Бриллианты и булыжники - Борис Николаевич Ширяев

же свидетельству убито 2500 городовых, стражников, сидельцев винных лавок (не министров же 2500!), т. е. тех же крестьян, народа…

Вполне понятно, что при таких «вождях» и «властителях дум» священник-депутат оправдывает убийство по Евангелию (свидетельство А. В. Тырковой), и лично и близко знакомый ей нежный, чистый душою (пишу без кавычек) поэт Каляев мечет бомбу в великого князя «по подозрению».

Страшно! Страшно! Подстрекатели убийц со славными гербами на щитах, с Евангелием в руках! Убийцы, слагающие нежные строфы! Бесы в ангельских образах! Много страшнее тех, грязных и уродливых, каких видел Ф. М. Достоевский… Вот, в чем ужас этой правдивой книги написанной тоже чистой и честной рукой…

Наконец, победа! Проклятое самодержавие свергнуто! Парламент! «Избранники народа»!

И что же? Оказывается, что весь этот «мозг страны», знаменитые правоведы, социологи, историки не знают, что им, собственно говоря, делать в парламенте: кроме С. А. Муромцева[120], никто не знаком даже с примитивной техникой парламентской повседневной работы. Но ненависть к призвавшему их к власти Самодержавию, фактически уже ушедшему в прошлое, бурно кипит в их сердцах. Она поглощает всё прочее. Она толкает «избранников народа» на истерический выборгский вопль о поддержке, направленный к этому народу. «Ни одной копейки налогов, ни одного солдата государству», – приказывают они. Народ безмолвствует. Монархия отвечает на эту «революцию» болтунов лишь легким шлепком по мягким частям озорных мальчишек…

Последние главы книги А. В. Тырковой – беглый, далеко не полный обзор экономического и культурного роста России за годы царствования Императора Николая Второго. Несколько слов о том, что было бы, если бы…

Повторяю: замечательная книга Ариадны Владимировны Тырковой-Вильямс – не жалкое покаяние мелкой трусливой душонки. Она написана большим человеком, с большою душой, большим и ясным умом, прожившим большую, прекрасную, яркую, честную жизнь и вынесшим из нее большую правду… Столь же большую, сколь страшную. Ценность этой книги повышается еще тем, что она написана не монархисткой, но активным и пламенным борцом против монархии, знавшим лично, понявшим и оценившим без полемического задора тех, кто владел умами русской интеллигенции в предреволюционную эпоху и чьи последыши пытаются повторить это и теперь.

«Новым» эмигрантам, а позже, даст Бог, и всей русской, пока подсоветской, интеллигенции надо не только прочесть, но сделать эту книгу настольной, чтобы не попасть в положение готтентота, очарованного пустой консервной банкой, подобно М. Корякову[121] при встрече с Бердяевым. Признаемся честно, ведь большинство из нас знает о предоктябрьском периоде революции лишь по «Краткому курсу истории ВКП(б)». Не так ли?

Подлинный русский, подлинно высокий, «прогрессивный» интеллигент XIX века, прямой и честный наследник всех подлинных сокровищ русской дворянской культуры, всей суммы ее от князя Андрея Курбского до Ивана Бунина – А. В. Тыркова – правильно и точно назвала свою книгу «На путях к свободе». Современность с абсолютной ясностью показывает, куда привели эти пути.

Грядущая раскрепощенная творческая трудовая русская интеллигенция, в несвободном состоянии народившаяся «там», пойдет к свободе своим путем. Каким? Это никто сейчас не скажет. Но безусловно не тем, каким шла к «свободам и достижениям Февраля», старая «прогрессивная» русская интеллигенция. Опыт рабства чему-то учит? Не так ли?

«Наша страна», Буэнос-Айрес,

26 июля 1952 года, № 132. С. 3

«На перевале»

Литературное объединение «Перевал» было очень значительным явлением в первой стадии развития подсоветской русской литературы. «Перевал» зародился в начале НЭПа, когда многие в среде подсоветской русской интеллигенции обольщались надеждами, что в жизни родины действительно наступил какой-то перелом, что брошенная Лениным лживая фраза «всерьез и надолго» станет выполненным им обещанием, что революция уже позади, а впереди, если не возврат к прежней спокойной и обеспеченной жизни, к свободе мысли и слова, то во всяком случае какой-то просвет…

Эти иллюзии разделяли тогда и некоторые из крупных партийцев, большая часть которых в дальнейшем стала уклонистами, оппозиционерами и погибла в концлагерях и подвалах НКВД. Таким был и крупнейший литературный критик того времени, редактор толстого журнала «Красная Новь» А. К. Воронский[122], человек безусловно очень талантливый и высоко культурный, выросший, кстати сказать, в семье священника и происходивший из духовенства, как и многие русские критики, начиная с Белинского и Добролюбова. Под его покровительством и непосредственным его же руководством сплотилась и оформилась группа писателей, избравшая себе имя «Перевал».

Это не были протестанты против советского строя в целом и тем более против революции, неугасшим еще пафосом которой многие из них были насквозь пропитаны. Но перевальцы безусловно протестовали против подчинения литературы политике и против нарождавшегося тогда «социалистического реализма», полного подчинения литератора – партийцу. С первых же шагов «Перевалу» пришлось вступить в ожесточенную борьбу с другими литературными группировками, претендовавшими на монополию «пролетарской литературы», лозунг которой был выброшен тогда партией. Таковыми были в то время РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей) и ЛЕФ (Левый фронт), куда входило большинство футуристов во главе с Маяковским. Основную массу участников этих организаций составляли выдвинутые революцией «самородки», зачастую попросту малограмотные писаки, но обладавшие «базой пролетарского происхождения».

– Происходить из пролетариата еще не значит стать писателем пролетариата, – бросил этим «литераторам» в лицо редактор крупнейшего журнала А. К. Воронский и, конечно, нажил себе в них непримиримых, злобных, не брезгающих никакими средствами врагов, в результате чего был ими «съеден» вместе с протежируемой им группой «Перевал», основное ядро которой составляли писатели-интеллигенты.

Такова вкратце недолгая, но очень показательная для подсоветской литературной жизни история объединения «Перевал», большинство членов которого в дальнейшем или погибла в советских концлагерях или были приведены к полному молчанию, за исключением, конечно, ренегатов, трусливых крыс, успевших сбежать с тонущего корабля.

Глеб Глинка[123] в прошлом – один из членов «Перевала», из числа тех, кто был приведен к молчанию. Заговорить он смог, лишь став сотрудником газет власовского движения, и теперь мы с удовольствием снова услышали его голос, хотя и звучащий в необычном для него ритме. В прошлом Глеб Глинка был поэтом-лириком. Теперь мы видим его историком литературы, фиксирующим один из трагических этапов, пройденных русскими писателями под гнетом торжествующего социализма.

Сборник «На перевале» – прежде всего очень ценный историко-литературный документ, и с этой точки зрения он глубоко интересен серьезному читателю, внимательно и углубленно следящему за жизнью русской литературы под гнетом социализма. Но и поверхностный, «легкий» читатель прочтет эту книгу с большим удовольствием, т. к. помимо глубоких и серьезных статей самого Глеба Глинки, в ней содержатся много ярких литературных иллюстраций – отрывков из произведений и отдельных рассказов А. К. Воронского, Ник. Зарудина, Ивана Катаева и других, исчезнувших из поля зрения талантливых подсоветских русских писателей.

«Знамя России», Нью-Йорк,

31 января 1955 года, № 121. С. 9

От СССР – к России

Тема перехода «роковой черты», прорыва сквозь Железный