Карьера подпольщика (Повесть из революционного прошлого) - Семён Филиппович Васильченко

и выйду в дверь. Таким образом, если жандармы даже будут знать, что этого фрукта убил я, то доказать этого никак не смогут: нянька покажет, что я был у тебя. Вот, говори, согласен ты на это?

Христофор был необычно возбужден и вытер синим платком с лица пот.

— В чем дело, расскажи ты толком...

— За мной следил один гусь от самой твоей квартиры до Нахичевани. Знаешь кто?

Христофор напряженно посмотрел на Гурвича, который беспокойно насторожился.

— Иван Иванович!

— Ха-ха-ха! — весело залился высокий, немного сутулый и имевший типичную внешность вожака рабочих, в роде той, которой отличаются салонные социалисты европейского легального движения, Гурвич.

— Один уже, значит, нарвался! — весело воскликнул он. — Ха-ха-ха! Вот «каллистрат», действительно.

— Как нарвался? Что это значит?

— Ха! Дело в том, что наши утопленники, Иван Иванович и Лихтер, собрались уличить вас в том, что вы хвастаетесь своей конспиративностью, и, уговорились выследить, когда вы пойдете в типографию. Вот Иван Иванович и нарвался. Он, должно-быть, подумал, что вы идете в типографию и хотел вас проследить... Они целый вечер насчет этого сговаривались. Ха-ха!

— Фу ты чорт! Свои же и отнимают время... До свидания!

— Э, Христофор,— остановил Гурвич товарища. — Вы гонять его не начнете?

Христофор досадливо махнул рукой.

— Довольно с него, что он возле Нахичеванского вокзала посидит вечер да проваландается назад верст пять. До свидания!

И Христофор исчез.

Но когда затем в один из ближайших дней он заметил, что по его следам пошел делающий хитрые маневры слежки Черный Утопленник, он уже знал, что это значит. Он беззлобно улыбнулся, купил семячек для развлечения, заставил юнца пройти за собою пол-города, вывел его на выгон почти до Камышевахинской балки и на Темерницком кладбище пропал из виду. Белого Утопленника он таким же образом заставил манежиться за Дон к шерстяным мойкам и докам. Лихтер легче других отделался, потому что Христофору окончательно уже надоело вести эту игру. Он дал себе только две минуты труда, чтобы направить юношу на ложный след, после чего направился по своим делам.

В один из ближайших дней Христофор имел случай вдоволь поиздеваться над затевавшими его изобличение каверзниками.

Он пришел к Милону, когда у последнего собралась группа друзей, пришедших, по обыкновению, чтобы порыться в имеющихся всегда у Гурвича новых книгах, посидеть за стаканом чаю, с печеньем и позабавиться над упреками угощавшей их типичной русской няни, пожилой женщины, вырастившей Гурвича и неустанно ворчавшей на беспорядок, вносимый совсем неподходящей, по ее мнению, компанией друзей ее питомца, но ради „Мили“ угощавшей даже Христофора сдобными пирожками.

Гурвич, лежа на покрытом парусиновым чехлом диване, грыз яблоко и перелистывал последний номер „Русского Богатства“.

Лихтер и Белый Утопленник, изъяснившись о том, воспитывает ли марксизм у знакомой с ним интеллигенции личное благородство, закурили и затем сообща уже они заспорили с Черным Утопленником о методах воспитания вообще. Иван Иванович разыскивал одному гимназисту понадобившееся ему изречение Маркса в „Капитале" и также курил.

— Черти! Поменьше хоть немного дымите, — оглянулся Гурвич на все более густевшие синие полосы в воздухе.— Сами скоро дышать не сможете.

Христофор, явившийся позже других, мигнул Гурвичу, поздоровался с остальными и взял со стола печенье. Выпив стакан чаю и крякнув, он вынул сверток из нескольких новых листовок и бросил их на диван Милону. Сейчас же листовки оказались в руках всех присутствующих.

Сообщники, затевавшие против Христофора каверзу, переглянулись. Заметив это, рабочий мигнул на них смеявшемуся Гурвичу.

Бухбиндер просмотрел листовку, и невольно изумляясь взглянул на других товарищей.

— Уже готова?

— Что, хорошо сделана? — спросил Христофор.

— Великолепно...

Остальные интеллигенты углубились в чтение. Иван Иванович, пробежав несколько строк в прокламации и повернув ее раза два в руке, обратился к Христофору.

— А все-таки, Христофор, по тому, куда ты ходишь от Гурвича, я теперь могу тебе сказать в каком районе находится типография...

— В каком?

— Она в Нахичевани, недалеко от вокзала, — уверенно сообщил Иван Иванович.

— Неверно! — воскликнул Бухбиндер. — Она за Доном возле доков...

— Слушай, Гурвич! Слушай! — весело мигнул Христофор. — Черный Утопленник ближе всех к истине. Бронштейн, куда вы меня проследили, когда увидели, что я иду от Гурвича?

— На Темерницкое кладбище...

— Ну вот... Кто же из вас прав? Иван Иванович посидел ночью часа два на Нахичеванском вокзале. Бухбиндер прогулялся по моим следам за Дон, Бронштейн очутился на кладбище, а где же типография?

Христофор с торжествующей усмешкой поглядел на друзей. Те растерянно переглянулись.

— А ты разве меня видел? — изумленно спросил, уверенный в своей скрытности Бронштейн.

Христофор дернул плечом и искоса посмотрел на пропагандиста.

— Хочешь скажу, каких ты папирос купил возле воздушного моста, когда поднимался к Темернику?

— Фу, ты чорт! Ты видел?

— Конечно...

— А я-то думал...

— И меня видел? — спросил, все еще не веря провалу всей затеи, Бухбиндер.

— Ну, а тебя не заметить, это же нужно быть совсем чурбаном. По тому, как ты бежел за мною, прел, потел и катился, можно было даже со стороны пожалеть тебя. Но я решил твердо отыграться на всех вас и сам ехал на лодочке через Дон да посмеивался, а ты спотыкался по шпалам на мосту. А этого дядю, — указал Христофор на Ивана Ивановича, — я заставил послушать свой разговор с извозчиком и прогуляться за город.

— Животное! — воскликнул Иван Иванович. —Все видел, все слышал и всех провел. Гурвич! Предлагаю дать ему звание всежандармского очковтирателя.

- Дьявол! — подтвердил Бухбиндер, растягивая с удовольствием это слово.

— Отмочил пулю, нечего сказать,— признал и Бронштейн, не чувствуя, однако, удовольствия от того, что оказался Обманутым.

Гурвич посмотрел на компанию сообщников и счел нужным предупредить друзей.

— Хорошо еще, что он никому не сделал хуже что-нибудь... Он Ивана Ивановича чуть было не изувечил.

И Гурвич рассказал о ночном визите к нему Христофора, когда тот прибежал после слежки неосторожного профессионала.

Легкомысленным сообщникам стала ясной другая сторона их затеи. Христофор еще больше вырос в их глазах.

Об истории этого посрамления пропагандистов было уже известно темерницким районщикам, когда Христофор явился к ним в качестве представителя от комитета.

Вследствие этого его авторитет и право на руководство всей активной группой Темерника было признано без всяких возражений.

Христофор познакомился с Семеном, Качемовым, Сократом, выпущенным вскоре из тюрьмы Ильей Сабининым и вошедшим в