Чудес не бывает - Лев Жаков

Ну да, ну да, дежурить, скорее всего, мне и поручат. Вот я посмеюсь!

Нет, господа, ночевать на кладбище я не желаю. И никто, скорее всего, не жаждет. Ладно я, я не такой суеверный, а местных попробуй заставить тут сидеть! Разве дурак какой согласится.

Итак, подытожил я собственные беспорядочные рассуждения, придется промолчать. И краем глаза посматривать за этим делом. Не доказано, кстати, что это могилы тех трупов, что напали на Винеса. Может, эти сами выбрались и до сих пор гуляют по городу.

Меня пробрала дрожь от этой мысли. Может, кладбище непокойное само по себе, а кто-то этим воспользовался? Успокоить его я не смогу - не некромант, не обучен. Как узнать, те ли это могилы?

Я слетал к тем, что остались у входа в тупик. Они опять тянули жизнь, что за непоседливые ребята!

Я загреб их в левую кисть, как учил незабвенный магистр Фрей, и понесся обратно.

Кошмары почти растаяли, так что я с трудом нашел место. Вытряхнул успокоившиеся трупы и присел рядом, настраиваясь на них.

Омерзительное ощущение! Зато через полчаса я знал, что это их могилы.

Что дальше?

Я заглянул в ближайшую яму. Неглубокая, метра полтора, покатые осыпающиеся стены, гроба не видно. Свет, правда, тусклый. Черт, что же делать? Надо бы их обратно!

Я провел над каждым из них рукой, стряхивая каждого в собственную могилу. С засыпанием мучиться не стал, кинул на каждого сверху по горсти земли и спешно сбежал оттуда. Кладбище действовало на нервы, что ни говори. Слишком тихо, слишком темно, слишком спокойно.

Когда я возвращался, город уже начинал жить. В окошках горел свет, и я ступал иногда по желтым квадратам, то тут, то там раскиданным на черном снегу. Навстречу мне толкал тележку тряпичник, сам укутанный в тряпье так, что торчали только нос да полусонные глаза. Мы встретились взглядами, и он поклонился. Я кивнул и прошел дальше, с трудом передвигая ноги. Ночь выдалась тяжелая, поспать бы, но есть еще одно дело.

Я свернул в переулок в квартале от ворот и через пять минут вышел к ограде церкви. Дверь была приоткрыта, и оттуда лился теплый свет.

Внутри шебуршились старушки в платочках, они зажигали свечи и мелко крестились.

–Где святой отец? - спросил я у одной.

–Капюшон-то сними, - сердито и грубо шикнула она на меня. - Тебе зачем?

Я попытался сохранить спокойствие.

–Очень надо поговорить, где я могу его найти?

–Молодой еще, чтобы батюшка с тобой беседовал, - сказала вредная старушенция. - Или покаяться хочешь?

–Хочу, - спокойно сказал я.

–В чем? - заинтересовалась старая карга.

–В том, что не проявил уважения к вашей старости.

Я поднял руку. Она завизжала, закрывая голову руками, и у меня заложило уши. Поморщившись, я присел перед большой жабой на холодных плитах пола, заглядывая в ее испуганные выпученные глаза.

На мое творение упала тень. Я вздохнул, взмахнув ладонью. Никогда себе этого не прощу. Старушка, мелко семеня и крестясь, с причитаниями и молитвой куда-то сбежала, и до меня доносились только глухие всхлипывания: "Ирод! Олух царя небесного!" - и все в таком же роде. Другие старушки тоже исчезли.

Я поднялся и исподлобья взглянул на молодого священника. Не проклянет ли?

Он величественно молчал и ждал, что я скажу.

–На кладбище надо бы закопать и отпеть кое-кого, - сказал я. - Трое ночью ходили по городу. Они лежат в своих могилах.

–Где?

–Не знаю. От северных ворот немного налево, недалеко от каких-то деревьев.

Святой отец неодобрительно покачал головой:

–Покажешь?

Я вздохнул. Теперь-то покажу, куда денусь!

До дому я добрался, когда уже светало. Винес лежал поверх моего одеяла в сапогах, раскинувшись на весь диван, Тики нигде не было видно. Спят, значит. А мне куда прикажете пристроиться?

Я сходил на кухоньку, сделал пару бутербродов, чаю и пошел устраиваться в кресло перед камином, где вовсю потрескивали и сыпали искрами наши саламандры. Подумаем?

Думалось плохо. Закрывались глаза, тяжелая голова с трудом держалась. Крепкий чай не помог: отогревшийся организм еще больше захотел спать.

Чтобы не поддаться соблазну, я решил прогуляться в Замок, где собирался посидеть в библиотеке, взять кое-какие книги сюда, побеседовать с дедом.

Пока я это решал, чуть не заснул.

Разбудили меня крики снаружи и громогласный лай.

Выскочил я, не вспомнив о верхней одежде, так как крики были детские.

Издали казалось, что ребята просто играют в снежки. Но я чувствовал злобу, сильную, почти недетскую. Что, кто?

Тики стоял на самой высокой башне, соседские мальчишки довольно успешно закидывали его снежками, у моего пса две морды из трех были чем-то залеплены так, что он не мог раскрыть ртов, зато третьей, свободной, пастью он лаял за троих. Как только соседи не сбежались?

Тики творил что-то странное. Злость исходила от него, кажется, он собирался колдовать. Меня он не заметил.

Ученик выпрямился во весь рост, игнорируя летящие в него снежки, и, в театральном жесте воздев руки, выкрикнул три слова.

На мальчишек обрушилась почти настоящая снежная лавина. Ах, ты мерзавец, где только вычитал заклинание?! Я едва успел прикрыть мальчишек, иначе они были бы погребены под снегом с головой. Есть, есть сила у ученика, а вот ума, похоже, Мирэн не дал!

Мальчишки в ужасе разбежались под защиту стен и заборов, прикрывая головы руками, а Тики резко повернулся ко мне, занося было руку для какой-то гадости. Но, увидев меня, смутился, разжал сведенные в сложную фигуру пальцы и опустил глаза.

Я пошел к псине. Обрадованный кобель попытался вылизать меня, но я успел увернуться. Провел рукой по морде со сведенными намертво челюстями… заклинание, простенькое, опять работа ученика. Чем ему собака не угодила?

–Он меня облаивал, - пожаловался сверху Тики.

Когда я освободил псу пасти, ему чуть не удалось меня вылизать.

–Не надо! - успел я его отпихнуть. Он упоенно вилял хвостом, тут же вывесив все три языка наружу, дыша часто и широко улыбаясь.

Я посмотрел на соседских мальчишек. Они, догадываясь, что я жду объяснений, стали осторожно подходить.

–Он не пускает нас играть в замке, - сообщили ребята, как только приблизились.

Я поднял глаза и увидел, что Тики сбежал в дом.

–Играйте, ребята, - сказал я устало.

Поежившись, я не стал возвращаться за плащом. Наколдовав себе что-то подобное, я прикрыл замерзшие уши капюшоном, закутал плечи, кивнул мальчишкам и поплелся в Замок.

–Разберетесь как-нибудь, - помахал я на прощание. - Я разрешил.

Пока я поднимался по склону холма, проваливаясь в сугробы почти по колено, я маялся неприятным ощущением. Что именно это было, определить оказалось сложно, но в груди засело какое-то омерзительное чувство. Такое чувство, что все это плохо закончится. Почему мне так казалось, объяснить себе я не мог, очень расплывчатым и неопределенным было ощущение.