла явления меня устраивают как возможные. По этой причине для меня совершенно невозможно поверить в невозможное - его для меня не существует. Даже как ученый я не способен закрыть глаза на виденное нами: история учит, что многое неизвестное сегодня становится обыденностью завтра, как бы невозможно ни казалось оно нам сегодня. Однако мое всеприятие всех нелепостей мира как вероятных не поможет мне объяснить наблюдаемый нами недавно феномен. Я, конечно, мог бы оставить его в разряде просто существующего и потому принимаемого - а что еще остается? Существование человека кажется мне еще более нелепым, но это не мешает мне закрывать на это глаза.

Он вздохнул:

–Может, сядешь поближе? Неудобно не видеть собеседника.

–Боюсь, что у огня я засну, - виновато сказал я. - Ночью я почти не спал, а перед этим лечил одного паренька и совершенно обессилел.

–Так ляг и поспи, - ворчливо сказал дед.

–Нет, не хочу. Боюсь, что пропущу что-нибудь важное.

–Как знаешь. Так вот, о чем я?

–О снах.

–Это была пустая философия, - отмахнулся он. - На столе рядом с тобой должны быть на карточках выходные данные книг, которые могут тебе помочь. Есть человек. У него есть внешнее и внутреннее. Они не разделены и даже постоянно сообщаются между собой и взаимодействуют. Взаимослияние их и есть человек. Грубо, конечно. Главная человеческая интенция - вынос себя за пределы себя и очеловечивание мира, творческое - не всегда - преображение мира. Сны - наброски? Сны, возможно, ближе к жизни, потому что есть человеческое и потому сон со снами дальше от смерти. Сон - некий знак живости. С другой стороны, смерть есть совершенно естественное состояние жизни, в мире нет чего-нибудь одного, или-или, есть и то, и другое. Однако человек стремится преодолеть смерть - например, оставшись жить в памяти других. Не знаю, утешает ли это умерших, но живых - вполне. Итак, сон есть черновик того, что человек желает сделать с миром, впитать в себя и менять по своему усмотрению. Но если он так сделает, то мир исчезнет - и не исчезнет ли после этого и человек? Значит, смерть необходима и обязательна, чтобы существовал человек? А сон - предупреждение и постоянное напоминание о необходимости хранить хрупкое равновесие между бытием и небытием. Выход сна вовне, получается, есть угроза этому равновесию, попытка достичь бессмертия и - абсолютной смерти. Бессмертный человек невозможен. Человеческое должно оставаться человеческим, то есть - смертным.

Я ощутил тоску по недостижимому и невозможному. Куда идти, как не к бессмертию и выходу из себя? Всю жизнь - и всю Историю - быть только попыткой, всего лишь полем боя?

–Тот, кто выпустил сны, - опасен. Для всего человечества. Его надо найти и…

–Убить? - сухо спросил я, ощущая эту сухость языком.

–Лишить возможности видеть сны снаружи, в мире. Загнать сны внутрь его самого.

И лишить его шанса на бессмертие.

–Что нового? - спросил дед, помолчав.

–На Винеса напали трое зомби. Вернее, сначала - на него, потом один из них напал на соседского мальчика. Его-то я и лечил. Он едва остался жив.

Арбин кивнул.

–А как твой ученик?

Я напрягся.

–Нормально.

–Понятно, - сказал дед, как будто спрашивал только из вежливости. Однако я чувствовал в нем какой-то иной интерес, даже тревогу.

Впрочем, я и сам беспокоился. С Тики происходило что-то странное. Почему он с утра стал гнать ребят, с которыми вчера так хорошо, казалось бы, играл?

Если мы кому-нибудь снимся, то желание чьих-то снов выбраться наружу - вполне естественное, - подумал я, уходя в библиотеку. - Человеческое. И губить его - жаль. Вдруг тот сумеет с помощью снов преодолеть себя и привнести в мир что-нибудь Иное - Невозможное и Чудесное? Вдруг он сумеет преодолеть инерцию человечности и стать… кем? Кем станет тот, кто перестанет быть человеком? Хотя так ли это важно, ведь стать чем-то большим, чем человек, - главная мечта человечества. Мечта и сон в каком-то языке - одно слово…