Последний дозор - Сергей Лукьяненко

Тигренок стояла в пяти шагах от меня.

Их было много. Очень много тех, кто стоял и слушал мой разговор с Мерлином. Игорь Теплов и Алиса Донникова — они были рядом, они держали друг друга за руки, но в лицах их не было счастья. Девочка-оборотень Галя спрятала глаза. Мурат из самаркандского Дозора смущенно помахал рукой. Темный, когда-то убитый мной, сброшенный с Останкинской башни, смотрел на меня без злобы и раздражения.

Их было очень много. Деревья мешали увидеть, сколько их тут есть. Но если бы не лес, они бы стояли до самого горизонта. Вперед пустили тех, кого я знал.

— Помню, Тигренок, — сказал я.

Во мне больше не было ни страха, ни злости. Только печаль — тихая и усталая.

— С виду они как настоящие, — сказала Тигренок и улыбнулась. — Только вот радости от них никакой…

— Ты хорошо выглядишь, — пробормотал я, чтобы хоть что-то сказать.

Тигренок задумчиво оглядела свою накидку из тигриной шкуры. Кивнула:

— Я старалась. Ради встречи.

— Привет, Игорь! — сказал я. — Привет, Алиса!

Они кивнули. Потом Алиса сказала:

— А ты молодец. Силен. Только не зазнавайся, Светлый! Тебе ведь помогал сам Мерлин.

Я оглянулся на старика.

— Иногда, — деликатно сказал Мерлин. — Ну… возле этой вашей диковинной башни. И еще когда ты дрался с оборотнем в лесу… И совсем немного…

Я его уже не слушал. Я озирался в поисках того, чьи слова мне были важнее всего.

Костя оттолкнул Иного, за чьей спиной стоял, и вышел мне навстречу. Пожалуй, из всех присутствующих он выглядел и лучше, и одновременно нелепее всех — на нем были обрывки космического скафандра, когда-то белого, а сейчас почерневшего и прожженного в нескольких местах.

— Привет, сосед, — сказал он.

— Привет, Костя, — ответил я. — Я… я давно хотел тебе сказать. Прости.

Он поморщился:

— Да брось ты свои светлые замашки… чего прощать-то… Честно дрались, ты честно победил. Все в порядке. Мне-то надо было сообразить, что ты не от страха Щит ставишь…

— Все равно, — сказал я. — Ты знаешь, ненавижу свою работу. Я стал винтиком… деталью машины, которая не знает пощады!

— А как с нами иначе-то? — Костя вдруг улыбнулся. — Перестань… Ты… это… отца прости. Если сможешь. Он таким не был.

Я кивнул:

— Постараюсь. Попробую.

— Скажи, что мы с мамой его ждем. — Костя помедлил и твердо добавил: — Здесь.

— Я скажу, — отыскивая взглядом Полину, пообещал я.

Костя вдруг сделал шаг вперед, неловко пожал мне руку — и отступил.

И за тот крошечный миг, пока наши ладони соприкасались, я почувствовал, как его холодная рука стала теплой, кожа вспыхнула розовой краской, а в глаза вернулся блеск. Костя стоял, пошатываясь, и смотрел на свою ладонь.

А мою ладонь жег леденящий холод…

Строй Иных дрогнул. Они медленно, непроизвольно двинулись ко мне. В глазах их была жажда и зависть — у всех, даже у Тигренка, даже у Игоря, даже у Мурата…

— Стоять! — закричал Мерлин. Метнулся, встал между мной и ушедшими Иными, высоко поднимая руки. Я заметил, что он старательно огибает меня, чтобы не коснуться. — Стойте, безумцы! Минуты жизни… это не то, чего мы хотим, не то, чего мы ждали!

Они остановились. Смущенно переглядываясь, отступили. Но в глазах их по-прежнему горел голодный огонь.

— Уходи, Антон, — сказал Мерлин. — Ты все понял и ты знаешь, что нужно сделать. Иди!

— Мне не пройти, там «Последний Дозор», — сказал я. — Если только твой голем их не остановит…

Мерлин посмотрел куда-то сквозь меня. И вздохнул:

— Голем мертв. Оба голема мертвы. Жаль… я порой выходил на пятый слой поиграть со змеей. Но она тоже тосковала.

— Вы сможете проводить меня? — спросил я.

Мерлин покачал головой:

— Немногие из нас способны выйти даже на пятый слой. Достичь первого могут лишь единицы, и то мы там беспомощны.

— Я же не пройду мимо них, — сказал я. — А напрямую… на седьмой слой тоже не смогу.

Мы улыбнулись друг другу.

— Тебе помогут, — сказал Мерлин. — Только сделай все правильно, прошу тебя.

Я кивнул.

Я не знал, получится ли. Я мог лишь постараться.

А в следующий миг воздух рядом со мной завибрировал, будто что-то, кипящее от избытка Силы, прорывало Сумрак. Какие слои… какие расстояния… что это значило перед лицом этой звенящей от осознания себя Силы?

Надюшка шагнула на траву. Взмахнула руками, не удержала равновесия и плюхнулась на попу, глядя на меня.

— Вставай, — сказал я строго. — Сыро.

Надя вскочила, отряхивая вельветовый комбинезончик, и затараторила:

— Меня мама научила в тень ходить! Это раз! А еще там обезьяна со змеей дрались и друг друга победили! Это два! Два дядьки и тетенька смотрят на змею и ругаются очень плохими словами! Это три! И мама велела, чтобы я тебя немедленно привела ужинать! Это четыре!

Она запнулась, обнаружив вокруг себя целую толпу. Смутилась, опустила глаза и голосом вежливой девочки пробормотала:

— Здравствуйте…

— Здравствуй. — Мерлин присел перед ней. — Ты Надежда?

— Да, — гордо сказала Надя.

— Я рад, что тебя увидел, — сказал Мерлин. — Отведи папу домой. Только не сразу домой, вначале назад, к людям. А потом домой.

— Назад — это вперед? — уточнила Надя.

— Верно.

— Ты похож на волшебника из мультика, — подозрительно сказала Надя. На всякий случай попятилась ко мне и взяла за руку, что явно придало ей уверенности.

— Я и был волшебник, — признался Мерлин.

— Хороший или плохой?

— Разный. — Он грустно улыбнулся. — Иди, Надежда.

Опасливо поглядывая на Мерлина, Надя спросила меня:

— Пошли, пап?

— Пошли, — сказал я.

Обернулся, кивнул Иным, которые молча смотрели на нас. С грустью и ожиданием. Вначале, прощаясь, подняла руку Тигренок. Потом Алиса. И вот уже нам махали вслед все… прощаясь навсегда.

И когда моя дочь, только что инициированная Абсолютная Волшебница, сделала шаг вперед, я шагнул вслед за ней. Держась за ее руку, чтобы не потеряться в бушующем вихре Силы, завершившем свой круг и возвращающемся в наш мир.

Потому что Сумрак, конечно же, бесконечен, как бесконечно любое кольцо.

Потому что тепло человеческой любви и холод человеческой ненависти, бег зверей и полет птиц, трепетание крыльев бабочки и рост пробивающего землю зерна не уходят бесследно. Потому что всемирный поток живой Силы, от которого жадно отрывают свои крохи паразиты вроде синего мха и Иных, не исчезает бесследно — а возвращается в ждущий возрождения мир.