Последнее приключение странника - Аньес Мартен-Люган

На первых порах он замкнулся в глухом молчании – достаточно пугающем, надо заметить, – и неотрывно следил за нами. Эрин, Лу и Мило с трудом выносили его тревожные взгляды и бесконечные вопросы о том, что они делают, куда идут. В конце концов я увез его на выходные к моим родителям, чтобы выдернуть из повседневной рутины, забрать подальше от матери, брата и сестры. Он был болен своим беспокойством за близких. Нам пришлось силой усадить его в машину. Всю дорогу он еле сдерживался и без конца твердил, что мы не должны были оставлять их одних, без нас. Отца и брата я заранее предупредил. Стоило нам приехать, они заставили его работать как каторжного. Ему было ужасно тяжело, с него градом катил пот, он стискивал челюсти, боролся с собой и с нами, а я запрещал себе вмешиваться, успокаивать его, утешать и защищать. И Улисс сдался. Он расшвырял все, что попалось под руку, и закричал о своем горе, ужасе и смятении. Мои родные тихо удалились. Я обнял его. Он долго-долго молотил кулаками по моей груди, а потом обмяк и горько зарыдал, изливая все свои слезы. Он умолял меня никогда не бросать его. Я твердо ему это пообещал. После этого Улисс становился спокойнее с каждым днем. Мы никогда не обсуждали с ним этот эпизод.

Под водой Лу далеко не уплывает. Она постоянно ждет от меня подтверждения, что все в порядке. Часто ее ладонь хватается за мою. Я улыбаюсь ей из-под маски. Тогда она делает большой глоток воздуха, мотает головой и отпускает меня. В отличие от старшего брата, Лу с самого начала много говорила и много плакала. Эрин просиживала целые ночи рядом с дочкой, стараясь ее успокоить. Она страдала не только из-за смерти отца, но и мучилась виной за то, что не узнала его, когда он ненадолго очутился рядом с ней. Она с болью сознавала, что забыла отца задолго до его смерти. Однажды мы были с ней дома вдвоем, и она попросила прочесть вместе с ней письмо Ивана. Мы прочли его, и она снова заплакала.

– Ты был с ним на Реюньоне… ты последним общался с ним. Ты действительно считаешь, что он не обиделся на нас за то, что мы не обратили на него внимания? Или он не написал об этом, чтобы не огорчать нас?

– Я в этом не сомневаюсь… Твой отец никогда не был так уверен в себе, как в те минуты, когда писал вам это письмо. Он действительно хотел, чтобы вы были счастливы. Он так и сказал мне, когда я был с ним за несколько часов до того, что случилось.

Она прижалась ко мне, громко и облегченно вздохнула. Я ощутил, как ее тело понемногу сбрасывает напряжение.

– Думаю, он был бы рад, если бы узнал, что ты с нами, – предположила она после долгого молчания. – Когда к тебе вернется твоя улыбка, Гари?

– Скоро, Лу… вот увидишь.

Я поцеловал ее в голову. Расставаясь со своим горем, Лу обостряла мою печаль, мое беспокойство за Эрин и ощущение, что я занимаю место ее отца не совсем по праву.

Эрин редко ныряла в море вместе с нами. Она оставляла нас вчетвером. Смотрела, как мы покидаем дом, проходила с нами несколько метров в компании Дус и посмеивалась над нами, обвешанными снаряжением и возбужденными в ожидании погружения. Если она вдруг решала поплавать под водой, то предпочитала делать это наедине со мной. Тогда дети отходили в сторону и говорили, что им неохота нырять. Эрин переживала гибель Ивана, не навязывая детям свою боль и не делясь с ними его последними откровениями. Она была рядом с ними в каждое мгновение, при каждом взрыве гнева, при каждой слезинке. Но из ночи в ночь она внезапно просыпалась, дрожа из-за кошмаров, содержание которых она от меня скрывала. Мне она ни в чем не признавалась, однако иногда разговаривала во сне. Она изредка произносила мое имя, но в основном я слышал, как она стонет, вспоминая Ивана, иногда она просила его вернуться, иногда – оставить ее в покое, но так или иначе она все время звала его. По утрам она просыпалась измученная и прятала от меня глаза. У нас с ней остались лишь две темы общения: дети и пепел “Одиссеи”. И вот наступила ночь, которая возвратила нас друг к другу. В этот раз я забыл о своем обещании будить ее, если покидаю постель. Эрин спала почти спокойно, а я страдал от очередной бессонницы. Я так и не простил себе, что не бросился за ним в пламя и не сумел ему помочь. Я чувствовал себя виноватым и потому, что злился на Ивана за его попытку разрушить то, что мы только что начали создавать. Неужели он отнял у меня мой второй шанс в отместку за украденную мной свою собственную жизнь, от которой он отказался? Я сидел в гостиной, погруженный в мрачные мысли, как вдруг услышал душераздирающий крик Эрин. Я не успел даже вскочить, когда она сбежала по лестнице, громко зовя меня:

– Гари! Гари! Ты ушел! Ты оставил меня!

Она кинулась ко мне и стала молотить меня кулаками, как это раньше сделал ее старший сын.

– Ты меня бросил!

Я схватил ее за руки.

– Нет! Я тебя не бросал, я был здесь, совсем рядом. Мне не спалось…

– Ты не должен! Ты мне обещал!

И тут я в свою очередь сорвался:

– Эрин, я больше не могу каждую ночь слушать, как ты его зовешь!

Она отшатнулась, ее душили слезы.

– Я понимаю, какой ужас вы переживаете, ты и дети. Вы его потеряли! Но я оставил его подыхать, а я здесь, с вами.

– Он сам выбрал смерть! Твоей вины тут нет!

– С того дня ты больше со мной не разговариваешь… Что я должен делать, как себя вести? Я бессилен тебе помочь. Я тоскую по тебе. И боюсь, что это он… что ты продолжаешь ждать его…

– Прости… прости… ты ошибаешься… Я отдалилась от тебя, потому что меня преследует страх, что из-за всего этого ты уйдешь… Из-за нас ты уже много месяцев живешь в аду. Он подкарауливает меня в кошмарах, потому что я знаю, что он хотел убить тебя. Ты заслуживаешь лучшего, чем мы, чем я.

– Не смей так говорить! Я люблю тебя, люблю детей больше всего на свете. Я готов жить с призраком Ивана, ведь он отец твоих детей, он был