«По своим артиллерия бьет…». Слепые Боги войны - Владимир Бешанов

В связи с уже имеющимся опытом гражданской войны в Испании и японо-китайской войны нельзя не согласиться с мнением Клотца относительно большого значения укрепленных районов и частей прикрытия в начальный период войны, которые обеспечат проведение подготовки и мобилизационного развертывания страны к войне».

С мнением Клотца, в самом деле, невозможно было не согласиться, поскольку оно лишь подтверждало мнение Сталина и Ворошилова о «вредительском характере» теории глубокой операции и глубокого боя. Ее придумали «враги народа», чтобы уготовить поражение Красной Армии.

М.Н. Тухачевский, капая кровью из носа, еще сочинял в камере Лубянской тюрьмы свой коварный «план поражения РККА» в войне с германо-польскими полчищами, когда Сталин и Ворошилов собрали расширенное заседание Военного совета с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б). Совещание, на котором присутствовали 169 руководящих военных работников, представлявших, по сути дела, все вооруженные силы, проходило с 1 по 4 июня 1937 года в Свердловском зале Кремля.

Предварительно участников под расписку ознакомили с признательными показаниями арестованных военачальников, причем, как вспоминает бывший начальник Военно-электротехнической академии К.Е. Полищук, в протоколах допросов читавшие «обнаружили не только имена уже арестованных сослуживцев, но и находящихся к этому времени еще на свободе, а некоторые — и свои собственные», как, например, заместитель начальника Генштаба комдив К.А. Мерецков, начальник Управления военных заведений комкор А.И. Тодорский, начальник Разведуправления комкор С.П. Урицкий, начальник ГАУ комкор Г.И. Кулик и др.

После чего «первый маршал» зачитал доклад «О раскрытом органами НКВД контрреволюционном заговоре в РККА». Конечной целью заговора являлось «убийство руководителей партии и правительства», ликвидация Советского Союза, «восстановление ярма помещиков и капиталистов». Весьма любопытно признание К.Е. Ворошилова, что глубоко законспирированная организация «убийц и диверсантов», финансируемая германской, польской и японской разведками, имевшая разветвленную агентуру на местах, планировавшая взрывы артиллерийских складов, мостов на Березине и Днепре, за пять лет своего существования ничего на практике осуществить не смогла, «что эта сволочь только между собой болтала, разговаривала, шушукалась и готовилась к чему-то (?!), не смея по-настоящему двинуться». То есть, кроме «болтовни и шушуканья», к протоколу нечего было подшить: не нашлось хотя бы завалящего эстонского резидента, капсулы с ядом в подворотничке или «адской машины» в хлебном батоне. Ни одного орудия террора. Разве что резиновый член Ягоды?

В заключение нарком попенял присутствующим, что они не сумели разглядеть врагов в собственных рядах, не «сигнализировали» куда следует, и призвал «железной метлой вычистить армию буквально до самых щелочек».

На второй день заседания выступил И.В. Сталин. Он подтвердил, что в стране был «военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами». Далее простым и понятным языком вождь поведал о том, как легко вербуют красных командиров всяческие разведки и подпольные центры — «на базе бабской части» и неудовлетворенного честолюбия. И тоже призвал «сигнализировать», а кто «не сигнализирует», намекнул Вождь, тот продолжает троцкистскую линию.

Военная верхушка страны без колебаний сдала сослуживцев. В прениях выступили 42 человека. Ни один из них не посмел усомниться в факте существования заговора. Все каялись в потере бдительности и проявленной доверчивости к врагам народа, били себя в грудь, заявляя о верности великому Сталину, обещали сделать все, чтобы возместить нанесенные заговорщиками потери, беспощадно выкорчевать «вражеские корешки» и вывести Красную Армию на небывалую высоту боевой готовности. Все клеймили позором шайку арестованных врагов, обзывали фашистами и шпионской шантрапой, кое-кто требовал сразу же их расстрелять или повесить. Особо яростные обличители из числа обиженных «героев Гражданской войны», оказывается, давно всем пролетарским нутром испытывали «органическую ненависть» к барину Тухачевскому, к истерику Уборевичу, к мерзавцу Якиру, к дураку Корку, тут же приводили примеры несомненного «вредительства», разоблачить которое им помешала только военная субординация и высокое служебное положение обвиняемых. Каждый второй под язвительные реплики зала доказывал, что никогда не пожимал руки Корку, не бывал дома у Якира, не состоял в дружеских отношениях с Уборевичем, не пил водки с Тухачевским. Все, кроме только И.Н. Дубового и Б.М. Шапошникова, «сигнализировали» на подчиненных, начальников и указывали пальцем друг на друга. Мероприятию придавали «интерактивности» аресты, производимые чекистами по ходу дела, в перерывах между заседаниями. Охваченные животным ужасом красные командиры встречали одобрительными возгласами известия о каждом аресте, вспоминали новые фамилии «подозрительных в политическом отношении лиц», у кого-то мозг заклинило настолько, что он предложил: «Кто ездил в Европу лечиться, того можно без зазрения совести забирать». А что, идея хорошая!

«В течение двух дней заседаний наблюдались прямо дьявольские происшествия: из зала заседаний наяву исчезал то один, то другой военачальник, — рассказывал генерал К.Е. Полищук. — Обнаруживалось это обычно после перерывов в заседании. До перерыва рядом с вами сидел кто-нибудь из командиров, а после перерыва вы его уже не могли обнаружить в зале. Все понимали, что это значит: тут же, на наших глазах, агенты НКВД хватали того или иного деятеля и перемещали его из Кремля на Лубянскую площадь. Все мы понимали, что происходит, в кулуарах фамилии исчезнувших шепотом перекатывались волнами, но в зале все молчали, с ужасом ожидая, кто следующий… Все, как кролики, смотрели на Сталина и Ежова, все наэлектризованно следили за движениями Ежова и его помощников, толпившихся у входа, все следили за перешептываниями Ежова со Сталиным, все думали: «Пронеси, Господи!» Над всеми царил дух обреченности, покорности и ожидания… Забитыми, жалкими вышли мы, оставшиеся еще на воле командиры Красной Армии. Что происходит? Что ждет нас? Кому верить?»

Отбросив «шпионские страсти» и бредовые измышления о «взрывах и пожарах», отметим особо, что маршал К.Е. Ворошилов обвинил «красного милитариста» М.Н. Тухачевского в «снижении темпов разворота вооружений в армии», главным образом в области артиллерии, «вредительском характере» боевой подготовки, навязывании «таких форм организации дивизий, артиллерии и других родов войск, которые, конечно, ничего серьезного в боевом смысле сейчас представлять не могут». Заговорщики — теперь ясно, что с «вражескими целями», — настаивали на уменьшении численности стрелковых дивизий, на формировании механизированных корпусов, на повышении мобильности и подвижности войск. Они заставляли повседневно напряженно учиться и внедрять в практику новые формы боя, овладевать «подвижными формами операции стрелковых (кавалерийских) соединений в сочетании с глубоким, надежно обеспеченным маневром в тыл противника мотомеханизированных войск и авиации». При этом не щадили себя — понятное дело, маскировались — и строго спрашивали с подчиненных, обидно называя любителей сабельных атак «некультурными командирами».

(Комдив И.Я. Хорошилов, заместитель начальника Управления по командно-начальствующему составу, на заседании актива центрального аппарата НКО обличал своего бывшего шефа следующим образом: «Что такое Фельдман? Фельдман — это тип, который маскировался так: работал с 10 ч. утра до 2 ч. ночи. Личной жизни он, видите ли, не имел, семьи он, видите ли, не имел. Все время он учил нас, ругал, укорял, что мы, видите ли, недостаточно заботимся о людях. И вот, прикрываясь всем этим, он проводил свое гнусное дело. Вместо того чтобы ту или иную сволочь выгнать из армии, он следовал поговорке «Семь раз примерь, а один раз отрежь», находил целый ряд смягчающих вину обстоятельств, и вопрос решался так, как, очевидно, нужно было врагам. А мы, как видите, развесили уши. Я, как заместитель, чувствовал себя иногда очень нехорошо. Мне казалось, что я работаю очень мало, что я действительно, может быть, не умею подходить к людям так, как этого требует забота о человеке, настоящая большевистская забота о человеке, а не та маскировка, которую применяла эта сволочь. И вот он все-таки нас таким образом обводил». Да уж, «забитыми и жалкими» выглядели «оставшиеся еще на воле командиры Красной Армии». Кстати, Хорошилову это не помогло.

Молва утверждает, что член Политбюро с 1935 года А.И. Микоян на старости лет обронил: «Все мы тогда были мерзавцами».)

В боевой подготовке, говорил нарком, Тухачевский на протяжении ряда лет «проповедовал необходимость обучения и командного, и начальствующего состава, и бойцов таким образом, чтобы в бою целые части — полк, дивизия — двигались такими темпами: 4,5–5 километров в час. Когда ему говорили, что человек пешком с трудом проходит 5 километров в час, он настаивал на своем». Его сообщники «давали специальные задания форсировать боевую подготовку и по линии авиации, и по линии танковых частей, и по другим родам войск; форсировать, не закрепляя итог за итогом, а форсировать, с одной стороны, чтобы показать, что все блестяще обстоит, а с другой стороны, срывать боевую подготовку, коверкать все и иметь войска ни к черту негодные».