Горе побеждённым - Ольга Сухаревская

 Отец Меркурий остановился в самой лавре, как он сам сказал - «у своих». Александр Прохорович ходил к нему ежедневно и после обедни уводил к себе домой. Евдокия Ильинична была «так рада, так рада» такому знакомству своего Сашеньки.

 К отъезду, Ипатов стал «ровней», как сказал старший Собакин. Это он заставил вьюношу поговеть и причаститься.

 - Ничего, милый, ничего. Перемелется – мука будет, – утешал монах Александра и соблазнял поездкой в Канаду.

 Ипатов обещал подумать.

                                                                          ***

   О «чудесной» находке алмаза «Чёрное сердце» Александр Прохорович узнал от своей квартирной хозяйки, когда вернулся. В «Московском листке» было подробно описано, как пропавшее кольцо господина Поливанова А.А. было найдено в съестных отбросах из Английского клуба мусорщиком Афанасием Степановым. Он, как богобоязненный христианин, принёс находку в клуб, за что был премирован тысячью рублями. Видимо, кольцо слетело с пальца в тарелку с едой в тот момент, когда его владельцу стало плохо с сердцем, после чего он скончался, не имея наследников. По завещанию, драгоценность была передана Английскому клубу, в котором долгое время состоял покойный. Клубом принято решение продать ценность. Подыскивается достойный покупатель.

 - Вот что я вам скажу, Александр Прохорович, по этому делу, – пожевав губами, заявила Елена Васильевна. – Всё врут. Эти господа хорошие из Английского клуба сами этого Поливанова и укокали или бесчувственного  обобрали, когда он отравился их едой. Там это не мудрено. Мне говорили, что они даже, прости Господи, улиток подают. А потом придумали сказочку про богобоязненного христианина. Небось, продадут кольцо за границу, а деньги поделят. Этому мусорщику сунут в зубы денежку, чтобы покрыть грех. И, помяните моё слово, ещё кутнут на радостях, а в газетах пропишут, что, мол, в Английском дан торжественный обед в честь какого-нибудь иностранного ферзя, который у них это кольцо и купит.

 Ипатов только крякнул.

                                                                                ***

    Когда после отпуска Александр Прохорович появился на службе, то сразу понял: в его отсутствие что-то произошло. Канделябров на расспросы не поддавался – только гремел посудой, а батюшка, который вернулся в Москву раньше Ипатова, только махал на него рукой: дескать, отстань, репей,  и беззвучно шевелил губами – молился. Катенька порхала птичкой и на вопрос, почему все такие кислые, отвечала, что наелись лимонов. Так молодой человек и не дознался в чём дело.

 Между тем, жизнь в голубом особняке потихоньку входила в привычное русло. Собакин стал принимать редких, по летнему времени, клиентов, а помощник бегать по их мелким делам. Иногда требовался Канделябров. Как-то ему даже пришлось нарядиться купчишкой, чтобы в качестве подставной фигуры выяснить, где прячут ворованный товар. Переодевание Спиридона вызвало восторг у Катерины Павловны. Она не отставала от сыщиков до тех пор, пока ей не живописали самые интересные прошлые дела, где надо было переодеваться. А когда она узнала, что Вильям Яковлевич тоже наряжался дамой, то заставила его показаться ей в таком виде. К изумлению Ипатова, Брюс выполнил эту просьбу. В тот вечер все сидели в «маскарадной», а Вильям Яковлевич и Спиридон давали урок мастерства по изменению внешности. Потом перешли в столовую и долго ужинали при свечах. Это был замечательный вечер.

 В один из дней Собакину принесли  приглашение на торжественный обед в Английском клубе по поводу чествования представителя французской миссии, господина Мозена.  Вильям Яковлевич долго придумывал причину и отписал вежливый, витиеватый отказ. Помощник был удивлён.

 - Все довольны, – объяснил ему начальник - Клуб сохранил своё доброе имя, Мозен получил кольцо.  Зачем мне на это смотреть – время своё тратить? Достаточно того, что я приложил к этому руку. Старшины, между прочим, сказали, что будут ходатайствовать о присвоении мне звания почётного члена клуба. Тогда, Ипатов, я буду вас туда записывать как своего гостя.

 - И что я там буду делать?

 - Как что? Просаживать состояние в карты, – рассмеялся Собакин.

 Ипатов захохотал вслед за ним. 

 - Вильям Яковлевич, а где Лавренёв?

 - Ах, да, вас тогда не было в Москве. Он приходил прощаться перед отъездом на Валаам. Иван Николаевич очень изменился. Дай Бог. Я не жалею, что не передал дело следственным органам.

 - Ага – синергия. А что стало с его домом?

 - Да, дом у него на особинку. Лавренёв говорил, что отдал особняк под женские курсы. Глупость, конечно, -  пропадёт дом. Ну, это его дело, – и без всякого перехода спросил: -  Катишь захотела сегодня поехать в театр. Составите нам компанию?

 Что подняло Ипатова и понесло  - он потом и сам себе объяснить не мог. Скорее всего, это была реакция на «Катишь». Он вдруг подумал, что должен сейчас же объясниться с Катериной, иначе он упустит её навсегда. Всё его спокойствие куда-то улетучилось, и он с новой силой погрузился в обжигающее пламя ревнивого чувства.

 - Это ж надо - «Катишь»! – выдохнул Ипатов. - Старый перец!

 И побежал искать девушку. Катерина Павловна сидела у окна, вся такая изящная, воздушно-ароматная и водила тонким пальчиком по стеклу. Опять в новом лёгком платье, цвета чайной розы и с чёрной бархаткой на шее.

 - Катерина Павловна! Я хочу с вами поговорить.

 - Слушаю, – тихо отозвалась Катя и подлила масла в огонь. – Вильям Яковлевич обещал сегодня съездить в Большой театр. Хотите, поедемте  вместе?

 - Поедемте, но я не о том, – Ипатов набрал в лёгкие побольше воздуха. – Катерина Павловна, с тех пор, как я вас увидел в первый раз…  Нет, с тех пор, как я вас увидел здесь, под крышей этого дома…

 - Под крышей? – рассмеялась девушка. – Но, я не была под крышей этого дома, разве что в библиотеке, но до крыши там далеко.

 - С тех пор, как я увидел вас в стенах этого дома…

 - Но я и в стенах никогда не была. Что у вас за фантазии? В подвале была, и вы меня оттуда вытащили…

 - Как спящую царевну. Катерина Павловна, когда я увидел ваш дивный образ, то никогда его больше не забывал и теперь ношу его в сердце постоянно.

 - Он вас не стесняет?

 - Кто? – не понял Ипатов.

 - Мой образ. По-моему, он великоват для вашего сердечка.

 - Ну, дайте же мне сказать! – завопил молодой человек. – Я люблю вас. Будьте моей женой!

 Катерина Павловна очень серьёзно посмотрела на него, вздохнула и произнесла тихо-тихо:

 - Это невозможно, дорогой Александр Прохорович.

 - Но, почему, почему? Бедности не бойтесь. Я буду много работать. Если вы ещё равнодушны ко мне - я заслужу вашу любовь, вот увидите.

 Катерина Павловна опустила голову.

 - Вы что, совершенно мне отказываете? – не отставал Ипатов.

 - Совершенно.

 - Но, почему?

 - Потому, что я люблю своего мужа.

 В одно мгновение Александру Прохоровичу стало очень жарко. В висках застучало. Он только спросил сдавленным голосом:

 - Брюс?

 И когда ему кивнули, бросился вон из комнаты. На лестнице на второй этаж его за полу перехватил вездесущий Канделябров:

 - Подь сюда, касатик.

 - Отстань, мне надо его видеть, – пытаясь вырваться из цепких рук Спиридона, процедил Ипатов.

 - В таком виде тебе никого видеть не надо. Наворотишь сейчас – он тебя точно выгонит, – убеждал друг сердешный и тянул к своей двери. – Пойдём-ка, на пару слов.

 - Отстань, предатель, – подвыл несчастный, но сопротивляться не стал. – Вы нарочно от меня избавились, домой отправили, чтобы её охмурить, – и уже на территории Кондратьича прибавил голос: - Дяде пожалуюсь! Он вас выведет на чистую воду! Она несовершеннолетняя!

 Только полный стакан «Спиридоновки» укротил разбушевавшегося влюблённого: Александр Прохорович закрыл лицо руками и зарыдал.

 - Вот и хорошо, вот и поплачь, – гладил его по голове Спиридон. – Ты, Саша, себя не мучай, остынь. Большой вырос, а как ребёнок, честное слово.  Ты – ещё телятина, пойми. Ну, куда тебе до Брюса, сам подумай! Ну не силком же он её под венец тянул? За Вилимом не гонись и ему не мешай. У него, может, это последняя весна в жизни. Пожалей его. Будет когда-нибудь и на твоей улице праздник – окрепни сначала, жизни понюхай.

 - Нанюхался я с вами, благодарю, – огрызнулся Ипатов. – Бабник он, твой Брюс. Сам знаешь, что в этом смысле – он человек несерьёзный.

 - Не скажи. Такого с ним никогда не было, а я его десять лет знаю - каждый день вместе. Может, он уж набегался, хватит. А то, что обвенчался – совсем чудеса. Так что – не нам судить, Сашок. И потом, Катерина сама его выбрала, понял? Она и к моему сердцу присохла, как дочь. А тебе, Саша, с этой минуты, пусть будет сестра. Вот и всё. Утрись, нюня. Пойдём, я тебе свеженького чайку заварю, сырку твоего любимого отрежу. Тебе, Александр, умыться что-ли  надо, а то, как ты, с такой физией, в театр поедешь?