Карьера подпольщика (Повесть из революционного прошлого) - Семён Филиппович Васильченко

Павленковского словаря, и только несколько Нюриных книг убеждали, что. тут живут не неграмотные люди.

— Где документы вашего брата? — спрашивал офицер Нюру, успев во время обыска убедиться в некоторой интеллигентности отстаивающей достоинство семьи женщины.

— Никаких документов я у него не видела. Они в заводе.

Плакавшую Максимовну жандармы не спрашивали. С первых же их слов ясно стало, что Матвей находится в их руках и это убивало старую женщину.

Тем больше было раздражение жандармов, когда ни в печах, ни в углах, ни в погребе, ни под крыльцом на дворе, нигде ничего подозрительного они не нашли.

Наконец, протокол был составлен, понятых жандармы отпустили. Офицер дал распоряжение на другой день Нюре притти в жандармское управление.

Еще горше заплакала мать, глядя на произведенный охранниками погром, а молодая женщина, опустив потемневшие глаза, села и тяжело задумалась, не обращая внимания на то, что ночь уже близилась к концу, и в стеклянной лампе начал потрескивать высыхающий без керосина фитиль.

Друзья Матвея, между тем, кончили свою работу даже прежде, чем жандармы приступили к обыску.

Сигизмунд указал товарищам место нахождения тюка литературы. Он вскарабкался с Качемовым и Семеном Айзманом на чердак казачьего дома. Дом этот принадлежал казаку рыбаку, проживавшему поблизости. На чердаке с давних времен валялся целый склад негодных рыбацких принадлежностей и между ними лежала порваная волокуша — сеть, при помощи которой ловят рыбу, перегораживая сразу всю реку. В комьях этой волокуши и лежало тяжелое, пуда в два, заделанное в мешковину сокровище Матвея.

Мастеровые извлекли его из-под сетей.

— А что дальше будем делать с ним? — спросил Качемов.

— Повезем ко мне на квартиру, — сказал Семен.

— Как повезем? — удивился, раскрыв глаза, Качемов.

— На лодке? — догадался Сабинин, поняв зачем сметливый Айзман утащил весла с крыльца у сестры Матвея.

— На лодке! — подтвердил Семен.— До берега отсюда десять шагов. Незаметно выберемся, сопрем чью нибудь лодку, на берегу их сколько угодно, и айда.

— Чудеса! Понес на берег!

— Понес! Туши лампу! Закрывай дверь!

Осиротелая квартира Матвея, в которой хозяйничала

молодежь, быстро опустела. Компания, как шайка контрабандистов, направилась по над заборами к берегу. Через минуту освещенная луной река развернулась перед ними холодным серебром своего невозмутимого покоя и сумеречного величия, и все товарищи вместе увидели на берегу несколько привязаных лодок.

Сабинин, любивший кататься, быстро осмотрел одну, другую и, не теряя времени, подставил под один каюк спину, чтобы сдвинуть его с песка в воду. Сигизмунд и Семен схватились за борта, помогая ему, в то время как Качемов бросил на корму тюк. Лодка двинулась и всплыла на воду. Не разуваясь, не задумываясь, мастеровые оттолкнулись с лодкой от берега, вымочив штаны и набрав в обувь воды, и быстро поплыли.

Качемов и Сигизмунд сели на „бабайки“. Сабинин, увидев, что без руля лодка идет неровно, сорвал с одного из сидений доску и начал на задке править ею, помогая гребцам.

— Куда, в город? — спросил он шопотом Семена.

— Переедем сперва на ту сторону, а там по разливу поплывем до железнодорожного моста. Возле моста лодку бросим, а сами в город.

— Правильно. Меньше всего будет подозрения, — сказал Качемов. — Там постоянно доковые рабочие и ночью ходят через мост.

Лодка понеслась от станицы через реку, которая разлилась благодаря половодью далеко за пределы своего русла. Никому в голову не могло притти в неискушенной политикой станице, что в маячащей на серебряной глади реки лодке несколько крамольников увозят от обманутых жандармов то, что больше всего охранителям порядка нужно было и чего им не удалось найти только потому, что изобретательная мастеровщина ловко ввела их в заблуждение.

Айзман с чувством величайшего торжества по поводу того, что ему с товарищами удалось избавить Матвея от убийственной для него улики и, опередив охранников, запастись для района литературой, сидел теперь на лодочной скамье и любовался спокойной красотой весенней ночи. Он опустил через борт каюка в воду руку и начал плескаться в ней, развлекаясь падением брызг и струй под пальцами. В ночной тишине речной пустыни только чмокали в такт журчанью воды под лодкой весла да скрипели уключины. Каюк все дальше уходил к городу.

Как раз в это время по пересекавшей станицу линии железной дороги от города прошел поезд. В одной из перегородок вагона третьего класса под. охраной жандармов сидел девятнадцатилетний юноша. Когда поезд приблизился к центру станицы, юноша приподнялся и с мимолетным возбуждением взглянул через окно на мелькавшие пятна домиков и садов, мысленно прощаясь со всем, с детства ему знакомым в станице.

Этот конвоируемый жандармами юноша был Матвей.

Тюрьма в Ростове была уже переполнена политическими. Кроме того, охранное отделение к этому времени получило согласие на предание демонстрантов военному суду, который решено было назначить не в Ростове.

Матвей, поэтому, будучи арестован в качестве участника демонстрации, с первым же поездом был отправлен в соседний с Ростовом Таганрог. Его товарищи, неведомо для него спасавшие его от улик, не подозревали об этом обстоятельстве.

* *

*

Семен Айзман стал во главе районной подпольной работы. От комитета для руководства районной организацией был назначен член комитета, рабочий Христофор.

Большим мастером в подпольных делах и бесподобным конспиратором был этот Христофор. Он сидел уже несколько раз в тюрьме, но, будучи арестуем всегда без улик, каждый раз безрезультатно для жандармерии освобождался. Свой конспираторский опыт он получил частью от членов группы „Рабочего Знамени“ сумевшей воспитать кое-где на юге и в Западном крае преданных борцов из отдельных рабочих перед самим возникновением социал-демократических организаций, частью он его развил, подвергаясь постоянному преследованию жандармов, не спускавших с него глаз после первого же ареста. Несколько лет поднадзорного существования с переселениями из одного города в другой и закаленная преследованиями преданность делу своего класса превратили ординарного по виду мастерового в активнейшего революционера, который, однако, не делал ни одного непродуманного шага и каждое свое сношение с членами организации забронировывал какими-нибудь предупредительными мерами против возможности обнаружения их сыщиками. Высокий и подвижной, в неуклюжей фуражке на голове, он, шагая торопливой развалкой, перекрещивал в один вечер по нескольку раз город, делая вид, что чем-то очень занят, куда-то спешит, ни на что не обращает внимания; в самом же деле видел всегда все, что ему нужно было, не только перед собой за несколько кварталов, но и сзади себя.

Он приехал в Ростов незадолго перед демонстрацией и немедленно поступил слесарем в завод „Аксай".

Так