Сыщик-убийца - Ксавье Монтепен

«Три бутылки» — название погребка, находившегося среди узкого и грязного переулка Менд'ор, где жили преимущественно столяры-мебельщики и так называемые красильщики дерева.

Действительно, три огромные позолоченные бутылки висели на стене над дверями.

Внутренность кабака, грязная и зловонная, возбудила бы отвращение во всяком, кроме его обычных посетителей.

Днем в него заходили выпить и закусить маляры и лакировщики. К ночи эти честные труженики расходились по домам, уступая место людям совершенно другого сорта.

Подозрительные личности, мелкие плуты сходились сюда по вечерам, назначали свидания друг другу, составляли планы.

Патрон, восседавший за кассой, требовал только двух вещей: чтобы за все платили наличными и чтобы не было ссор и беспорядка. До остального ему не было никакого дела.

Полиция не раз заглядывала в его заведение, но он всегда умел выходить сухим из воды.

Только что пробило девять часов.

Залы начинали наполняться, и тут можно было встретить типов, вполне достойных внимания, но мы оставим их и займемся теми двумя личностями, о которых говорил Теферу начальник полиции.

Один из них, Термонд, сидел за стаканом вина и с большим вниманием читал газету. Это был человек лет тридцати, почти такой же худой, как Жан Жеди.

Густые черные волосы падали ему на лоб, странно контрастируя с голубыми глазами и рыжими бровями.

Причиной этого контраста был артистически сделанный парик, совершенно изменивший внешность беглого арестанта.

Бархатные коричневые панталоны и жилет, темная шерстяная куртка составляли его костюм, который дополняло что-то вроде фуражки без козырька, напоминавшей формой английский берет.

Он давно уже читал свою газету, когда в погреб вошел человек почти его лет и уселся против него.

Новопришедший, маленького роста, плечистый, был одет в синее суконное платье и мягкую шляпу. У него были длинные волосы и большая борода, то и другое — фальшивое. Это был Дюбье.

— Ну что? — встретил его вопросом Термонд, протягивая руку.

— Сейчас поговорим, дай мне прежде промочить горло: я околеваю от жажды.

Он спросил вина и выпил залпом два стакана.

— Ну что же? — повторил Термонд.

— Неважно… Я спустил только пять задних колес.

— Это все-таки двадцать пять франков.

— Надо вычесть еще три франка расходов… Всего, значит, двадцать два франка. Немного. Ну, а ты?

— Я был счастливее: я спустил семь медалей.

— Значит, всего барыша за день полсотни франков на двоих.

— Этим можно бы довольствоваться, если бы не подозрительность лавочников… Я говорил тебе, что звук слишком глух, а эти проклятые торгаши имеют скверную привычку бросать монету на прилавок. Я все боюсь, как бы снова не попасться… ведь на этот раз дело пахнет не пятью годами тюрьмы, а бессрочной каторгой. Да еще за нами будут, конечно, так смотреть, что нечего и думать о бегстве.

— Согласен, но чего же ты хочешь? Надо жить, а наше дело приносит больше, чем воровство с выставок.

— Зато оно опаснее.

— Так, по крайней мере, не околеешь с голоду. Ты, я вижу, трусишь…

— Может быть, — прошептал Термонд. — Ах, если бы можно было выискать хорошее дело, которое дало бы тысяч десять франков; мы удрали бы за границу и зажили бы себе спокойно.

— Ну что же, ищи свое десятитысячное дело! — заметил Дюбье. — А пока будем спускать нашу монету, да поосторожнее. Ты обедал?

— Нет, а ты?

— И я тоже нет. Не пойти ли нам к заставе Трона?

— Ладно.

— Заплати за вино.

— Фальшивой монетой? — спросил Термонд.

— Конечно… Увидим, сойдет ли.

— Надо беречься: патрон здесь — хитрец.

— Заплати слуге, он ничего не увидит.

В эту минуту в кабак вошел человек лет пятидесяти, одетый портовым грузчиком, и, усевшись недалеко от наших друзей, потребовал сиплым голосом кружку пива.

Термонд остановил проходившего слугу.

— Мы выпили бутылку вина и стакан, — сказал он, — двадцать четыре су… получайте.

И подал пятифранковую монету.

Грузчик не спускал глаз с фальшивомонетчиков, которые встали и приготовились выйти.

Слуга взял монету и оглядел ее.

— Чего ты смотришь? — спросил Дюбье с чертовским апломбом. — Ты думаешь, может быть, что тебе дали двадцать франков вместо ста су? Надень очки, старик, это заднее колесо.

Внимание грузчика удвоилось.

— Да, оно на то похоже, — заметил слуга, — только мне кажется, что тут что-то не чисто.

И он уронил монету на стол грузчика. Она издала глухой звук.

— Пожалуй, ты скажешь, что она из свинца? — продолжал Дюбье.

— Не знаю, из свинца она или нет, но только дайте мне лучше другую.

Грузчик взял монету и взвесил ее на руке с видом знатока.

— Как! — воскликнул он. — Ты смеешь уверять, что это не серебро?… Хотел бы я иметь тысячу таких фальшивых! Вот тебе двадцать четыре су. Я дам сдачу этим господам.

Слуга взял деньги и отошел, пожимая плечами.

— Вот сдача, — сказала грузчик, набрав три франка шестнадцать су и пододвигая их друзьям. — Но, — прибавил он, глядя в глаза Дюбье, — не надо часто этого делать, милый мой Дюбье, а то можешь себе повредить.

Фальшивомонетчик, названный по имени, побледнел и остановился как вкопанный, разинув рот.

Термонд хотел было ускользнуть, но грузчик удержал его словами:

— Нечего улепетывать, друг Термонд, я не враг… напротив… Сядьте, дети мои, я хочу с вами побеседовать.

Беглые арестанты в изумлении переглянулись. Кто мог быть этот человек, совершенно им незнакомый, который, однако, узнал их, несмотря на маскарад.

Они стояли, точно пригвожденные к полу.

— Ну что же? — продолжал с насмешливой улыбкой Тефер. — Замечательно глупый вид у вас, когда вы удивлены. Сядьте же… Повторяю, что я хочу с вами поговорить. Если вы не будете смирны, как овечки, — прибавил он вполголоса, — то мне стоит сделать знак, и вы через четверть часа очутитесь в префектуре. Хотите этого?

— Попались! — жалобно пробормотал Термонд. — Я так и думал… Я предвидел это!

— Заткни глотку! — сказал Дюбье. — Ты видишь, что этот господин — добрый малый… Ну, будет шутить, — продолжал он, усаживаясь за стол Тефера. — Вы ведь хотели посмеяться? Ваши мушары на улице — просто выдумка, вы, верно, хотите просто узнать, нет ли у нас работы для вас?

— Ты умеешь читать? — спросил Тефер.

— Еще бы!

— Ну, так прочти вот это, голубчик мой, и скажи потом, что думаешь…

С этими словами инспектор развернул перед их глазами ордер на арест, данный ему начальником полиции.

— Вы видите, — продолжал он, — это вас касается: Дюбье, Термонд, убежавшие из Клерво… Мне остается только прибавить внизу: «Пойманы при сбыте фальшивой монеты…»

Термонд дрожал.

— Берите нас… — пробормотал он. — Не мучьте только больше.

— Замолчишь ли ты? — прервал его Дюбье. — Если господин предложил побеседовать с нами, это значит, что он не хочет сделать нам ничего неприятного.

— Однако ты сообразителен! — заметил, смеясь, Тефер.

— Да, мне не раз уже это говорили.

Тефер подозвал слугу и велел подать две бутылки бургундского и два стакана.

— Мы еще не обедали… — намекнул Термонд.

— Пусть тогда нам подадут яичницу с ветчиной, да побольше…

Термонд начал успокаиваться. Слабая улыбка появилась на его бледных губах.

— Я люблю ясные положения, — сказал Дюбье, — приступим прямо к делу… Вы из полиции?

— Да, мой племянничек.

— Вы нас поймали… Если вы не арестуете нас тотчас, то это потому, что мы вам нужны.

— Вероятно…

— Вы хотите добыть сведения о людях, которых ищете и которых мы, без сомнения, знаем?

— Нет.

— Тогда в чем же дело?

— Сейчас скажу…

Слуга принес яичницу и вино. Тефер попотчевал своих собеседников и продолжал:

— Фабрикуя свинцовые монеты, зарабатываешь мало, и это не может долго тянуться, что вы знаете не хуже меня… Не сегодня завтра вы попадетесь, так как известно, что вы в Париже. Это — новое осуждение… бессрочная каторга.

Термонд вздрогнул.

— Знаем, — сказал Дюбье. — Дальше?

— Хотите быть свободными и заработать десять тысяч франков?

— Хотим ли мы! — вскричал в восхищении Термонд. — Десять тысяч франков!… Моя мечта!…

— Вы их предлагаете? — спросил Дюбье.

— Да…

— Значит, то, что вы нам прикажете сделать, стоит двадцать тысяч.

— Я дойду до двенадцати, но это последнее слово, и я заплачу не фальшивой монетой.

— Нечего говорить об этом… — сказал Термонд.

— Мы согласны, — ответил Дюбье. — Что надо делать?

— Многое…

— Значит, это крупная игра?

— Может быть…

— Ну что же, рискнем… Как вы платите?

— Пять тысяч вперед. Остальные — по окончании дела.