Между плахой и секирой - Юрий Брайдер

– У Иавала нашего сфинктер слабоват оказался.

– Ясное дело, – буркнул Зяблик, несмотря на довольно прохладную погоду весь покрывшийся потом. – Очко-то не железное… Со мной самим медвежья болезнь едва не приключалась… Ну и наломал же ты, Левка, дров…

Неустрашимый Толгай, бормоча слышанный в детстве заговор от нечистой силы, забился под лопатообразный хвост одного из тритонов.

Только Смыков сохранил твердость духа и ясность мысли.

– Оружие возмездия, братцы мои, это вам не хухры-мухры! – сказал он, со значением подняв кверху палец. – И нечего по этому поводу лить крокодиловы слезы. Враг получил по заслугам. Вам, товарищ Цыпф, я выражаю благодарность за проявленное мужество и умелые действия в условиях подавляющего численного превосходства противника.

– Спасибо, не надо… – изменившимся голосом произнес Лева. – Я понимаю, что профессия палача необходима для общества, но благодарить его после каждой очередной казни за мужество и умелые действия – это уже слишком…

– Как хотите, – пожал плечами Смыков. – Но пушку свою держите наготове. И всех остальных прошу не терять бдительности. Бой еще не окончен. Не исключено, что аггелы введут в дело резервы…

– После такого? – с сомнением промолвил Зяблик. – Вряд ли… Ты лучше, пока они не опомнились, диктуй условия перемирия.

– Эй, есть там кто-нибудь живой! – Смыков, сложив ладони рупором, обратился в сторону руин. – Если не покажетесь немедленно, применяю оружие. Считаю до трех!

После счета «два» рядом с Оськой, по-видимому, слегка тронувшимся умом, встало еще с десяток аггелов – судя по черным колпакам, высшее командование. На Смыкова, взгромоздившегося на парапет фонтана, они смотрели, как волки – но не те волки, что рыщут на воле, а те, которые посажены на цепь. Ламеха среди них не было.

– Почему заскучали, граждане каинисты? – куражился Смыков. – Который из вас сковородой нам грозился, а?

Аггелы помалкивали, поглядывая то в небо, то в землю, то друг на друга. На то, во что превратилось их грозное воинство, никто старался не смотреть.

– Повторяю вопрос! – угроза перла даже не из каждого слова Смыкова, а из каждого звука.

– Это он сам… По собственной инициативе, – один из аггелов кивнул на Оську. – Сопля невоспитанная…

– Снять головной убор, когда со мной разговариваете! – рявкнул Смыков.

Аггел, стараясь не встречаться со Смыковым взглядом, стянул свой колпак. Был он бородат, наполовину сед, а рожки имел маленькие, как у новорожденного бычка.

– Фамилия? Имя? – Смыков спросил, как кнутом щелкнул.

– Вас, надо думать, мое бывшее имя интересует? – уточнил аггел.

– Вопросы здесь задаю я. Интересует меня не бывшее, а настоящее ваше имя. Клички для своих подельников оставьте.

– Грибов Михаил Федорович, – представился аггел солидно.

– Должность?

– Сотник.

– Я про вашу человеческую должность спрашиваю! Кем раньше работали?

– Раньше? – Аггел пригладил растрепанную бороду. – Председателем колхоза.

– Член партии?

– Как водится, – вздохнул он. – Бывший, конечно. Взносов не плачу и собраний не посещаю.

– И каким же образом вы среди этих кровопийц оказались?

– Я извиняюсь, но только ругаться не надо… – Аггел блеснул из-под мохнатых бровей черными цыганистыми глазами. – Я все фронты прошел. И кастильский, и степной, и арапский… Ранен дважды… А здесь, спрашиваете, как оказался… очень просто… Насильно к нам никого не загоняют. Я тоже доброволец. Потому что другого выхода не вижу. Сплотиться нам надо, чтоб не затоптали… Сильная власть нужна. Железные вожди… Идея, опять же… А какая идея у Коломийцева или Плешакова? Про нынешние дела я и не говорю даже… Развели, понимаешь, анархию…

– А идеи Каина вам, значит, подходят? – Говоря языком базарных торговок, Смыков смотрел на Грибова, как парикмахер на плешивца.

– Ехидничать-то зачем? – Аггел передернул плечами. – Идеи наши, если вдуматься, от марксизма мало чем отличаются. Я практику имею в виду. Мы ведь, к примеру, не против всех инородцев огульно… Есть и среди них люди. Кое-кого и перевоспитать можно. Предварительно освободив от влияния господ, попов, шаманов, тунеядствующих умников и всякого другого сора. Народ вот так держать надо, – он резко сжал свою крепкую пятерню в кулак, – а не распускать… Потом еще и благодарить будут.

– Вы мне эту оголтелую пропаганду прекратите! – Смыков погрозил зарвавшемуся аггелу пальцем. – Ренегат позорный…

– Я что… можно и помолчать, – аггел набычился, – сами ведь спрашивали.

– Все, разговоры на вольные темы закончились! – Для убедительности Смыков топнул ногой. – Оцениваю все ваши жизни в мешок бдолаха. Пока кто-нибудь сбегает за ним, остальные будут дожидаться здесь. Срок на все дела – десять минут.

– А после нас, значит, как этих… – бывший председатель колхоза, а ныне сотник каиновой рати Михаил Федорович Грибов кивнул на мертвецов, устилавших площадь, – на смертные муки и поругание?

– Вполне вероятно. Если через десять минут бдолах не будет здесь… А в положительном случае амнистирую.

– Обещаете?

– Ишь ты! – усмехнулся Смыков. – Много хочешь, рогатый. Не обещаю, а подаю надежду. Разве мало?

– Ладно, быть по сему! – Аггел нахлобучил колпак на голову. – Но только мешка бдолаха у нас нет. Мы за все время столько не добыли.

– А сколько есть? – насторожился Смыков.

– С килограмм, наверное, наберется… Или чуть побольше… Борис, сколько? – обратился он к стоявшему рядом соратнику, имевшему вид скорее школьного учителя, чем адепта людоедской религии.

– Кило двести сорок грамм, – ответил тот флегматично. – И в перегонном кубе еще грамм пятьдесят можно наскрести.

– А не врете, голуби? – Смыков окинул аггелов испытующим взглядом.

– Если не доверяете нам, можете своего человека для контроля послать, – обиделся Грибов. – Да и не станет Борис Михайлович врать. Он в Госбанке раньше служил. При нем кассиры копейку утаить боялись. Почетные грамоты от центрального правления имел.

– Если вы ему так доверяете, пусть идет за бдолахом.

– Э, нет… – на лице Грибова промелькнула хитроватая ухмылка. – Тут дела разные. Деньги одно, а жизнь другое. Трусоват он маленько. Ты, Борис Михайлович, на правду не обижайся… Для такого мероприятия отчаянный человек нужен. Чтоб от смерти уйдя, мог назад к ней вернуться… Меня пошлите.

– У дружков своих спрашивайте. – Смыков принял классическую позу Понтия Пилата, только что умывшего свои руки. – Если какая накладка выйдет, им за вас отвечать придется. И не карманом, а головой.

Собравшись в кружок, аггелы принялись тихо совещаться о чем-то. Похоже, кандидатура сотника Грибова идеальной тоже не считалась. В конце концов они пришли-таки к общему соглашению и вновь выстроились в линию, словно осужденные перед расстрелом.