Моя купель - Иван Григорьевич Падерин

сражения. Он знал, что жители Романова, Ефросимова, Хомутовки, Юдовки свято чтят память героев битвы, бережно ухаживают за могилами погибших, но ему хотелось еще раз навестить памятные места. Быть может, и на этот раз встретится кто-нибудь из участников боев. Они хорошо помотают установить имена пока еще неизвестных героев. Чего греха таить, на этой земле осталось очень много больших и малых холмиков, и неизвестно, кто в них похоронен!

По плану, в Ефросимове, у братской могилы героев Афанасия Панарина, Петра Андриевского, Григория Придатко, Николая Рыбина, сегодня должен состояться митинг, затем выезд в Юдовку, где находился штаб юдовского, осажденного немцами гарнизона, стойкого и не покоренного потому, что в нем плечом к плечу с воинами армии отстаивали рубежи обороны почти все жители деревни. В Юдовку должны приехать гости. Об этом майор Семенец знал из сообщения курского радио: «В области гостит бывший начальник юдовского гарнизона, «комдив бессмертных» Алексей Яковлевич Очкин. Сегодня он собирается навестить дом, в котором размещался его штаб».

Перед Романово, на перекрестке двух степных дорог, майор догнал грузовик. Из кузова вылезли два человека и направились в поле по меже. Один — в клетчатой рубашке, высокий, с плащом, перекинутым через плечо; другой — среднего роста, в сером пиджаке, в шляпе, в руках не то блокнот, не то карта. Они спустились в долину и взяли курс к той возвышенности, где, как известно по документам, проходила оборона немцев в дни боев за Романово.

— Кто же это может быть? — вслух подумал майор Семенец и, обогнув пашни полевой дороги, встретил незнакомых ему людей у точки, которая была обозначена на его карте крестиком.

Здесь был немецкий дот, здесь погибли бойцы вместе с командиром взвода Афанасием Панариным.

— Здравствуйте, товарищи! — сказал майор и назвал себя.

— Здравствуйте, очень приятно! — ответил тот, что был с блокнотом, и назвал себя: — Подполковник запаса Гусев Владимир Владимирович.

Второй задумчиво посмотрел военкому в глаза и сказал:

— Гвардии капитан запаса. Моя фамилия Очкин, звать Алексеем.

Кто такой Алексей Очкин, майор знал из печати.

— Рад приветствовать на курской земле героя Сталинградской битвы.

— Вот приехал сюда вместе с бывшим инструктором политотдела нашей дивизии, — сказал Алексей Очкин. — Решили сначала побывать на месте гибели моих ребят. Мы только не знаем, где они похоронены.

— На их могиле сооружен памятник, который будем открывать сегодня, — сказал майор Семенец, еще не подозревая, что Гусев и Очкин — однополчане Панарина. — Там у нас все готово. Вот-вот должны подъехать делегации из ближних сел... И начнем. Приглашаю вас как представителей обороны города-героя на открытие. Будет очень хорошо, если кто-нибудь из вас выступит на могиле от имени героев битвы на берегах Волги.

— Спасибо за приглашение! Можно выступить, — согласился Очкин. — Прошу уточнить: Панарин был похоронен вместе со своими боевыми товарищами? Где они?

— Их останки перенесены в Ефросимово. Только по документам в той могиле значилось пять, а мы подняли четверых.

— Куда же делся пятый? — будто удивляясь, спросил Гусев, глядя на майора.

Тот ответил:

— Не знаю, пытаемся найти.

— Пятый стоит рядом с нами, — сказал Гусев и показал на Очкина.

— Простите, я что-то не понимаю! — сознался майор Семенец.

— В донесении, которое мы получили тогда из полка, — пояснил Гусев, — сообщалось, что вместе с Панариным похоронены сержант Андриевский, рядовые Рыбин и Придатко... и старший лейтенант.

Майор Семенец вдруг вспомнил рассказы местных старожилов: на этот дот, перед которым погиб Панарин, тотчас же бросился старший лейтенант, бросился с гранатой. Он был прошит пулями и пролежал там целый день, и только ночью, когда началась метель, его вытащил какой-то смельчак из местных жителей.

«Волга» остановилась перед площадкой недавно перекопанной земли. Алексей Очкин вышел из машины, снял кепку.

На большаке показались автобусы.

— Это юдовские, — пояснил майор, — едут на митинг. И нам пора. Прошу в машину.

Но они все же опоздали. Задержались на лугу, собирали полевые цветы. Когда «Волга» пересекла центральную улицу Ефросимова и выскочила к площади, там уже начался митинг. Под звуки духового оркестра с обелиска медленно спало полотно. Перед глазами собравшихся — скульптура воина с поникшей головой.

Майор Семенец вместе с гостями поднялся на постамент и стал искать глазами тех, кто в разное время рассказывал ему о комдиве — командире юдовского гарнизона. Узнают ли они его сейчас? Вот Екатерина Чернышева из села Березы, бывшая связная партизанского отряда, затем медицинская сестра полевого госпиталя, теперь учительница, работает в Курске. Она задумчиво смотрит на обелиск. Чуть в стороне от нее, ближе к трибуне, — Татьяна Ворохобина из Хомутовки. Рядом ее мать и муж. Они приходили в военкомат с письмом от Петра Ворохобина, бывшего партизанского разведчика, который просил сообщить, где похоронен командир артдивизиона, что разгромил колонну немецких танков под Хомутовкой. Делегация из Юдовки во главе с Красновой столпилась перед обелиском справа. Кто-то из юдовских, кажется, сама Мария Петровна Краснова, прочитав в газете про Алексея Очкина, говорила, что это тот самый комдив, который командовал юдовским гарнизоном.

«Вот он, здесь, приехал», — чуть не вырвалось у майора. Он почему-то вдруг заволновался, переживая за Алексея: узнают ли его? что он будет говорить?

Однако едва Алексей успел встать рядом с майором, как площадь задвигалась, закачалась. Кто-то громко охнул, будто в испуге. Алексей Очкин опустил голову, кажется, чуть нахмурился: дескать, почему так шумно. Прошла еще минута, и наступила настороженная тишина. Все подравнялись. Даже ребятишки, висевшие до сих пор на заборах и деревьях, соскочили на землю.

Сколько длилась речь Алексея Очкина — много ли, мало ли, — майор Семенец не заметил. Он еще никогда за всю свою жизнь не видел, чтобы гражданские люди, колхозники, мужчины и женщины, старики и дети, выстроились вот так, без команды, и стояли не шелохнувшись. Перед ними выступает человек, которого они называют комдивом. Они встретили его по-солдатски, по-боевому. Быть комдивом у такого народа дано не каждому, и заслужить такое право можно только честным и беззаветно преданным служением ему.

ОЧЕРКИ

Петр Чекмазов

Живет в Москве, на Таганке, внештатный пропагандист общества