Последний дозор - Сергей Лукьяненко

А Завулон? Да, конечно, такой, какой он есть сейчас, — Завулон никого не любит. Но разве могло так быть всегда? Когда-то он был ребенком, таким же, как все, только обладающим потенциалом Иного. Так случилось, что он ступил на дорогу Тьмы. Но не мог же он никого и никогда не любить! Даже Темные это умеют… даже злые и бессердечные вроде Алисы Донниковой…

Интересный расклад. А ведь и Гесеру, и Завулону в принципе действия «Последнего Дозора» на руку! Любого хоть сколько-нибудь старого Иного должна радовать идея возвращения ушедших.

Хотя, конечно, они никогда не смогут признать это открыто.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Стюардесса разнесла по салону обед. Мне опять был предложен коньяк, но я отказался. Хватит, в Эдинбурге надо быть в форме.

Эдгар за спиной ел с аппетитом. Геннадий задумчиво ковырялся вилкой, выбирая кусочки мяса. При взгляде на него у меня начисто пропало желание есть мясо. Я с трудом заставил себя съесть салат и кусочек сыра. Даже обидно, что все оказалось вкусно. Надо было попросить вегетарианский обед.

Саушкин достал из кармана фляжку. Открутил пробку, глотнул. Спрятал фляжку, демонстративно облизнул испачканные темным губы.

— Знаешь, Эдгар, одна вещь меня удивила, — негромко сказал я. — Ты вроде как всегда был нерасположен к кровососам. А уж к вампирам, нарушающим Договор… И ты снял знак регистрации с преступника?

— Успокойся, Антон, — миролюбиво сказал Эдгар. — Что Гена Светлых на бульваре порвал — так он защищался. В Эдинбурге… ну, нехорошо вышло. Но это тоже была в каком-то смысле самозащита. Гена ведь даже не выпил парня, неприятно ему было Костиного друга пить, он всю кровь вылил…

— А как же он достиг Высшего уровня? — спросил я, глядя на Геннадия.

Вампир едва заметно приоткрыл рот, выпуская клыки. Покачал головой.

— В записях его сына остался рецепт «Коктейля Саушкина», — сказал Эдгар невозмутимо. — Да, Гена возвысился незаконно. Но ему не пришлось для этого убивать людей…

— Уверен? — спросил я, глядя на Геннадия. Клыки у него выдвигались все дальше и дальше. Интересно, что будет делать Кот Шредингера, если меня попытаются укусить сквозь его пушистое тело?

— Что не так? — Эдгар протянул руку и крепко взял Геннадия за плечо. — Я чего-то не знаю о своем соратнике?

— Он врет, — сказал Геннадий. — Он пытается нас поссорить.

— Не думаю. — Эдгар по-прежнему держал вампира за плечо. И, похоже, уже прилагая к тому некоторые усилия. — Ты разволновался, Гена. Успокойся.

— Я совершенно спокоен, — процедил вампир.

— Ты убивал людей? — невозмутимо спросил Эдгар. — Никакого рецепта коктейля, отправленного тебе сыном по электронной почте, не было?

— Убивал, — сказал Геннадий. Снова достал фляжку, встряхнул. — А рецепт был! Вот он, коктейль Костин. Не смотрел я почту, не до того мне было! Весной письмо прочитал, только ни к чему уже было… И что теперь?

— В его квартире нашли полсотни выпитых тел, — пояснил я. — Думаешь, чего сегодня Дозоры на ушах стоят? Гену теперь свои же порвать на клочки готовы, они на пять лет без лицензий остались.

— Это Гесер поскромничал, — заметил Эдгар. — Я бы на его месте десять лет требовал. Обидно. У меня были подозрения на этот счет. Обидно! Геннадий, так не поступают! Мы же одна команда!

— Мы остаемся одной командой? — спросил Геннадий.

Эдгар вздохнул:

— Да. Сделанного не воротишь… Зачем ты это делал?

— Откуда мне было знать, что вы на меня выйдете? — вопросом ответил вампир. — Я хотел отомстить Антону. А как может слабый вампир отомстить Высшему? Мне пришлось качаться. Он сам во всем виноват!

Я подумал, что это оправдание никогда не исчезнет из обихода. Не только сил Тьмы, а еще и самых обычных человеческих подонков.

Он сам во всем виноват! У него была квартира, машина и дорогой мобильный телефон, а у меня — три рубля, хронический алкоголизм и похмелье каждое утро. Потому я и ждал его в подворотне с кирпичом, гражданин начальник… У нее были длинные ноги, семнадцать лет и красивый парень, а у меня — импотенция, порнографический журнал под подушкой и рожа как у гориллы. Как я мог не накинуться на нее в подъезде, когда она вошла, напевая, с губами, горящими от поцелуев… У него была интересная работа, командировки по всему миру и хорошая репутация, а у меня — купленный диплом, мелкая должность под его началом и хроническая лень. Только поэтому я подстроил все так, чтобы его обвинили в растрате и выгнали из фирмы…

Они все одинаковы — что люди, что Иные, жаждущие славы, денег, крови, обнаружившие, что самый короткий путь — это всегда путь темный.

Им всегда кто-то мешает и всегда кто-то в чем-то виновен.

Наверное, когда Геннадий Саушкин хотел спасти своего умирающего сынишку, он действительно желал добра. Не всей душой, конечно, у него уже не было души. Но разумом и сердцем он не хотел смиряться с его смертью. Так же, как не хочет смиряться сейчас. И темный путь оказался так прост и так близок…

Он долго еще балансировал на самой грани, если у вампира еще остается эта грань. Он не убивал. Он даже старался быть честным и добрым, и у него получалось. Даже Костю он смог воспитать почти человеком.

Но короткие дороги тем и отличаются от длинных, что на них взимают плату за проезд. И на темных дорогах очень любят объявлять цену в конце пути.

— Ты удовлетворен его объяснениями? — спросил я.

— Я огорчен, — ответил Эдгар. — Но тут уже ничего не исправишь.

— Есть вещи, которые исправить нельзя, — согласился я.

А про себя добавил: «Но есть и те, которые исправить можно».

Стойка сумеречного таможенного контроля в Эдинбурге пустовала. Лежали какие-то бланки и даже поисковый амулет, светящийся ровным молочно-белым светом: последним тут прошел Светлый. Дежурных не было. Или дежурного? Вряд ли тут много работы…

В Сумрак меня втянул Эдгар. Я по-прежнему не мог применять магию, на шее беспокойно ворочался и временами выпускал коготки проклятый шредингеров Кот. Я посмотрел разок на Геннадия — и отвернулся. Тот еще видок. Что там Завулон говорил про человеческих детей, играющих в вампиров? Им надо показывать, как по-настоящему выглядит вампир. Источенные язвами щеки; землисто-серая кожа; мутные и пустые белесые глаза, похожие на сваренные вкрутую яйца, с которых содрали скорлупу.

Мы прошли мимо стойки, свернули куда-то в служебный коридор сквозь закрытую в реальном мире дверь. Зашли в небольшую комнату, то ли скудно меблированную бытовку, то ли склад для отслужившей свое, но еще не списанной рухляди: кресла со свернутыми спинками и сломанными ножками, стеллажи с какими-то пыльными коробками и банками, рулоны ковролина мрачной окраски.