Когда поют сверчки - Чарльз Мартин

– Я не буду ничего предпринимать, пока ты не приедешь сюда с сердцем… – Я сделал небольшую паузу, пожалуй, впервые задумавшись о том, что результат наших – моих – усилий может оказаться совсем не таким, как мне хочется. – Или без сердца.

Ройер ответил не сразу. Немного помолчав, он повторил:

– Жди моего звонка через… двадцать шесть минут. Проследи, чтобы линии были свободны. И, кстати, наша операционная бригада уже в пути, ребята должны вот-вот быть у тебя. Они обо всем позаботятся, твое дело только привести их к Энни и рассказать, что ты сделал.

– Хорошо, я их встречу.

Я повесил трубку и, обернувшись, увидел поблизости техника, который что-то яростно черкал в блокноте.

– Ты сейчас очень занят? – спросил я.

– Нет, сэр, не очень.

– Хорошо. Сиди здесь и следи, чтобы никто – ни один человек, будь это сам президент – не занимал этот аппарат. Понятно?

Техник поднялся со стула, встал перед телефоном и сложил руки на груди, точно ресторанный вышибала.

– Да, сэр.

Я кивнул и собрался было вернуться в операционную, как из комнаты ожидания приемного покоя донесся какой-то шум и возня. Что-то сильно ударилось о стенку, двойные двери распахнулась, и в коридор ворвалась Синди. Она неслась прямо к дверям операционной, но я заступил ей дорогу. Затормозить она не успела. Врезавшись в меня, Синди сбила меня с ног и упала сама.

– Риз! – завопила она, барахтаясь на полу. – Скажи!.. Скажи мне правду, Риз!!!

Я прижал ее к себе, обуздывая напор.

– Она жива. Энни жива.

Синди пыталась высвободиться. Она колотила меня кулаками, схватила за ворот рубашки и несколько раз рванула.

– Риз?!.

Я видел, что мои слова не дошли до ее сознания, и показал на дверь операционной.

– Говорю тебе, она жива!

– Но… Нет, я не верю!.. Как это может быть? Ведь когда ее увозили в вертолете, Энни была…

Я покачал головой.

– Не сейчас. Я потом тебе расскажу. Только что звонил Ройер, кажется, он нашел сердце. Сейчас он в пути, но минут через двадцать перезвонит, и тогда мы будем знать точно.

Синди прижала ладони к мокрому от дождя лицу, откинула с него мокрые волосы. Кажется, она начинала понемногу приходить в себя. На ее запястье болтались мои часы, и я, осторожно расстегнув браслет, надел их себе на руку.

Она посмотрела на меня.

– Ты… Я могла бы чем-нибудь помочь? Тебе что-нибудь нужно?

Я немного подумал и попытался улыбнуться.

– Откровенно говоря, я бы не отказался от стаканчика холодного лимонада.

Синди уронила голову на грудь.

– Я тоже.

Мы сели на полу, и я прижал ее к себе, не обращая внимания на персонал, торопливо снующий по коридору. Увидев, что Синди более или менее успокоилась и задышала ровнее, я сказал:

– Мне нужно поставить себе капельницу, чтобы компенсировать потерю жидкости. Немного перекусить тоже не помешало бы. Следующие часа два будут не из легких, и мне понадобятся силы.

Синди вытерла глаза, кивнула и, поднявшись с полу, отправилась на поиски кафетерия, а я вышел в комнату ожидания приемного покоя. Обнаружив там Чарли и Термита, я провел обоих в один из внутренних холлов, где медсестра из «Лайф Флайта» поставила мне и моему шурину по капельнице. Пока физраствор понемногу поступал в наши жилы, я съел энергетический батончик «Клиф», а медсестра осмотрела и промыла раны Чарли, которые оказались довольно глубокими и до сих пор кровоточили.

– Эй, доктор, – окликнула она меня. – Взгляните-ка…

Я поднялся с дивана и, отсоединив капельницу (физраствор в ней все равно почти закончился), в свою очередь осмотрел Чарли. Медсестра была права: он получил довольно серьезную травму, которой следовало заняться как можно скорее.

Пока я рассматривал раны на голове Чарли, медсестра вернулась с кассетой хирургической мононити. В общей сложности мне пришлось наложить двадцать семь швов на два самых серьезных рассечения – на темени и на лице. Ничего страшного в них, в общем-то, не было; я не сомневался, что обе раны скоро заживут, хотя первое время и будут болеть, причиняя массу неудобств. То же самое относилось и к левому плечу. С ним, правда, Чарли повезло несколько больше: это был просто вывих, никаких признаков перелома, однако и вывихнутое плечо гарантировало довольно сильные болевые ощущения при малейшей попытке пошевелить рукой.

После того как мы с медсестрой закончили заниматься Чарли, появилась Синди. Она принесла мне тарелку макарон, политых томатным соусом и украшенных четырьмя фрикадельками. Поблагодарив ее, я вооружился пластиковой вилкой и начал не спеша есть, время от времени поглядывая на телефон на стене. Мне очень хотелось, чтобы он зазвонил, и спустя несколько минут аппарат действительно замигал сигнальной лампочкой и несколько раз глухо, но требовательно звякнул. Мой телефонный страж тотчас схватил трубку и поднес к уху.

– Линия два, сэр! – объявил он, заглянув в холл, в котором мы расположились всей компанией. – Спрашивают вас.

По-видимому, уже вся больница знала, кто такой доктор Митчелл!

Я подошел к телефону и взял трубку. Еще до того как я успел сказать слово, Ройер заговорил с несвойственным ему волнением:

– Все в порядке, можно работать, – начал он без каких-либо предисловий. – Я закончил пятнадцать минут назад, пять минут назад мы взлетели. В Атланте я рассчитываю быть часа через полтора, так что позаботься, чтобы вертолет был на месте.

– Все будет сделано.

– Как думаешь, Энни сумеет продержаться, пока я привезу… контейнер?

Я посмотрел на дверь операционной, за которой – я знал это – Сэл Коэн следил за тем, чтобы Энни продержалась.

– Да. Я думаю – да. Э-э… Ройер?..

– Что? – спросил он чуть не шепотом.

Я крепче прижал трубку к уху и повернулся так, чтобы Синди было труднее расслышать мои слова.

– Вопрос стоит так: сейчас или никогда.

Ройер тяжело вздохнул.

– Пусть вертолет ждет с включенным двигателем, – повторил он.

Повесив трубку, я увидел нескольких человек из атлантской команды Ройера. Они быстро шли по коридору к дверям операционной, и я почувствовал, что золотой сандалик Энни у меня на шее начинает жечь кожу, как раскаленный уголек.

Чтобы взбодриться, я принял горячий душ, переоделся в чистый хирургический костюм и съел еще одну порцию макарон с фрикадельками. Впрочем, я почти не замечал, что́ ем: мысленно я в очередной раз представлял себе предстоящую операцию, проигрывая в уме каждое движение скальпеля и каждый шов. Я пытался предусмотреть все возможные осложнения и проблемы, а они могли возникнуть, поскольку травматологическое отделение окружной больницы было плохо приспособлено для пересадки сердца. Точнее, оно было вовсе не приспособлено для подобных операций. Похоже, трудностей было не избежать, и я покачал головой. На этот раз шансы были не на нашей стороне. Даже совсем не на нашей, и изменить этого не могло прибытие специалистов из Атланты.

Пока я мылся и приводил себя в порядок, команда Ройера сумела сотворить настоящее чудо, превратив операционную провинциальной больницы в образцово-показательный операционный зал. Спокойствие и собранность вытеснили суматоху и хаос. Теперь за аппаратурой, поддерживавшей жизнь Энни, наблюдали многоопытные, испытанные профессионалы, и Сэл, выйдя в коридор с незажженной трубкой в руках, улыбнулся с таким довольным видом, словно за это чудесное превращение был ответственен он один. Операционная и впрямь сверкала: яркий свет, полная стерильность, никаких картинок на стенах. Бригада из Атланты приехала не с пустыми руками: на сестринском столе были в образцовом порядке разложены специальные инструменты, а на каталках у стены, застеленных голубыми простынями, выстроились современные портативные приборы, словно боевые корабли. Они регистрировали волюметрическую информацию аппаратов искусственного кровообращения и искусственной вентиляции легких, показывали данные по наркозу и другие нужные сведения. Многочисленные шланги, подключенные к установленным в соседнем помещении баллонам, подавали в операционную кислород, гелий и закись азота.

Еще в самом начале – после того как анестезиолог усыпил Энни с помощью внутривенной инъекции, а я подключил ее к насосу – один из ассистентов установил в малую артерию на левом запястье девочки небольшой катетер, с помощью которого мы могли следить за ее кровяным давлением посекундно. Второй катетер он воткнул в вену на груди, чтобы вводить через него необходимые лекарства и измерять колебания внутрисосудистого объема крови. Медсестра ввела трубчатый катетер в мочевой пузырь, чтобы контролировать мочеотделение. Обычного пациента пришлось бы побрить, чтобы удалить волосы на теле, но у Энни их не было, поэтому ее просто протерли с ног до головы мыльной водой.