Ад в очень маленьком месте - Бернард Б. Фолл

На самом деле, по мере того как битва на северо-западе укрепрайона начинала приобретать свои очертания, появились и другие признаки того, что противник, далекий от того, чтобы отказаться от над Дьенбьенфу, если не сможет взять его к 15 апреля, фактически укреплял свои позиции. Сообщения, перехваченные и расшифрованные французами, указывали, что 910-й и 920-й батальоны знаменитого 148 горного полка отзываются из Лаоса вместе с 970-м батальоном 176-го полка 316-й дивизии; все три эти батальона действовали в Лаосе в качестве «советников» местных повстанцев Патет-Лао. Зиап также приказал, чтобы 900-й батальон 148-го полка, который был сводным элитным подразделением, обеспечивающим поддержку штаба 148-го полка, выделил для несения службы в Дьенбьенфу такие дополнительные подразделения как 523-я рота связи и 121-я рота тяжелого вооружения, с ее шестью безоткатными орудиями и четырьмя минометами. Кроме того, 9-й полк 304-й дивизии получил приказ присоединиться к своему братскому 57-му полку 304-й дивизии в осадном кольце Дьенбьенфу; и наконец, Китай получил запрос о предоставлении дополнительных 720 тонн боеприпасов и одного полностью укомплектованного зенитного полка из шестидесяти семи 37-мм зенитных пушек. С тысячами отдельных резервистов, вызванных из тыловых учебных лагерей, осаждающие войска Вьетминя могли с лихвой восполнить прежние потери, даже если некоторые из нового пополнения были неопытными и часто чрезвычайно молоды.

Когда начались последние бои за взлетно-посадочную полосу, генерал Зиап все еще мог выставить по меньшей мере 35 000 бойцов на линии фронта и 12 000 артиллеристов и саперов. Французы — даже после успешных воздушных десантов в первой половине апреля — все еще имели в своем распоряжении менее 5 000 бойцов. Действительно, прибытие двух воздушно-десантных батальонов и других отдельных пополнений, сброшенных с парашютами, было слабым утешением перед лицом статистики собранной майором Гровеном для полевых госпиталей Дьенбьенфу: с 1 по 15 апреля был госпитализирован 751 раненый, из которых 310 потребовались хирургические операции, а 76 умерли. Эти цифры, конечно, не включали сотни людей, относительно легко раненых снова и снова, или тех, кто погиб на своих позициях. Что касается условий, в которых приходилось находиться раненым, что они ухудшились от просто ужасных до невыносимых, когда муссонные дожди начали просачиваться в подземные блиндажи в середине апреля. Последствия этой новой катастрофы для раненых вскоре стали очевидны — 17 апреля госпитали сообщили о первых случаях гангрены.

Но главной проблемой для Гровена была нехватка места. Подобно осьминогу, госпиталь продолжал расширяться во всех направлениях. Каждую ночь имевшиеся в распоряжении марокканские саперы 31-го саперного батальона работали, выкапывая в земле новые туннели, чтобы освободить место для раненых. Наконец, было просто некуда больше идти, кроме как в блиндажи других частей. Здесь требования госпиталя также разожгли давнюю вендетту между Лангле и французской Центральной разведывательной службой. С самого начала сражения, Лангле чувствовал, что местное подразделение Центральной разведывательной службы, 8-я диверсионная группа, стала совершенно бесполезной и ее оперативники должны быть включены в состав пехоты укрепрайона, как и авиаторы. Поскольку командир отряда, капитан Эбер, фактически не подчинялся никому в Дьенбьенфу, отвечая только перед своим руководством в Ханое и Сайгоне, Лангле был не в состоянии заставить его выполнить приказ. После этого 22 марта он направил официальную записку всем частям десантников, сообщив им, что Эбер и его отряд предпочли остаться в удобных блиндажах, а не вступать в бой. Лангле пошел еще дальше, 28 марта, будучи старшим офицером-десантником в долине, он приказал капитану Эбер (который также был из десантников) прекратить носить священный красный берет колониальных десантных частей.

Лангле, чья импульсивность была хорошо известна, был несколько несправедлив к 8-й диверсионной группе. Эбер был далек от того, чтобы быть «диванным» офицером разведки, заработав свои крылья десантника в ходе опасных заданий во вражеском тылу во время Второй мировой войны, в которых он был тяжело ранен; в результате одна нога была на семь сантиметров короче другой. Тем не менее, в октябре 1953 года он добровольно вызвался прыгнуть с парашютом на вражескую территорию в Индокитае с одним из отрядов CGMA, и был за свои заслуги произведен в рыцари ордена Почетного легиона. Теперь Лангле воспользовался возможностью раз и навсегда ликвидировать то, что он называл «государством в государстве» в лице станции Центральной разведывательной службы. Столкнувшись с настоятельными потребностями госпиталя Гровена в большем пространстве, Лангле 9-го апреля в сопровождении нескольких вооруженных десантников явился в блиндажи 8-й диверсионной группы и просто приказал горцам мео освободить их. Сначала они пытались пройти через кольцо осады противника, даже рискуя быть схваченными и замученными Вьетминем. Двое из них были убиты в ночь на 10, а еще один — в ночь на 11, в то время как многие другие, включая женщин и детей, были ранены огнем с обеих сторон. В радиосообщении своему руководству в Ханое, Эбер утверждал что «все здесь боятся Лангле» и просил поддержки. Мягкий упрек де Кастра в адрес Лангле только усилил ярость последнего против Центральной разведывательной службы, и 14 апреля Лангле фактически отправил отряд крутых иностранных легионеров в район 8-й диверсионной группы с прямым приказом очистить помещения, если потребуется, ручными гранатами.

В конце концов, потребовался прямой приказ от генерала Коньи и угроза «серьезных персональных санкций» для Лангле, чтобы оставить в покое последние остатки 8-й диверсионной группы. Но ему удалось предоставить госпиталю Гровена достаточно места в блиндажах более чем для 200 раненых, хотя этот район был отделен от госпиталя постоянно занятым участком шоссе №41, который проходил прямо через лагерь. Неутомимые саперы 31-го батальона решили эту проблему за одну ночь, выкопав траншею полного профиля через дорогу и накрыв ее деревянными балками и стальными плитами с аэродрома. Это оставило Гровена еще с одной проблемой. Постоянное расширение кладбища рядом с госпиталем (один из оставшихся бульдозеров мало что делал в относительно безопасные ночные часы, кроме как рыл огромные траншеи для мертвых следующего дня), привело к появлению огромных скользких белых личинок, которые теперь проникли в похожие на могилы галереи, где лежали раненые, и которых вскоре можно было найти ползающими по открытым гноящимся ранам. Просто не было никакого способа сдержать их, или уничтожить. В длинном списке неотложных приоритетов для сброса грузов с воздуха, медикаментам приходилось часто занимать второстепенное место по сравнению с боеприпасами и бензином.

Было просто невозможно найти место для сотен фунтов средств дезинфекции, которые требовались, когда свежая кровь, плазма и даже простые предметы, как спирт для ран, поступали в тщательно отмеренных количествах. Гровен объяснил раненым, что личинки питаются только мертвыми или гниющими костями