Бисмарк: Биография - Джонатан Стейнберг

...

«Несколько слов для того, чтобы устранить возможные недоразумения. Фигуры капиталиста и земельного собственника я рисую далеко не в розовом свете. Но здесь дело идет о лицах лишь постольку, поскольку они являются олицетворением экономических категорий, носителями определенных классовых отношений и интересов. Я смотрю на развитие экономической общественной формации как на естественно-исторический процесс; поэтому с моей точки зрения меньше, чем с какой бы то ни было другой, отдельное лицо можно считать ответственным за те условия, продуктом которых в социальном смысле оно остается, как бы ни возвышалось оно над ними субъективно» [46] 71.

Теоретическая формула Маркса имела катастрофические последствия для германского рабочего движения и всего человечества. Исходя из этой посылки социал-демократы Германии уверовали в то, что история детерминируется экономическими силами, управлять которыми не могут ни они, ни кто-либо другой. Они сделали ставку на революцию, потому что, по Марксу, капитализм должен уничтожить себя вследствие «внутренних противоречий». Sozialdemokratische partei Deutschlands, ставшая к 1912 году крупнейшей партией в империи Бисмарка, в своей стратегии проигнорировала все важнейшие идеи, с которыми выступал в 1862 году Лассаль: и значимость политических институтов, и роль человеческого фактора, и то, что конституции выражают соотношение сил в борьбе за власть.

Лассаль оставил свой след в жизни Бисмарка. Он был одним из тех людей, а возможно, и единственным, к кому Бисмарк сохранил уважение до конца дней. В 1878 году, когда Бисмарк готовил закон, запрещавший социал-демократические организации, призрак Лассаля напомнил о себе. В июле 1878 года газета «Берлинер фрайе прессе» в продолжение двух недель каждый день публиковала письма Бухера Лассалю, которые, по всей вероятности, предоставила редактору Леопольду Шапире графиня София Гацфельдт, с тем чтобы помешать принятию закона против социалистов. В рейхстаге Август Бебель, лидер парламентской фракции социал-демократической партии, указал на тайное социалистическое прошлое Бисмарка, получив от рейхсканцлера неожиданный для самого себя ответ. Бисмарк откровенно признал, что действительно вел тайные переговоры с Лассалем, и дал ему такую оценку, какую я не нашел в его высказываниях о других современниках72:

...

«В нем было нечто чрезвычайно притягательное. Это был один из умнейших и обаятельных людей среди тех, с кем мне довелось встречаться. Его помыслы и амбиции были возвышенны и благородны… Лассаль был необычайно деятельным и остроумным человеком, с которым можно было интересно и содержательно поговорить. Наши беседы длились часами, и я всегда сожалел, когда они подходили к концу…»73

Непредвзятый и доброжелательный отзыв о Лассале ставит под сомнение справедливость расхожих обвинений Бисмарка в яром антисемитизме. И почтительное отношение к Лассалю, и дружба с Людвигом Бамбергером, и восхищение Эдуардом Симоном свидетельствуют о том, что общепринятые мерки к подвижным симпатиям и антипатиям Бисмарка неприменимы. Безусловно, ему был присущ антисемитизм, характерный для его класса и поколения. Однако его отношение к евреям, как и к католикам или социалистам, определялось не национальностью или верой, а тем, насколько, с его точки зрения, был интересен или полезен человек. Он ненавидел Ласкера и Виндтхорста не потому, что один из них был евреем, а другой – католиком, а из-за того, что оба были его непримиримыми противниками.

Не менее удивительно еще одно последствие тайных переговоров Бисмарка с Лассалем. В его стан перешел Лотар Бухер, журналист, социалист-теоретик и революционер. 15 августа 1864 года, за две недели до роковой дуэли Лассаля, Бухер сообщал ему:

...

«Хотя я и надеюсь на благополучный исход, по причинам довольно многосложным и не подлежащим изложению на бумаге я решил найти себе другое занятие, и как можно скорее… За восемь дней все устроилось наилучшим образом»74.

С 1 января 1863 года Лотар Бухер трудился в телеграфном агентстве Вольффа, где ему платили мало, и он испытывал неудовлетворенность. Несколько версий того, как Бухер оказался в числе сотрудников Бисмарка, предлагает Кристоф Штудт. Автором одной из них является Роберт фон Койдель. Согласно Койделю, Бисмарк сказал ему о возможности работы в его аппарате Бухера следующее:

...

«Почти обо всем, что у нас происходит или произойдет, так или иначе узнает пресса. Имейте в виду, что он придет к нам как фанатичный демократ и, подобно червю, будет подтачивать государственную структуру, чтобы ее взорвать, но скоро поймет, что в одиночку погубит самого себя. Попробуем. Я не думаю, что он настолько вероломен. Поговорите с ним, не спрашивая ни об убеждениях, ни о вере. Для меня важно знать: придет он к нам или нет»75.

Артур фон Брауэр (Карл Людвиг Вильгельм Артур фон Брауэр [1845–1926]), баденский дипломат и политик, тоже работавший в аппарате Бисмарка76, исключает возможность того, что инициатива исходила от Койделя. По его мнению, идея назначить в консервативное министерство бывшего революционера могла прийти в голову скорее Бисмарку, а не Койделю. По другой версии, друг Бухера обратился к графу Эйленбургу с просьбой выяснить, насколько реально убежденному революционеру заняться адвокатской практикой, а тот поговорил с Бисмарком, получив исчерпывающий ответ: у него нет ни малейшего юридического опыта и его лучше использовать в министерстве иностранных дел77. Бисмарк назначение Бухера какое-то время держал в секрете, а когда о нем стало известно, многие, в том числе и король, были шокированы. Бухер писал Бисмарку: «Ваше превосходительство знают о моих национальных воззрениях, от которых я никогда не откажусь». Бисмарк ответил: «Ваши общенациональные воззрения мне слишком хорошо известны, но они мне нужны в проведении моей политической линии, и я буду давать вам работу, соответствующую духу ваших общенациональных помыслов»78.

Бухер прослужил под началом Бисмарка с 1864 года до самой смерти. Гольштейн, работавший с ним бок о бок во время Франко-прусской войны, вспоминал:

...

«Бисмарку бесцветное положение Бухера при дворе было выгодно. Он знал: Бухер понимает, что всем обязан ему. Поэтому князь Бисмарк обращался с ним, как с рабочим инструментом, использовал во всякого рода строго конфиденциальных и личных делах… Он выражал недовольство или высказывался неодобрительно о Бухере только тогда, когда считал, что Бухер не исполнил должным образом поручение. Бисмарк никогда не превращал личность Бухера и нестандартность его поведения в объект для всеобщего увеселения, как это нередко случалось в отношении Абекена… Низкорослый и чахлый, с невероятно уродливым и болезненным лицом, он (Бухер) обладал той сдержанностью, замешанной на робости и озлобленности, которой отличаются люди, теряющиеся из-за ощущения собственной неполноценности. Его непростое психологическое состояние усугублялось сильным влечением к противоположному полу, доставлявшим ему немало горьких минут… Так случилось, что в последние недели нашего пребывания в Версале, в огромном кабинете виллы Жессе я сидел между Бухером и Вагенером; человек, отказавшийся платить налоги, и основатель газеты «Кройццайтунг» почти не разговаривали друг с другом. Бухер признался мне, что, когда ему пришлось бежать зимой 1848 года, ордер на его арест, который надо было отправить по телеграфу, подписывал Вагенер. Бухеру удалось бежать только потому, что телеграф в этот день не работал»79.