Бисмарк - Николай Анатольевич Власов

позволило ему снять с себя ответственность за наиболее непопулярные меры. Скорее всего, каждая из этих версий имеет под собой определенную основу. Мотивы Бисмарка были комплексными. Здесь нужно оговориться, что и Партия Центра с самого начала демонстрировала негативное отношение к новой империи. Ее предвыборная программа содержала критику прусской гегемонии, а в конце марта 1871 года депутаты Центра проголосовали против благодарственного послания, которое только что избранный парламент направил императору. Канцлер имел некоторые основания заявить в Рейхстаге: «Вернувшись из Франции, я не имел возможности рассматривать создание этой фракции иначе как мобилизацию партии против государства»[595]. Нужно также учесть, что борьба с влиянием католической церкви на государство и общество развернулась в этот период во многих странах Европы. Одной из причин ее стала откровенно реакционная политика папы Римского Пия IX, пытавшегося своими энцикликами вернуть паству во времена Средневековья. В 1864 году был опубликован «Список современных заблуждений», включавший в себя многие вещи, считавшиеся символом прогресса или даже нормой жизни, а в 1870 году Ватиканский собор провозгласил догмат о непогрешимости папы.

Вероятно, при помощи Культуркампфа Бисмарк преследовал сразу несколько целей. Во-первых, он хотел подавить оппозицию, которую считал опасной для внутренней безопасности только что созданного государства. Во-вторых, при помощи борьбы против «врагов империи» надеялся консолидировать общество вокруг правящей элиты: как говорил епископ Майнцский Вильгельм Эммануил фон Кеттелер, смысл происходящего заключался в том, чтобы сохранить «старую монархически-абсолютистско-милитаристскую Пруссию»[596]. В-третьих, Культуркампф стал важной составляющей сотрудничества Бисмарка с либералами, ради сохранения которой последние были готовы идти на уступки правительству.

Насколько успешной оказалась эта политика? Принято считать, что Культуркампф закончился полным провалом. Выборы в Прусский ландтаг в конце 1873-го и в Рейхстаг в начале 1874 года продемонстрировали, что число избирателей Партии Центра ощутимо выросло. В течение определенного времени «железный канцлер» рассчитывал на то, что среди германских католиков произойдет раскол и значительная часть церковной организации встанет на сторону государства. Он просчитался: кампания, напротив, в значительной мере способствовала смягчению существовавших среди католического клира противоречий и консолидации его рядов. Тем не менее Культуркампф оказался успешен в том плане, что стал для Бисмарка весьма эффективным рычагом давления на своих союзников-либералов, с помощью которого он добивался выгодных ему компромиссов.

В среднесрочной перспективе «железный канцлер», однако, создал себе могущественного политического противника. Даже когда борьба с Партией Центра перестала быть его приоритетом, добиться примирения с ней не удалось. Глава этой партии Людвиг Виндтхорст[597] стал главным парламентским оппонентом Бисмарка. Последний заявлял, что его жизнь поддерживают и украшают двое: жена и Виндтхорст. Первая существует для любви, второй — для ненависти[598].

Впоследствии «железного канцлера» не раз обвиняли в том, что он в ходе Культуркампфа нанес немецкому народу раны, не затягивавшиеся в течение долгого времени, способствовал расколу нации и формированию у значительной ее части верноподданнического духа, создал традицию борьбы с несогласными и объявления их врагами страны. Эти упреки во многом справедливы: политика Бисмарка действительно была направлена на раскол и изоляцию всех возможных противостоящих ему группировок в политической элите и обществе, отличалась бескомпромиссностью и неразборчивостью в методах. Тем не менее делать «железного канцлера» ответственным за все последующие беды Германии не стоит. Хотя бы потому, что превратить немецкое общество в своих послушных последователей он так и не сумел.

Надеясь победить в битве с Партией Центра, «железный канцлер» в конечном счете допустил серьезный просчет. Чем он объясняется? Очевидно, здесь сыграла роль склонность любого, даже самого хитроумного и гибкого человека следовать тем шаблонам, которые однажды продемонстрировали свою успешность. Бисмарк не раз в своей карьере делал ставку на жесткую конфронтацию и в итоге одерживал верх. Предвидеть, что в этот раз все будет иначе, он не смог.

С Культуркампфом оказались тесно переплетены еще несколько процессов. Первым из них стала борьба с польским национальным движением, которое также весьма критически восприняло создание немецкого национального государства. О негативном отношении Бисмарка к полякам уже говорилось выше. В первой половине 1870-х годов по его инициативе началась пресловутая политика германизации, суть которой заключалась в том, чтобы насильственными мерами сделать живущих в Пруссии поляков носителями немецкой культуры. Политика эта, в отличие от Культуркампфа, велась в основном административными предписаниями, часто на уровне провинций, а поэтому редко становилась предметом обсуждения в парламентах. В 1872–1873 годах был опубликован ряд указов, в соответствии с которыми преподавание в школах могло вестись исключительно на немецком языке; польский разрешалось преподавать в лучшем случае как иностранный. В 1876 году вступил в силу Закон об официальном языке: таковым во всех государственных учреждениях Пруссии становился немецкий, исключения допускались лишь в отдельных регионах и на ограниченный срок. Сам «железный канцлер» воспринимал политику германизации не как наступление на права национального меньшинства, а как оборону от реально существующей угрозы. Он разделял распространенные опасения по поводу «полонизации» восточных провинций Пруссии, вытеснения оттуда немцев. В феврале 1872 года он писал прусскому министру внутренних дел графу Фридриху фон Эйленбургу: «У меня такое чувство, что в наших прусских провинциях почва если и не уходит у нас из-под ног, то по крайней мере выхолащивается настолько, что однажды может провалиться»[599]. Еще одним фактором стало само объединение Германии: если королевство Пруссия могло позволить себе быть многонациональным, то новая империя позиционировалась как национальное государство; все его жители должны были чувствовать себя немцами.

Культуркампф также до предела обострил отношения Бисмарка с его бывшими политическими друзьями — прусскими консерваторами, считавшими религию важным столпом государства и общества. Будучи протестантами, они тем не менее видели в борьбе с политическим католицизмом угрозу христианской вере как таковой. У консерваторов и до этого имелся длинный перечень претензий к главе правительства, включая фактическое свержение законных монархов, безбожную политику аннексий и заигрывание с революцией. Фактически в новой империи они постепенно превращались в оппозицию правительству справа. Это привело не только к политическому отчуждению, но и к разрыву множества личных отношений.

Так, в ходе обсуждения законопроекта о школьном надзоре один из лидеров прусских консерваторов и давний друг Бисмарка Клейст-Ретцов выступил резко против правительственного предложения: «Бурные потоки безверия, проистекающие от государства, лишенного веры, затопят наши школы»[600]. После этого «железный канцлер», уже вступавший в предыдущие годы в конфликт с бывшим соратником, перестал с ним даже здороваться. Едва ли не единственным человеком в стане прусских консерваторов, с которым Бисмарк поддерживал дружеские отношения, остался Мориц фон Бланкенбург, однако и с ним общение стало далеко не безоблачным. «Бланкенбург был моим боевым товарищем, дорогим