О доблестном рыцаре Гае Гисборне - Юрий Никитин

Есть еще и место для публики, там расположились на лавках со спинками десятка три вельмож, морды скучающие, но когда Гая ввели, гремя цепями, в их глазах появилось любопытство, а лица расплылись в довольных улыбках.

Впрочем, публика отделена рядом крепких гвардейцев с пиками в руках, их вообще в зале многовато.

Сэр Ковентри, генеральный прокурор, вышел сбоку, в руках свернутый в трубочку лист бумаги, уставился в заключенного рыбьим взглядом и провозгласил:

— За тяжкие преступления я требую приговорить сэра Гая Гисборна к смерти!.. Он присвоил себе полномочия, которыми не обладает даже король: карать заподозренных в преступлении на месте, не дожидаясь суда!.. Более того, что вломился в замки сэра Уильбура и сэра Церестера, произвел аресты, глубо нарушив сразу несколько законов о привилегиях лордов в той части, где говорится о неприкосновенности жилища!

Он умолк, и, пока восстанавливал дыхание после такой длинной и сложной фразы, Гай сказал громко:

— Передергиваете, сэр Ковентри!

Прокурор побагровел:

— Что? В какой части?

— В любой, — отрезал Гай. — Когда разбойник один, его легко арестовать и предать суду по всем правилам, после чего повесить на специально сооруженной для такого случая виселице на главной площади города! Но когда их несколько сотен, а нас всего два десятка, то это уже не аресты, а война! Мы спасали край от ширящегося насилия, поджогов, убийств и грабежей!.. В таких случаях в действие вступают другие законы!..

Сэр Ковентри провозгласил мощно:

— Нет других законов, кроме закона! Вы отрубили руку барону Тошильдеру…

Гай прервал:

— По тому обвинению был суд, я оправдан. Вы ставите под сомнение решение того суда, что прошел в присутствии принца Джона, поставленного законным королем Англии замещать его?

Сэр Ковентри смутился лишь на мгновение, но среди публики это заметили, кто-то даже крикнул: «Браво, Гисборн!», но Ковентри тут же сказал коварно:

— Но вы вломились в жилище графа Кирстоффа среди ночи, как самый настоящий разбойник…

— Со мной были два королевских бейлифа, — прервал Гай. — Кроме того, там я захватил, арестовал и вывез разыскиваемого за многие преступления небезызвестного всем разбойника Ульфа, который нашел у графа приют!

— Которого до суда не довезли, — прервал в свою очередь сэр Ковентри с явным удовольствием. — А повесили по дороге!

— Нам сообщили по дороге, — пояснил Гай, — что поместье сэра Фарлона осаждают мятежники. У нас был выбор: либо везти преступника в тюрьму и позволить мятежникам захватить усадьбу и убить сэра Фарлона вместе со всей его семьей, или же поспешить ему на помощь… Мы выбрали второй вариант.

— И снова нарушили закон, — сказал Ковентри громко. — Я смотрю по вашему делу, вы словно нарочито нарушали закон почти в каждом случае!

Судьи довольно переговаривались, Гай ощутил то тягостное состояние, когда уже все наперед известно и ничего нельзя сделать. Его уже осудили, приговорили к расправе, и что бы он ни сказал — это слова на ветер, а присяжные подобраны из тех лордов, что ревностно защищают свои права и привилегии, хотя среди них по закону должны быть представители всех сословий, даже крестьяне-фригольдеры…

— Законы пишутся для мирного времени, — ответил Гай устало, — меня же направили в графство, где уже полыхали пожары разбоя и мятежа. Для такого написаны другие законы… Законы военного времени! Я им и следовал.

Сэр Ковентри вскричал:

— Нет таких законов! Это называется иначе — беззаконие!

— Чтобы хорошие люди могли спокойно жить, — ответил Гай, — кто-то должен стать плохим…

— Никто не должен!

— Не смешите народ, — отрезал Гай.

В зале все чаще выкрикивали: «Гисборн, не сдавайся!», «Держись, Гай!» — и хотя понятно, эти зеваки хотят лишь, чтобы смакование жестокого суда продлилось, всегда приятно наблюдать за тем, как свора злобных псов рвет на части загнанного оленя, но он ощутил, что и такая поддержка греет истерзанную душу.

Суд длился еще около часа, Гай отвечал подробно и даже пространно, словно стремился оттянуть момент возвращения в темное подземелье, но ощущение, что его даже не слушают, становилось все сильнее.

Наконец генеральный судья поднялся по весь рост, покрасовался, выставляя напоказ широкую золотую цепь, знак его власти и полномочий.

— Суд удаляется на совещание, — заявил он мощно, стараясь перекричать шум в зале. — Всем тихо, иначе прикажу очистить зал!

Гай заставил себя смотреть бесстрастно на то, как они поднимаются и важно проходят вдоль стола к небольшой боковой двери.

Ждать пришлось долго, а когда наконец все вернулись, Гай заметил, что суд в полном и прежнем составе, а из двенадцати присяжных восемь человек новые. Да и те, что остались, смотрят в пол, отводят взгляды, вид у них намного более несчастный, чем был раньше.

Генеральный прокурор, сэр Ковентри, посматривал на Гая с торжеством, а генеральный судья посидел, просматривая некие бумаги, затем поднялся и, повернувшись к присяжным, проговорил громко и с угрозой в голосе:

— Господа присяжные, мы готовы выслушать ваше решение.

Старшина присяжных тяжело поднялся, зыркнул на Гая, поспешно отвел взгляд, после чего сказал негромко:

— Виновен.

В зале поднялся шум, Гай услышал крик: «И пусть его повесят!», но куда больше голосов кричали, что невиновен, должны отпустить, с ним просто сводят счеты, слишком многим перешел дорогу и никого не страшится…

— Сейчас вас вернут в камеру, — провозгласил судья, — а потом протащат к месту вашей казни в Тайберне…

Все-таки в Тайберне, мелькнула мысль. Повесят? Но тогда должны везти в телеге…

— Вас трижды повесят, — проговорил судья с торжеством в голосе, — а потом четвертуют, а тело разрубят на части, после чего их разместят в Ноттингеме, Дерби, Йорке и Кардиффе.

Он был настолько оглушен, что в черепе металась только она мысль: за что? Чтобы от него избавиться, достаточно просто отрубить голову. Или повесить? Что они хотят этим доказать?.. Что настолько всесильны, вот грубо нарушили даже процедуру суда, и все сходит безнаказанно? Стараются запугать остальных?

Глава 11

Его вернули в Ньюгейт, еще два дня прошло в ожидании, так как понедельник уже прошел, а во вторник, среду и четверг вешать нельзя, теперь только в пятницу, но нужно не пропустить, в воскресенье особенно вешать нельзя, чтобы не отвлекать ярким и красочным зрелищем такого праздника тех, кто в этот день молится, как и положено доброму христианину.