Догонялки - В. Бирюк

— И по свободной степи будут бегать свободные кони и люди.

Почему «будут»? Здесь некоторые уже бегают. Называются: «тарпаны» и «бродники». Но — недолго, до первого волосяного аркана.

В средневековье нет свободного рынка труда. Он же формируется путём обезземеливания крестьян. То есть, сначала нужно согнать массу людей с земли, отнять у них всё, включая родственные связи, образ жизни, имущество. Довести их до крайнего обнищания, превратить их в голодную, озлобленную толпу, потом измордовать этот свой народ, потому что такая толпа более склонна к грабежу, чем к труду. А уж потом… Вот так формировался английский рабочий класс в 17 веке, советский — в годы коллективизации и голодомора.

Сходным образом — российский в ходе реформ Александра Освободителя. Благородное российское дворянство отобрало у своего народа треть его пахотных земель, хватануло из казны запредельную сумму, а богопомазанные Романовы потом сорок лет выдавливало эти денюжки из своего голодающего народа.

Ситуация здесь, в «Святой Руси» — противоположная. Ближе к Америке 19 века. Сгони здешних смердов с земли. И что? Здесь достаточно свободных земель, крестьянская община может встать и уйти. Так зачем им идти в найм?

Хочешь заработать, хочешь жить лучше? Лучше чем кто? Чем соседи? Община ответит так… Одного из моих прадедов в начале коллективизации комбедовцы забили. Не хотел «как все», четыре коровы имел. А чего ж нет, когда пятеро здоровых сыновей в доме? Забили до смерти. И это ещё благостный вариант — дети успели убежать в Питер, уже шла индустриализация, уже было куда сбежать.

Хочешь разбогатеть? «Легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому войти в царство божие». Христианство — против. Нет, если джек-пот сорвал — нормально. Удача — от бога. И сразу же — раздать людям. «Что легко пришло, то легко и ушло». Но вот своим трудом…

Хочешь просто подстраховаться на «чёрный день»? В 1024 году волхвы подняли в Суздале народное восстание против бояр, которые во время голода прятали продовольствие. Волхвы отправили караван за хлебом к соседним булгарам и тем самым спасли людей от вымирания. Князь Ярослав Мудрый не одобрил этой меры, сказав: «Бог посылает голод, мор, засуху или иную казнь за грехи, и не человекам судить о том». А ты — против? И бога, и князя?

Это ещё не касаясь толп нищих, разбойников, властей… Для которых человек с достатком выше среднего — мишень, дичь на охоте.

Это «философствование» по мотивам христианско-общинных психологических приоритетов даёт чудовищную отдачу в реальной жизни «Святой Руси». В стоимости рабочей силы. День работы землекопа — ногата, плотника — полторы ногаты. Две-три недели работы по найму — почти гривна. А весь годовой урожай ржи для крестьянского семейства — полгривны. Такие «ценовые ножницы» — никаким большевикам не снились. «Святорусский» крестьянский труд очень дешёв. В отличии от «пролетарского». Потому что в работники — не хотят. Плотничает здесь — каждый второй, но в найм…

А как же дело делать? Общенародным рывком? Как церковку-однодневку? Но у меня непрерывное производство. Мне нужно планировать на месяцы вперёд. Строить продолжительные технологические цепочки на основе «чистого энтузиазма широких народных масс»?

Можно приказать. Но — кому? Рассуждая о «Святой Руси» мы часто «опрокидываем» в прошлое более позднюю ситуацию. Стереотипы уже имперских времён, «крепостная Россия». А здесь нет крепостных! Основная масса населения — свободные общинники-смерды. Они и — лично свободные, и — к земле не прикреплены. Отношение между боярином и смердами, живущими на его земле, есть, скорее, отношения между арендодателем и арендаторами, «соглашение о разделе продукции», но не «о тотальной мобилизации». Оброк, но не барщина. Даже несвободного «закупа» нельзя использовать на произвольных работах — его обязанности ограничены договором.

Приказать я могу своим рабам. Или слугам, которые связаны со мною договором личной и безоговорочной службы. Могу послать Чарджи кирпичи лепить. Как я послал хромого голядину. Вони будет… Да и не в этом дело. У меня нет свободных людей. Не в смысле юридическом, а в смысле технологическом. Каждый, кто попадается мне в руки, довольно быстро получает специфическое место в структуре, в «штатном расписании» вотчины. Я закручиваю темпы обустройства, и мне просто не хватает рабочей силы. А взять — негде. Кроме как из смердов.

Наверное, я бы пошёл путём частных решений:

— Уж вы будьте столь добры-то ко мне, дяденьки, уж вы поработайте-то на меня по возможности, уж я вам и заплачу-то да по щедрому, самоцветами отдам, златом-серебром…

Пейзане, ясное дело, стали бы кочевряжиться да выпендриваться. Как, обычно, и ведёт себя всякая монополия на любом рынке:

— Ой да мы-то рады бы, да тама мокро. Ой да мы пошли бы, да тама тёмно. Не оставим мы тебя, мал бояричев сын, как пройдёт Рождество — так подтянемся.

Под это дело они бы выторговали бы у меня и «луговую тарелку» — после этого лета до туземцев дошло, что бояться там нечего, «божественная цапля» мною уничтожена. Тот же спорный орешник. Да и сам оброк — штуки тонкого полотна — по-уменьшили бы.

Я бы на их месте именно так и поступил. А предков глупее себя — не считаю.

Вывод отношений со смердами на новый уровень произошёл не по моему желанию, а в силу обстоятельств. Я уже говорил: мне тут довлеют не эпизоды автором измысленного сюжета, а цепочки причинно-следственных связей, подкидываемых окружающим миром.

Цепочка простая:

— Девок воруют? — Да.

— Ставим посты? — Да.

— Восемь пар мальчишек, через день, от темна до темна? — Да.

«И говорят в глаза -Никто не против, все — за».

Какое отношение имеет эта цепочка к производству кирпича? — А прямое. Мир-то весь связанный, за какой хвостик не потяни — весь клубок разматывается. Только лови да оттаскивай.

«Сказано — сделано» — русское народное выражение. Но — в сказках. А в реале — фиг. Энтропия возрастает, всякая система, не получающая энергию извне — дохнет и рассыпается. «Извне» — это «аз есмь».

«А у меня внутри вечный двигатель,Вечный бегатель, вечный прыгатель».

Пробегаю я как-то мимо сосны. Ну, с которой я однажды за «Паучьей весью» наблюдал. Которая — сосна, но гендерно — кедр. Поскольку:

«На севере диком

Стоит… одиноко».

И вижу: ну совсем одиноко стоит! Хотя на ней должен сидеть один из моих наблюдательных постов. Что я должен подумать? Правильно: все воображаемые несчастья сразу. Мальчишек стащили с дерева какие-то злые люди. И теперь каким-то зверским образом мучают. Неизвестно где.