Седьмая вода - Галина Валентиновна Чередий

Нет, он действительно ни черта не понимал прямых и непрямых сигналов об опасности.

— У нее мать в больнице, придурок, с чего ей быть счастливой? А что касается безопасности, тут не тебе меня учить!

— Может, и не мне. Но именно я сегодня стал свидетелем явления перед Лиской одной весьма колоритной особы. Некой госпожи Зарицкой. Знакомый персонаж? — Еще какой, мля, знакомый! — И, боюсь, если бы не мое присутствие, она бы Василису с дерьмом смешала и по стенам размазала. И что-то никого, бросившегося на защиту, я не пронаблюдал.

Злость и стыд за свою нерасторопность отвесили мне душевный пинок в живот.

— Ладно. Мой косяк. Признаю. Но я его исправлю в ближайшее время.

— Слушай, Кринников, ты хоть понимаешь на самом деле, какая она?

— Ольга?

— Василиса!

— А как ты думаешь? Мы вместе выросли! Я знаю о ней все!

— Знал. О ней. Не ее.

— Послушай, умник! Я годами с нее глаз не сводил! Так что кончай тут эту словесную эквилибристику.

— Это про те годы, которые она с содроганием вспоминает?

Вот же сука! Может, в драке он противник не из самых сильных, но вот словами может все равно, что нож под ребра сунуть. И самое противное, что сейчас двинуть ему и заткнуть — это равносильно тому, что самому себе поражение нанести.

— Конечно, это совершенно не твое дело, столичная штучка, но за это я уже извинился! И если будет нужно, сделаю это еще хоть сто раз! Но, опять же, это только между мной и Василисой, а ты свой длинный нос сюда не суй! — Как же хочется двинуть ему локтем по ребрам, чтобы заткнулся, но не судьба, Сеня.

— Извинился, говоришь? А зачем вообще так делал?

— Если я скажу, что был эгоистичным безмозглым придурком, это сойдет за объяснение, неуемный ты?

— Был?

Да как же ты уже достал! Хочешь поговорить. Давай!

— Да, был. Надеюсь. — Я посмотрел на него прямо, отказываясь уже скрывать вызов. — И раз уж у нас тут пошел вечер откровений, хочу тебе сказать, гость ты наш с Севера. Я намерен сделать так, чтобы Василиса не вернулась обратно в твою Москву, так что ты лучше начинай искать себе новую подружку!

Кирилл сощурился в ответ, но скорее уж изучающе, чем в гневе.

— Ну, раз так, то я тебе тоже скажу, горячий южный парень. Василиса мне друг, человечек, любимый мною всей душой, и дорогой моему сердце как никто, а не просто подружка! Мне, конечно, очень нравится, как ты бесишься и от ревности на пену исходишь, и я бы и дальше продолжил в том же духе. Но это расстраивает Лиску до такой степени, в какой она и сама себе не признается. Поэтому избавлю тебя от страданий, хоть, как по мне, ты еще этого не заслужил, и скажу, что эту черту мы никогда не переходили, и она даже не маячит на нашем с Лиской горизонте.

Информация медленно просочилась в тот отдел мозга, которому была предназначена. Не переходили, значит. Друг все-таки. Ладно. Тело словно получило дозу обезболивающего, и мрачный, облезлый, дурно пахнущий коридор полицейского отделения показался вдруг почти милым местечком.

— Надо же, как тебя попустило! — рассмеялся Кирилл, пристально глядя на меня. Да ладно, мне, вроде, всегда удавалось неплохо управляться с тем, чтобы не демонстрировать истинных эмоций окружающим. Но, видимо, не сегодня. Да и похер.

— Но ты, Кринников, раньше времени не расслабляйся. Потому как это только первая половина моего заявления. Если за то время, пока мама Лиски не встанет на ноги, ты ни черта не сделаешь с вашими отношениями и не перестанешь доставлять ей страдания самим фактом своего существования, я приму все меры, чтобы больше у тебя такой возможности не было. И прежде чем ты сейчас даже рот раскроешь сказать мне, как я не прав, я тебе отвечу в колоритном стиле наших сегодняшних знакомцев: мне совершенно, вот прямо абсолютно, насрать на твои трудности и возможную вину Лиски в сложившейся у вас тупейшей ситуации! Она мне друг, а ты левый мужик, которого знать не знаю. И да, я вижу, что ты хочешь ее так, что аж кишки узлом, и что не переболеешь ею никогда, как и она тобой. Но считаю: если нет шанса вам добиться того, чтобы близость друг к другу не истязала обоих, то к черту такую близость! Не сможешь сделать вашу общую болячку любовью, я увезу от тебя Лиску как можно дальше и дам ей хотя бы спокойствие.

— Увезешь? Да хрен ты угадал! Не отпущу, ясно?

— И как, собственно? Как и раньше будешь окружать и давить собой? Украдешь и запрешь в каком-нибудь неприступном доме в горах? Кринников, жизнь не старая советская комедия. Поэтому тебе не передо мной нужно тут на дерьмо исходить, не гнать от Лиски всех, не создавать вокруг зону отчуждения, чтобы быть единственным на горизонте. Во-первых, это не сработает, понятно? Во-вторых, я тебе не позволю, в этом уж будь уверен. Ты же не полный мудак, я же вижу, хоть и не сокровище. Так сделай, чтобы и она это увидела!

Да что за времена такие настали! Все только и делают, что поучают, пытаются напугать и осыпают сомнительными комплиментами!

— Чтобы увидела, должна захотеть увидеть! — огрызнулся я, признавая, однако, его правоту.

— А вот это, как я уже сказал, не мои проблемы. Решай их как хочешь. Могу только немного подсказать. Лиска не вражеская территория, которую тебе нужно брать с боем. Она вообще не выносит конфликты, поэтому то, что ты столько лет вынуждал ее противостоять тебе, было для нее настоящим мучением, и, думая об этом, я хочу врезать тебе снова. Она не зверек, которого нужно приручать подачками и обманными трюками. Не капризная фифа и стерва, которой принципиально загнать тебя под каблук и самоутвердиться, поэтому даже если станешь вдруг пресмыкаться — это тоже не сработает. Единственное, что тебе поможет — это полная откровенность. Перестань трусливо прятать собственную уязвимость перед ней, как делал все эти годы, прикрываясь насмешками и агрессией. Ты же влип в нее, потонул давно со всеми потрохами, и сам прекрасно знаешь это, но все корчишь из себя черте что. Нет у тебя никакого пространства для маневров, ты причалил, все, конец! Признай сам и покажи ей правду, только так, возможно, сможешь добиться доверия.

— Показать, говоришь? Ну и что же ты предлагаешь сделать? Я пытаюсь, между