Пятая колонна. Made in USA - Евгений Александрович Толстых

о великих свершениях взялись исполнить Феофан Прокопович, епископ Псковский, и учитель царевича Алексея Петровича, барон Гюйсен (Гизен). Как и в случае с Шиллингом, официальные материалы поступили в распоряжение авторского коллектива, о чем свидетельствует подписанная самим Петром записка от 1714 года: «Журналы все отдать Гизену».

Казалось бы, теперь История Петра I выйдет, наконец, в свет. Но не тут-то было: «Искусный проповедник, ученый богослов, Феофан был вовсе не историк. От того, описывая сражения, он впадал в неизбежные ошибки; притом же работал с очевидной поспешностью, на скорую руку, делал пропуски, которые хотел дополнить впоследствии…». Епископу было непросто осилить литературные экзерсисы, епископ попросту не просыхал от многодневных монарших попоек. Труд Гюйсена тоже не вышел из печати: «Барон Гюйсен, имея в руках подлинные журналы походов и путешествий, ограничился выписками из них до 1715 года, без всякой связи, впутывая в исторические события многия мелочи и дела посторонния» (Н. Устрялов, русский историк).

Не правда ли, все выглядит весьма странно? Петр жаждет увидеть заветный труд, поручает его написание доверенным специалистам, открывает доступ к архивам, но… проходят годы, а Истории как не было, так и нет.

И тогда Царь сам берется за перо. Но и здесь затея терпит фиаско по той простой причине, что Романов до конца своих дней не мог похвастать знанием русского языка и с трудом управлялся с правописанием. У нас будет возможность поразмышлять, почем на престоле оказался попросту полуграмотный человек, а пока пойдем дальше.

Последняя неудачная попытка написания прижизненной хронологии «дел Петровых» была предпринята царским секретарем Макаровым. Составленная им история приняла вид скорее журнала военных действий и царских походов. Спустя 4 года после начала работы, Макаров представил Историю императору. Петр прочитал все сочинение с пером в руке, и не оставил в нем ни одной страницы неисправленною. Вернул автору он и второю редакцию. Третья и четвертая также не имели успеха.

Все, что осталось от трудов Макарова – это небольшие отрывки, полностью отредактированные неким редактором, якобы по бумагам самого Петра. Но с изданием даже такого долгожданного произведения почему-то не торопились, сомневаясь в достоверности фактов.

Итак, ЕДИНСТВЕННЫМ прижизненным трудом по историографии Петра I является многократно редактированный документ князя Щербатова. Сегодня он выдается за, якобы, собственноручно написанный совместно с Макаровым «дневник Петра Великого». Хотя никаких доказательств участия Петра или Макарова в составлении Журнала нет! Но если бы Макаров действительно написал сей журнал, а Петр его исправил, то почему случилась такая задержка с изданием?! Уж, наверное, преподнесли бы государю экземпляр в красочном золоченом переплете, с учетом всех царских правок и указаний. Однако первое издание появилось лишь во времена Екатерины Второй, через 45 лет после смерти самого Петра.

Екатерина I по восшествии на престол вызвала из ссылки барона Шафирова и поручила ему описать прежде всего жизнь и деяния Петра от рождения до начала Шведской войны. Шафирову открыты были материалы, назначены помощники, отведен особый дом. Но едва пронырливый еврей выхлопотал себе, как говорят сегодня, «под этот проект» место президента Коммерц-коллегии, сразу пустился в торговые спекуляции и не написал ни строки; по крайней мере в архивах нет и следов его работы. Вот такая «история». Вернее, ее отсутствие. При наличии монаршей воли, как утверждают – «документальных» источников и, конечно, средств в неограниченном количестве!

После смерти Екатерины о желании Петра написать Историю своего царствования все разом позабыли. О величайшем Преобразователе и Светоче Просвещения никто из его современников и ближайших родственников вспоминать не хотел. Почему? Кто много знает, с того много и спросится? Вплоть до плахи?

Следующим, решившим исправить этот пробел и осуществить, наконец, волю Петрову, выступила его внебрачная дочь Елизавета. Новый «историк» тут же сыскался и исполнил заказ Императрицы. Аккурат в год восшествия наследницы на престол, придворный служащий Петр Крекшин поднес августейшей дочери заветную историю о её великом отце. Существует легенда, якобы Крекшин был современником Петра и двадцать лет писал мемуары. Но не издал. А как раз к 1742 году по запросу Елизаветы Петровны закончил. Лучше б он этого не делал. Николай Васильевич Татищев так отозвался о сем авторе: «Новгородский баснословец Крекшин… Свое незнание в истории многими обстоятельствы обличил». Первый подлинно русский историк Татищев прекрасно понимал, что писать ПРАВДУ о Петре Первом было НЕЛЬЗЯ, но и писать неправду не хотел. Не хотел и другим не позволял. Именно поэтому Татищев не написал по истории Петра НИ СЛОВА, хотя казалось бы…

Складывалось впечатление, что масштаб тайны, сокрытой в биографии последнего Романова (а именно им считают Петра Первого), заставлял современников, в эту тайну посвященных, хранить ее даже после смерти не только самого Царя, но и его ближнего круга. Мало того, дальнейшие события показали, что разглашение деталей царствования русского монарха очень нежелательно для правящих домов Европы.

Когда в мир иной ушли все современники петровских событий, Елизавета решилась заново издать Историю. Для этого позвали самого… Вольтера!

Сообщили ему материалы, извлеченные из архивов, частично в подлинниках, частично в переводах Тауберта, Миллера, Штелина. Послали «аванс» в виде ценной коллекции русских медалей, дорогие меха, и ровно через год (в 1761), вместо ожидаемой полной и подробной Истории Петра, получили от него в одной небольшой книге: Histoire de I`Empire de Russie sous Pierre le Grand, par l`auteur de l`histoire de Charles XII. Изумленный граф Шувалов спрашивал автора, почему тот не воспользовался сообщенными ему материалами, не поместил многих подробностей и для чего исковеркал почти все имена собственные? Вольтер отвечал: «Я не привык слепо списывать со всего, что мне присылают; у меня есть свой взгляд и свои достоверные материалы: что же касается до упрека в искажении имен собственных, то кажется, его делает мне какой-нибудь немец». Почему Вольтер гневно отозвался о неких «немцах»? Да потому что, во-первых, именно с 1761 года и начинается усиленное составление русской истории немецкими «русскими» историками Байером, Таубертом и Миллером. А во-вторых… Ну, не будем опережать события.

К этому времени (1761 год) почти все очевидцы петровских событий отправились к праотцам, вместе с любителем исторической правды Татищевым. Теперь можно было слагать о Петре все, что душе угодно. Главное, чтобы было красиво и безопасно. Для того и пригласили французского виртуоза пера Вольтера. Но романовские «романисты» просчитались. Один из столпов эпохи Просвещения, несмотря на большой гонорар и любезно предоставленные Миллером «правильные» документы, писать по ним отказался. У него были свои источники, в корне противоречащие немецким фальшивкам. Более того, сами взгляды на историю серьезно отличались от заказных…И как знать, может быть,